Пять дней делили землю. На этот раз работа велась очень тщательно. Собрание внимательно выслушивало желание каждого бедняка. Принимались, конечно, во внимание и происхождение, и заслуги.
Го Цюань-хай сидел, безучастно покуривая свою трубочку. Старика Суня это обеспокоило. Он считал себя лучшим другом Го Цюань-хая и ответственным за его судьбу.
— Председатель Го… — зашептал возчик, — чего же ты сидишь, словно мертвый? Скажи им, какой участок тебе нравится, не то подсунут какую-нибудь дрянь… Как ты тогда жениться будешь? Надо и о детях подумать…
Го Цюань-хай не ответил. Он думал сейчас о том, чему его учил Сяо Сян: коммунист должен служить народу и помышлять об общественном, а не о личном благе. Го Цюань-хай был целиком согласен с этим. Он понимал, что отвечает за всю деревню. Если работа будет хорошо налажена, каждый получит то, что он хочет, и если всем станет хорошо, то и ему, руководителю деревенской бедноты, будет тоже хорошо. Ведь интересы всего народа — это и его личные интересы. Иных интересов у него нет и не должно быть…
А старик Сунь рассуждал по-другому: плодородной земли за южными воротами ему все равно не видать. Эта язва старичок Чу и этот зубоскал Чжан Цзин-жуй его даже близко к ней не подпустят. Так пусть уж она достанется Го Цюань-хаю, тем более, что Го Цюань-хай — его закадычный друг и вообще человек, достойный всяческого уважения. Кроме того, и ему, старику, тут что-нибудь да перепадет, хоть какой-нибудь початок зеленой кукурузы.
Старик, кряхтя, забрался на кан и что было силы закричал:
— Тише вы! Сейчас наш председатель Го будет выбирать себе землю!
Люди сразу притихли.
— Он больше всех нас потрудился, — заговорили старики. — Ему во всем и первое место положено…
— Правильно! — ответило несколько голосов. — Пусть скажет, какая ему земля больше нравится.
— Ему… то есть нашему председателю Го, больше нравится за южными воротами, там где раньше были владения Хань Лао-лю! — вкрадчиво заговорил возчик.
— Да не слушайте вы старика, — поднял голову Го Цюань-хай. — Выбирайте себе. Я потом.
Но все наперебой принялись настаивать, чтобы председатель взял себе эту землю.
Го Цюань-хай задумался. Когда он был батраком Хань Лао-лю, он работал именно на этих полях, за южными воротами. Земля там действительно хорошая. И старик Сунь в конце концов прав.
Го Цюань-хай встал и поклонился, глубоко тронутый вниманием односельчан:
— Спасибо, земляки, спасибо, братья! В благодарность за ваше доброе отношение даю вам слово еще больше и еще лучше работать для общего блага.
Новый передел земли удовлетворил всех. Едва кончилось собрание, крестьяне рассыпались по полям ставить вехи. Ли Всегда Богатого завалили заказами. Он разжег свой горн и всю ночь громыхал молотом, выковывал лемехи для плугов и мотыги…
А во дворе крестьянского союза, за высокими стенами бывшей помещичьей крепости, стояла тишина.
Сяо Сян сидел один в большой опустевшей комнате. На душе у него было легко и радостно. Все, над чем трудился он в последнее время, успешно завершено. Пусть это один из этапов, но этап уже пройденный, этап завершенный, который открывает широкие перспективы, кладет начало новым дерзаниям и новым достижениям!
Сяо Сян встал, перешел к столу, на котором мигала лампа, вынул из бокового кармана перо и стал писать:
«Последовательное уничтожение сил феодализма, это, прежде всего, — последовательное разрушение феодальной экономики, которая несколько тысячелетий тормозила государственное развитие Китая. Класс помещиков опрокинут, земля роздана крестьянам. Разрешен первоочередной вопрос — вопрос о земле, заложен фундамент новой экономики. Крестьянство, совершившее под руководством коммунистической партии этот гигантский переворот, теперь безостановочно пойдет вперед. Я всегда помню слова товарища Сталина: «отсталых бьют». На протяжении последнего столетия нашей истории Китай все время били. Наши передовые люди, жертвуя своей кровью, жертвуя жизнью, боролись за то, чтобы положить конец страданиям китайского народа. Теперь под водительством председателя китайской коммунистической партии Мао Цзе-дуна мы скоро достигнем этой цели».
В глазах Сяо Сяна блеснули слезы.
Это был мужественный человек с непоколебимой волей и железной выдержкой. Он не заплакал даже тогда, когда, находясь на чужбине, узнал о том, в какой нищете умерла его мать. Сейчас же он плакал, не стыдясь своих слез. Это были слезы не печали и горя, а радости и удовлетворения, слезы человека и борца, посвятившего всю свою жизнь освобождению родного народа.
