Буря, казалось, выжидала этой минуты, чтобъ разразиться со всею свирѣпостью; вихрь крутилъ и низвергалъ на насъ огромныя массы снѣга, который ложился глубокимъ слоемъ, занося лошадей по самую спину; люди тонули въ немъ по грудь. Кругомъ насъ раздавался грохотъ низвергающихся лавинъ; воздухъ потемнѣлъ, какъ-будто наставала ночь. Слова не могутъ дать ни малѣйшаго понятія объ этой сценѣ смятенія, ужаса, отчаянія. Крики и проклятія проводниковъ, вопли смертельной тоски сливались съ ревомъ и свистомъ бури, съ грохотомъ обваловъ. Возы съ багажомъ совершенно провалились; Бетти, погружавшаяся вмѣстѣ съ ними, была спасена неимовѣрными усиліями проводниковъ. Патрикъ, получивъ въ спину ударъ отъ лошади, подумалъ, что его толкнулъ одинъ изъ проводниковъ, бросился на мнимаго противника и завязалъ съ нимъ драку. Ѳаддей, мужъ Бетти, куда-то пропалъ. Въ довершеніе всего, папа, думая подкрѣпиться водкой, въ смущеніи, выпилъ почти цѣлую бутылку притиранья, которымъ умывается мама, и кричалъ, что онъ отравился. Мама я не видѣла; но толпа, суетившаяся около ея саней, доказывала, что ей дурно.
Не могу передать тебѣ всѣхъ сценъ, быстро-смѣнявшихъ одна другую; опасности и забавные случаи — все тутъ было. Наши усилія поправить свое положеніе кончались нелѣпыми катастрофами; на каждомъ шагу мы падали или погружались по самыя плечи въ мягкій, глубокій снѣгъ. Лошади ужь и не пытались вставать; онѣ лежали, заносимыя снѣгомъ, какъ бы имъ опротивѣла борьба за свое спасенье. Къ-счастью, въ числѣ уцѣлѣвшаго багажа была наша карета, стоявшая, со снятыми колесами, на саняхъ. Мама, Кери и я были въ нее посажены; къ санямъ, на которыхъ она стояла, припрягли всѣхъ лошадей; проводники также схватились за постромки и неимовѣрными усиліями сани съ каретою были сдвинуты; папа и Бетти были наскоро привязаны къ другимъ санямъ и мы медленно потащились впередъ.
Когда мама усѣлась въ карету и нѣсколько отдохнула отъ ужаса, съ нею сдѣлался нервическій припадокъ; по, къ-счастью, лордъ Дж. нашелъ ту бутылку, которой напрасно искалъ папа, и нервы мама успокоились. Онъ, бѣдняжка, никакъ не соглашался сѣсть съ нами въ карету, и все шелъ пѣшкомъ; какъ у него достало силы вынесть этотъ ужасный путь — незнаю; дивное самоотверженіе одушевляло его. Какъ медленно мы ѣхали, можно судить изъ того, что передъ нами расчищали дорогу заступами и лопатами; ежеминутно надобно было вытаскивать лошадей и людей, связывать рвавшіяся веревки, ставить на полозья сани папа, которыя безпрестанно опрокидывались. Въ три часа мы проѣхали не болѣе мили. Наконецъ, около полуночи, добрались мы до каменнаго зданія, стоявшаго среди снѣжной поляны. Оно было занесено снѣгомъ; окна укрѣплены желѣзными рѣшетками; на кровлѣ лежали тяжелые камни, чтобъ не сорвало ее вѣтромъ. Намъ сказали, что это домъ, выстроенный для спасенія застигнутыхъ бурею, и что мы должны въ немъ дождаться, пока погода утихнетъ.
— Тутъ ужь есть люди, сказала Каролина, когда мы приблизились къ дому: — видите, тамъ огонь?
