— Бинго?
— Ваш племянник.
— Ах, Ричард. Мы редко видимся в последнее время. После моей женитьбы у нас довольно прохладные отношения.
— Мне очень жаль. Значит, с тех пор, как мы в последний раз виделись, вы вступили в брак? Как здоровье миссис Литтл?
— Моя жена также в самом добром здравии. Только… она не миссис Литтл. Недавно нашему всемилостивейшему монарху было угодно отметить меня высочайшим знаком своей милости, пожаловав мне звание пэра. После публикации последнего «Списка» я стал лордом Битлшемом.
— Что вы говорите! В самом деле? Что ж, мои самые горячие поздравления. Прекрасная новость! — сказал я. — Лорд Битлшем… Так выходит, вы — владелец Морского Ветерка?
— Да. Женитьба открыла мне новые горизонты. Жена увлекается скачками, и я теперь держу небольшую конюшню. Как мне объяснили, у Морского Ветерка неплохие шансы на победу в конце этого месяца на ипподроме «Гудвуд», неподалеку от суссекской резиденция герцога Ричмонда.
— Гудвудский кубок! Ну, как же! Я собираюсь поставить последнюю рубашку на вашу лошадь.
— В самом деле? Надеюсь, она оправдает ваше доверие. Сам я далек от этих материй, но, если верить жене, по мнению знатоков моя лошадь — то, что в этих кругах называют «верняк».
Тут я обратил внимание, что публика с интересом оборачивается в нашу сторону, а бородач указывает на нас пальцем.
— Нет, вы только полюбуйтесь на них! Присмотритесь к ним внимательно! — вопил он, перекрывая голос гундосого атеиста и полностью заглушая молитвы миссионеров. — Перед вами типичные представители класса, который веками угнетал трудящихся. Праздные! Не производящие материальных ценностей! Взгляните на того, длинного и тощего, у которого рожа, как у паяца. Проработал ли он за свою жизнь хотя бы один день? Нет! Паразит, бездельник, кровопийца! Готов поспорить, что он до сих пор не заплатил портному за эти шикарные брючки!
Сказать по правде, мне не понравилось, что он перешел на личности, его манера начинала меня раздражать. Старик Битлшем, напротив, слушал его с явным удовольствием и интересом.
— Да, в выразительности им не откажешь, — довольно хмыкнул он. — Очень ядовито.
— А второй, толстяк? — не унимался бородатый. — Вы только посмотрите на него! Знаете, кто это? Лорд Битлшем! Один из самых злостных. Что он делал всю свою жизнь, кроме того, что набивал себе брюхо с утра до вечера? Его Бог — это его утроба, и лишь этому Богу он приносит жертвы четыре раза в день. Если вскрыть ему сейчас брюхо, там найдется достаточно пищи, чтобы прокормить десяток рабочих семей в течение недели.
— А вот это действительно неплохо сказано, — заметил я, но старикан, по-видимому, не разделял моего мнения. Он побагровел и забулькал, словно закипающий чайник.
— Уйдемте отсюда, мистер Вустер, — сказал он. — Я всегда стоял и стою за свободу слова, но положительно не желаю слушать грубую брань.
И мы молча, но с достоинством, удалились, а этот тип продолжал выкрикивать нам вслед все новые оскорбительные замечания. Я чувствовал себя чертовски неуютно.
На следующий день я заглянул в клуб и в курилке встретил Бинго.
— Привет, Бинго, — сказал я и подсел к нему, преисполненный самых теплых чувств: я был искренне рад видеть этого дуралея. — Ну, как ты?
— Перебиваюсь помаленьку.
— Видел вчера твоего дядю.
Широчайшая улыбка поделила лицо Бинго на две неравные части.
— Я знаю, что ты с ним встречался, бездельник. Что ж, садись, старина, попей крови. Ну, что нового, паразит из числа господствующих классов?
— Господи! Но ведь тебя же там не было!
— А вот и был.
— Я тебя не видел.
— Видел — да не узнал, меня скрывала пышная растительность.
— Растительность?
— Борода, мой мальчик. Я за нее недешево заплатил, но она того стоит. С этой бородой я становлюсь совершенно неузнаваемым. Противно, правда, что в бороде застревают хлебные крошки и прочее, но тут уж ничего не поделаешь.
Я удивленно на него уставился.
— Ничего не понимаю!
— Это долгая история. Закажи себе мартини или стаканчик крови с содовой, и я тебе все расскажу. Но прежде скажи мне, только честно: приходилось ли тебе видеть более красивую девушку?
И жестом фокусника, достающего кролика из шляпы, он невесть откуда извлек фотографию и помахал ею у меня перед носом. Я успел разглядеть лишь старательно вытаращенные глаза и улыбку, демонстрирующую больше зубов, чем требуется человеку в повседневной жизни.
— Боже милосердный, — сказал я. — Ты что, опять влюбился?
Я заметил, что мои слова его задели.
— Что значит «опять»?
— По самым скромным подсчетам, с весны ты был влюблен не менее шести раз, а сейчас лишь июль. Сначала официантка, потом Гонория Глоссоп, потом…
— Фу! Я бы даже сказал «фи»! Что значат все эти девицы! Не более чем минутное увлечение. На этот раз речь идет о настоящем чувстве.