К концу марта снег окончательно стаял и кое-где уже показались молодые нежно-зеленые побеги. Близилась горячая пора — время весеннего сева.
Сяо Сян, Го Цюань-хай и Ли Всегда Богатый целый день провели за столом, подводя итоги проделанной работы. Поздно вечером в сопровождении Вань Цзя начальник бригады ускакал в город. Ему надо было поспеть на расширенное совещание секретарей районных комитетов партии, которое должно было подготовить материалы для большого совещания секретарей уездных комитетов, созываемого в административном центре провинции.
Женщины деревни Юаньмаотунь усердно плели корзины для хранения зерна будущего урожая, отбирали семена для посева, шили и чинили одежду и обувь. Все торопились. До начала полевых работ оставались считанные дни, а тогда уже ни у кого не будет времени. Мужчины вывозили на поля навоз, ремонтировали инвентарь, собирали хворост, заготавливали дрова.
Становилось все теплее. Падающие с неба снежинки таяли, не достигнув земли. Дороги превратились в месиво невылазной грязи. Только и было теперь разговоров, что о том, как в этом году вскроется Сунгари: «по-военному», то есть внезапно, или же «по-граждански» — постепенно и незаметно.
Старик Сунь, вернувшись как-то из города, куда он возил дрова, уверенно объявил:
— В этом году «по-граждански» вскроется. Пока, конечно, не видно, но я-то, старый Сунь, знаю. Ручаюсь, урожай нынче будет очень хороший.
Крестьяне радовались. Повсюду шли оживленные разговоры, слышались звонкие песни. Каждую неделю в деревне Юаньмаотунь справляли чью-нибудь свадьбу, и весенний ветерок до самых гор разносил веселый рокот свадебных труб. Случалось и по две свадьбы на неделе.
Го Цюань-хаю отвели новый домик, и он уже успел в него переехать. Это было небольшое трехкомнатное строение с чистым двориком, принадлежавшее ранее Добряку Ду. Когда-то помещик сдавал его в наем.
Западную комнату заняли старики Тянь. Жизнь в большом доме требовала больших расходов на топливо, и они решили перебраться сюда. Го Цюань-хай расположился в восточной комнате.
О свадьбе Го Цюань-хая и Лю Гуй-лань говорили уже давно, и старику Суню покою не было от расспросов.
Судачили о ней и сейчас, греясь на весеннем солнце возле кузницы Ли Всегда Богатого.
— Вот это будет свадьба, — говорили крестьяне, — оба молодые, красивые, как на подбор!
— И родственников никаких нет. Хлопот меньше будет. Спокойная жизнь для человека — самое главное: и в семье хорошо, и работа спорится.
— А цепь размыкать будут?..
Из лачуги высунулась большая взъерошенная голова кузнеца с закопченным скуластым лицом:
— Об этом старика Суня спросите. Он у них сватом.
— Да вон он и сам бежит. Эй, старина Сунь! Тут люди интересуются: понадобится ли свинья?
— Какая еще тебе свинья? — удивился возчик. — Наш председатель ничего такого не признает. Он человек молодой. Это только в наше время требовалось. Я, например, сорок лет назад из-за проклятой свиньи чуть невесты не лишился. Хорошо, что теща оказалась доброй, а то не видать бы мне моей старухи и некому было бы пилить меня весь век.
— Да ты расскажи толком, как дело-то было. Пусть люди послушают, — подзадорил кузнец.
— Это можно, — осклабился возчик, довольный тем, что его просят. — Дело так было: теща сначала обязательно требовала свинью. А где бедняку свинью-то взять? У нас только и был один поросенок. Отец мой дал его свахе, отпустил ей два шэна проса, один шэн соевых бобов да бутылку водки в придачу. Приехала сваха с этими подарками к невесте, а теща, как увидела, так и разбушевалась: «Надо, — кричит, — две свиньи и две бутылки водки, а ты что принесла? Зачем тебя только мать родила и выкормила, если ты добрых людей обманываешь? Не умеешь сватать, не берись!» Сваха до того перепугалась, что сбежала, даже не отведав угощения. Однако, как ни ругалась теща, в конце концов все-таки смилостивилась. Когда собрались гости, она вывела из свинарника свою свинью, поставила ее, как следовало по старому закону, рылом на запад и приказала невесте, то есть моей благоверной старухе, опуститься на колени да поклониться три раза до земли. Один из гостей взял чарку водки и опрокинул ее свинье в ухо. Тут все дело в том, как свинья к этому, отнесется. Если она, скажем, только ухом пошевелит, значит молодым большое счастье суждено, а если головой начнет трясти — дело плохо, худая судьба ждет молодоженов. Однако с тещиной свиньей дело совсем чудно́е вышло. Она и ухом пошевелила и головой затрясла…