Въ-самомъ-дѣлѣ, подъѣхавъ еще ближе, мы увидѣли у дверей толпу проводниковъ; за домомъ стояло нѣсколько экипажей и саней.
Проводники начали перекликаться, и мы узнали, что домъ занятъ путешественниками, которые выѣхали изъ Шплюгена сутками ранѣе насъ, и бѣдствовали на дорогѣ еще ужаснѣе, нежели мы.
Наша встрѣча съ папа въ кухнѣ (такъ я назову комнату въ нижнемъ этажѣ этого мрачнаго дома) была трогательна, потому-что папа выпилъ много водки, желая поправить свой желудокъ послѣ отравы, и теперь ему воображалось, что мы въ Додсборо; папа обнималъ всѣхъ и поздравлялъ съ возвращеніемъ домой. Мама ужаснулась, думая, что онъ лишился разсудка, и съ нею началась истерика. Десятка два проводниковъ и прислуги тутъ же пили «schnaps», ѣли, курили, кричали, шутили, не обращая вниманія на наши страданія. Наконецъ намъ удалось отвести папа въ другую комнату и уложить въ постель, съ хорошимъ матрасомъ; тамъ былъ и каминъ, въ которомъ развели мы пріятный огонь, Мама успокоилась. Лордъ Дж. сдѣлалъ ей чай въ чугунномъ горшкѣ и, вмѣсто чашки, съ рѣдкою находчивостью употребилъ въ дѣло свою бритвенницу. Мы всѣ отогрѣлись и развеселились.
Путешественники, занявшіе комнаты въ верхнемъ этажѣ, повидимому, имѣли съ собой довольно запасовъ, потому-что мимо насъ безпрестанно проносилъ лакей ихъ блюда, ароматическій запахъ которыхъ удивительно возбуждалъ нашъ аппетитъ. Лордъ Дж. увѣрялъ даже, что ему послышалось, будто-бы у нихъ хлопнула пробка шампанскаго. Мы хотѣли разузнать, кто эти путешественники; но проводники могли сказать намъ только, что путешественниковъ двое, джентльменъ и леди, и что они ѣхали въ собственной каретѣ англійскаго фасона.
— Надобно прибѣгнуть къ сильнымъ мѣрамъ, сказалъ наконецъ лордъ Дж. Я войду ошибкою въ ихъ комнату и познакомлюсь съ ними.
Мы старались уговорить его не дѣлать этого; но, Китти, у него твердая воля и ничто не въ-состояніи поколебать его рѣшимости. Онъ ушелъ; хлопнула тяжелая дверь, потомъ хлопнула другая дверь; нѣсколько секундъ продолжалась пауза; наконецъ мнѣ и Кери послышался веселый смѣхъ, затѣмъ опять настала тишина. Впрочемъ, быть-можетъ, намъ и слышенъ былъ бы какой-нибудь разговоръ, еслибъ мама въ это время не почивала: ея тяжелое дыханіе не давало ничего разслушать. Черезъ нѣсколько минутъ Кери послѣдовала примѣру мама; я одна осталась сидѣть у огня, и въ эти-то минуты одинокаго ожиданія дѣлюсь моими мыслями съ милымъ своимъ другомъ, несравненною Китти.
Уже около трехъ часовъ ночи. На небѣ не видно ни мѣсяца, ни звѣздъ; повсюду мракъ. Вѣтеръ завываетъ и, кажется, готовъ поколебать стѣны крѣпкаго нашего убѣжища. По-временамъ слышится громъ низвергающихся лавинъ. На нѣсколько миль кругомъ насъ снѣжная пустыня. А ты, Китти, спокойно почиваешь теперь или, быть-можетъ, ты нѣжно думаешь о своей Мери Аннѣ, которая раскрываетъ теперь тебѣ тайны своей души. Ахъ, не осуждай меня за ту странную смѣсь чувствъ и мыслей, которую ты найдешь въ этомъ письмѣ: такова человѣческая жизнь. Бѣдное мое сердце наполнено и страхомъ и надеждою, и высокими замыслами и робкими опасеніями. Ахъ, еслибъ ты была со мною! У тебя нашла бы я совѣтъ, ободреніе, помощь.
