Красный корсар - Джеймс Фенимор Купер

— Вы побывали на борту? — спросил Корсар.

— Это не составляло труда, ваша честь, так как весь экипаж, который мог нам помешать, состоял из заморенной собаки.

— Значит, на корабле никого не было?

— Да, сэр, люди покинули его, а может, их смыло волной во время урагана. Я так толком и не узнал, что произошло. Собака, видно, мешала на палубе, и ее привязали к крюку. Так вот, сэр, находим мы эту собаку, а больше ни души, хотя мы целых полдня шарили по всем углам, чтобы не пропустить ни одной мелочи, которая могла нам пригодиться. Но входы в трюм и кают-компанию все равно были затоплены, так что мы не больно-то надеялись на большую добычу.

— Что ж, вы так и уехали?

— Постойте, ваша честь. Вот, значит, роемся мы на палубе в обрывках такелажа, а Гвинея вдруг и говорит: «Мистер Дик, мне слышится, будто кто-то стонет там, внизу». А я и сам слышал какие-то жалостные звуки, да подумал, что это души матросов оплакивают свою смерть, и промолчал, чтобы не перепугать суеверного негра; ведь и лучшие из них — только невежественные, суеверные чернокожие, сударыня. Вот я и помалкиваю, пока он сам не заговорит об этом предмете. Тут уж мы оба навострили уши и в самом деле слышим — плачет живая душа. И все же я не сразу уверился, что это не судно стонет, ибо знаете, сударыня, судно, идя ко дну, всегда жалуется, точно живое существо.

— Да, да, — подхватила гувернантка, вся дрожа, — я сама слышала эти стоны, и они до самой смерти не изгладятся из моей памяти!

— Я так и думал, что вам довелось их слышать, — ну и страшные же стоны! Но судно все качалось на поверхности и вовсе не собиралось тонуть; я и подумал, не попытаться ли попасть внутрь с кормы и посмотреть, не прихлопнуло ли там какого-нибудь беднягу, который не успел выскочить из койки, когда судно перевернулось. И что же, добрая воля и крепкий топор вскоре помогли нам открыть тайну этих стонов.

— Вы нашли ребенка?

— Вместе с его матерью, сударыня. По счастью, койка была с наветренной стороны, и вода до них не дошла. Но спертый воздух и голод, оказывается, ничуть не лучше, чем соленая влага. Мать испускала последний вздох, когда мы ее нашли; что до мальчонки, то стройный молодец, которого вы видите на той пушке, был тогда в самом жалком состоянии. Немало пришлось нам повозиться, пока он проглотил каплю вина с водой, которая каким-то чудом сохранилась, чтобы помочь ему стать тем, что он есть, — красою и гордостью океана.

— А его мать? Она умерла?

— Мне жаль, но это так. Бедняжка уже не могла глотать, когда мы нашли ее, да нам и нечего было предложить ей. Так вот, значит, видя, что взять здесь нечего и что через пробитое нами отверстие воздух выходит наружу и судно от этого быстрее погружается, мы сочли за благо покинуть его. И не зря мы спешили — оно сразу пошло ко дну, и мы едва успели оттолкнуться, чтоб не попасть в водоворот.

— А как же мальчик — брошенный ребенок? — воскликнула гувернантка с полными слез глазами.

— Вы ошибаетесь, сударыня. Мы его вовсе не бросили, а взяли с собой, точно так же, как и другое живое существо, найденное на корабле, да еще горсть риса и завалящий сухарь. Но нам предстоял долгий путь, и, что еще хуже, мы находились в стороне от торговых путей. Все это я высказал на общем совете экипажа, состоявшего из меня и негра, так как мальчик от слабости не мог говорить, да и что он вообще мог сказать о нашем положении? Поэтому я открыл совет и сказал: «Гвинея, нам придется съесть либо эту собаку, либо мальчонку». Тогда Гвинея мне так сказал: «Я вообще могу обойтись без еды; отдай все мальчику, он так мал, ему надо набраться сил». Но мистеру Гарри собака не очень-то пришлась по вкусу, и мы вдвоем быстро покончили с ней. Тут для нас настали голодные деньки; ведь если бы мы не поддерживали паренька, то жизнь, что и так еле теплилась в нем, совсем бы угасла.

— И вы кормили мальчика, а сами голодали?

— Ну, не совсем, сударыня, мы точили зубы о собачью кожу, хотя не скажу, чтоб это было большое лакомство; зато, раз уж нам не приходилось тратить время на еду, мы живее работали веслами. В конце концов добрались мы до одного из островов, хотя к тому времени, как мы пришвартовались к первой попавшейся кухне, ни я, ни негр не могли похвастать ни силой, ни могучим весом.

— А что же ребенок?

— Он чувствовал себя прекрасно; доктора потом говорили, что пост не причинил ему вреда.

— Вы разыскивали его близких?

— Что до этого, сударыня, то, насколько я мог судить, мы остались самыми близкими ему людьми. У нас не было ни карт, ни румбов, которые облегчили бы поиска его семьи. Он называл себя мистером Гарри, а значит — по рождению был джентльменом, в чем легко убедиться, только взглянув на него; больше я ничего не смог добиться ни о семействе, ни об отечестве его; но говорил он по-английски и был подобран на английском корабле; стало быть, он англичанин.

— И вы так и не узнали название корабля? — спросил внимательно слушавший Корсар, черты лица которого выдавали живой интерес.

— Что до этого, ваша честь, то ведь школ тогда было у нас маловато, а в Африке, сами знаете, тоже учености не наберешься, так что если бы даже название судна не было покрыто водой, то мы изрядно попотели бы, пока прочитали его. Но на палубе нам попалось ведро, которое, по счастливой случайности, застряло среди помп и не было смыто за борт. Так вот, на этом ведре было что-то написано. Чтобы сохранить эти мелкие буковки, я в свободную минуту попросил Гвинею — у него природный дар к татуировке — втереть мне это имя в кожу порохом. Ваша честь, сейчас вы увидите его работу.

С этими словами Фид преспокойно снял куртку и обнажил до локтя загорелую руку, на которой отчетливо виднелись синие знаки. Буквы были скопированы грубо, но можно было без труда прочесть слова «Арк из Линнхейвена».

— Значит, у вас была хоть зацепка, чтобы найти