— Где ты с ней познакомился?
— На империале автобуса. Ее зовут Шарлотта Корде Роуботем.
— О, Господи!
— Она в этом не виновата, бедняжка! Так ее окрестил отец, он сторонник Революции, а та, настоящая Шарлотта Корде занималась, оказывается, тем, что закалывала тиранов в ванне, за что ее полагается любить и уважать. Берти, ты обязательно должен познакомиться со стариной Роуботемом. Милейший старикан. Мечтает перерезать всех буржуев, разграбить Парк-Лейн[118] и выпустить кишки потомственной аристократии. Вполне справедливое желание, верно? Но вернемся к Шарлотте. Мы оказались вместе на империале автобуса, внезапно пошел дождь. Я предложил ей свой зонт, мы немного поболтали о том, о сем. Я влюбился в нее, узнал, где она живет, а через пару дней купил фальшивую бороду и полетел знакомиться с ее семейством.
— Но при чем тут борода?
— Еще в автобусе она рассказала мне о своем отце, и я понял, что если хочу добиться его расположения, мне нужно вступить в эту чертову «Красную зарю», и если придется произносить обличительные речи в парке, где в любой момент можно встретить кого-нибудь из знакомых, нужна маскировка. Ну, я и купил бороду. Ты не поверишь, старик, но я к ней, можно сказать, привязался. Когда я ее снимаю, чтобы, например, пойти в клуб, то чувствую себя просто голым. И в глазах Роуботема я выиграл благодаря бороде. Он думает, что я большевик и скрываюсь от полиции. Ты, Берти, и вправду должен познакомиться со стариной Роуботемом. Послушай, у тебя есть на сегодня какие-то планы?
— Вроде нет. А что?
— Отлично! Тогда мы все завалимся к тебе на чай. Я обещал отвести всю ораву в народное кафе после митинга, а теперь мне удастся сэкономить; и поверь, дружище, в моем положении сейчас не сэкономишь — не проживешь. Мой дядя сказал тебе, что он женился?
— Да. Говорит, у вас с ним прохладные отношения.
— Прохладные? Да я просто на нуле! С тех пор как дядя женился, он буквально сорит деньгами и тратит их Бог знает на что, а экономит на мне. Думаю, покупка звания пэра обошлась старому дурню в кругленькую сумму. Мне говорили, сейчас даже за баронета надо выложить прорву денег. А он еще завел скаковых лошадей. Кстати, можешь смело ставить последний шиллинг на Морского Ветерка на Гудвудских скачках. Стопроцентный верняк.
— Я так и собираюсь.
— Тут промаха быть не может. Рассчитываю выиграть достаточно денег, чтобы жениться на Шарлотте. Ты ведь поедешь в Гудвуд?
— А как же!
— Мы тоже. Собираемся провести митинг прямо на ипподроме.
— Послушай, зачем так рисковать? Твой дядя наверняка будет в Гудвуде. А вдруг он тебя узнает? Он же просто рассвирепеет, если обнаружит, что ты и есть тот наглец, который честил его в парке.
— С чего это он вдруг меня узнает? Ты пошевели мозгами: несчастный паразит, живущий за счет красных кровяных телец трудового народа. Если он вчера меня не узнал, почему он должен узнать меня в Гудвуде? Что ж, спасибо за любезное приглашение, старина. Мы его с удовольствием принимаем. Как говорится, дай, и тебе воздастся… Кстати, тебя, быть может, ввело в заблуждение слово «чай». Не думай, что тебе удастся отделаться тонюсенькими ломтиками хлеба с маслом. Мы — дети революции, и отсутствием аппетита не страдаем. Нам подавай яичницу, оладьи, ветчину, джем, кексы и сардины. Мы будем у тебя ровно в пять.
— Но, погоди… Я не уверен, что…
— Уверен, уверен… Как ты не понимаешь, глупая твоя голова, что тебе это здорово пригодится, когда грянет Революция? Если на Пиккадилли ты нарвешься на старину Роуботема с окровавленным ножом в каждой руке, ты сможешь ему напомнить, что когда-то угощал его сардинами. Нас будет четверо — Шарлотта, я, старик Роуботем и товарищ Бат. Боюсь, от него отделаться не удастся.
— Какой еще, к черту, товарищ Бат?
— Ты заметил вчера типа слева от меня? Такой плюгавый сморчок. Похож на вяленую треску на последней стадии туберкулеза. Это и есть Бат. Мой соперник, черт бы его побрал. Он вроде как помолвлен с Шарлоттой. До моего прихода занимал вакантную роль сказочного принца. У него голос, как пароходная сирена, старик Роуботем о нем очень высокого мнения. Но я буду не я, если не обойду этого Бата на повороте и не оставлю его с носом. Хоть голос у него зычный, ему не хватает выразительности. В свое время я был рулевым на оксфордской восьмерке, и по части выражений дам фору любому. Ладно, мне пора бежать. Послушай, не знаешь, случайно, где можно раздобыть пятьдесят фунтов?