Лордъ Дж. не возвращается. Чѣмъ объяснить это? Все смолкло въ угрюмомъ зданіи. Сердце мое стѣсняется опасеніями, замираетъ отъ боязни чего-то, мнѣ самой неизвѣстнаго. Почтовый курьеръ проѣзжаетъ мимо этого зданія въ пять часовъ и, быть можетъ, я окончу свое письмо подъ вліяніемъ грустной тоски, которая теперь овладѣла мною.
Вообрази, мой другъ, какое mal-à-propos. Кто наши сосѣды — какъ ты думаешь? Мистеръ и мистриссъ Гор-Гэмптонъ, подобно намъ, отправляющіеся въ Италію! Что можетъ быть непріятнѣе, оскорбительнѣе такой встрѣчи? Ты помнишь нашу прежнюю короткость, можно сказать, дружбу; помнишь, какимъ несчастнымъ обстоятельствомъ она была прекращена. Лордъ Джорджъ, возвратившійся наконецъ въ нашу комнату, сказалъ мнѣ, что мистеръ и мистриссъ Гор-Гэмптонъ въ одномъ домѣ съ нами! Но, вмѣсто-того, чтобъ раздѣлять мое неудовольствіе, онъ, кажется, находитъ такое столкновеніе очень-милымъ и забавнымъ. Конечно, онъ не знаетъ характера мама, не знаетъ, на что она можетъ рѣшиться. Не знаю, чѣмъ это можетъ кончиться. Кажется, намъ прійдется пробыть здѣсь наступающій день; и вотъ, подъ одною кровлею, на вершинѣ шплюгенскихъ Альповъ, бьются сердца, исполненныя ревностью, ненавистью, мщеніемъ, презрѣніемъ!
Я, со слезами на глазахъ, спросила лорда Джорджа: что намъ дѣлать? Но онъ, повидимому, не понимаетъ затруднительности нашего положенія, потому-что отвѣчалъ: «Дѣлать тутъ ровно нечего». Потомъ, на повторенные мои вопросы, онъ отвѣчалъ: «О, Гор-Гэмптоны люди лучшаго тона: отъ нихъ нельзя ожидать никакой непріятности. Будьте увѣрены, они съумѣютъ держать себя совершенно-прилично». Я не понимаю его словъ, Китти. Стеченіе обстоятельствъ, или, пофранцузскому выраженію, situation, очень-странно. Благовоспитанность, хорошій тонъ, соблюденіе приличій тогда только могутъ распутать непріятныя отношенія, когда обѣ враждебныя стороны проникнуты этими прекрасными понятіями; но что произойдетъ, когда одинъ изъ враговъ неукротимъ и лишенъ всякой тонкости, всякой деликатности?
Но какъ ни желала бы я сообщить тебѣ результатъ нашей встрѣчи, я должна запечатать письмо. Лордъ Джорджъ беретъ его съ собою и сейчасъ отправляется въ Toll-haus, лежащій въ трехъ миляхъ отсюда. Двое изъ нашихъ проводниковъ отказываются идти далѣе, и мы принуждены прибѣгнуть къ мѣстному начальству. Лордъ Джорджъ отправляется искать правосудія. Милый лордъ Джорджъ! онъ не щадитъ себя для насъ и говоритъ, что готовъ на смерть «за одно привѣтливое слово, за одинъ благосклонный взглядъ» твоей
Мери Анны.
P. S. Съ курьеромъ, который провозитъ почту, вѣроятно, случилось какое-нибудь несчастіе. Онъ проѣзжаетъ здѣсь ночью; теперь ужь свѣтаетъ, а его еще нѣтъ. Мы въ ужасномъ безпокойствѣ; мы не знаемъ, что съ нами будетъ.
