— Со всем моим удовольствием, — ответил Тим.
— С сегодняшнего дня и впредь под вашим началом — пятая бригада, сказал инженер. — Я теперь буду к вам присматриваться. Мне нравится, когда человек соображает.
— А можно мне взять с собой племянника? — спросил Тим. — Понимаете, я за него в ответе.
— Можно, — согласился инженер, у него у самого были дети.
И вот Тим получил повышение по службе, и гном вместе с ним. В первый же день на новом месте малолетний Рори стащил у инженера из кармана золотые часы, очень уж ему понравилось, как они тикают. Пришлось Тиму пригрозить ему огнем и мечом, чтобы положил часы на место.
Так пожили они еще некоторое время, а потом Тим опять проснулся ранехонько в одно прекрасное утро и слышит, гном смеется.
— Чему это ты смеешься? — спросил он.
— Да вот, чем больше я смотрю на человеческую работу, тем меньше вижу в ней толку, — отвечает гном. — Который уж день наблюдаю я за подачей рельсов. Это проделывают вот так и вот эдак. А ведь если бы делали вот эдак и вот так, времени ушло бы половина и трудов вдвое меньше.
— Верно говоришь? — переспросил Тим О'Халлоран и заставил гнома все себе подробно объяснить, А потом, позавтракав впопыхах, бросился к своему другу инженеру.
— Умная мысль, О'Халлоран, — похвалил его инженер. — Надо испытать на деле.
А неделю спустя у Тима О'Халлорана было уже под началом сто человек и до того ответственная должность, что в жизни на него не возлагали такой ответственности. Но все-таки не то, что отвечать за гнома. Инженер стал давать ему специальные книги, и он изучал их по ночам, покуда гном знай себе похрапывал, завернутый в его одеяло.
В те времена поднимались по службе быстро, для Тима О'Халлорана это было только начало, он потом пошел куда как далеко. Но тогда он ни о чем таком и не думал, а страдал из-за Китти Мэлоун. Поначалу, когда он уехал на Запад, она прислала ему письмецо-другое, но потом письма от нее прекратились, и в конце концов ее родители написали ему, чтобы он больше не беспокоил их Китти, зачем ей письма от простого рабочего. Горько же было Тиму О'Халлорану. Ночью, когда не спал, он думал про Китти и оранжиста и стонал в голос. И вот однажды утром, проснувшись после такой ночи, он услышал, что гном опять смеется.
— А на этот раз чему ты- смеешься? — спросил он хмуро. — У меня так от боли впору сердцу разорваться.
— Мне смешно, что из-за какого-то письма человек не едет к своей невесте, когда жалованье в кармане и контракт истекает первого числа, ответил гном.
Тим О'Халлоран стукнул кулаком по своей ладони.
— Провалиться мне, если ты не прав, чудное ты созданье! Итак, кончаем работу — ив Бостон.
На Запад Тим О'Халлоран отправился простым рабочим, теперь он возвращался мастером-железнодорожником, в купе, джентльмен джентльменом ему выдали бесплатный служебный билет и обещали место на железной дороге с подходящим для женатого человека жалованьем. Правда, с гномом он в поезде все-таки натерпелся горя, особенно один раз, когда тот укусил толстую даму, обозвавшую его прелестным ребенком. Но Тим не спускал с него глаз и всю дорогу покупал ему земляные орешки, так что удавалось в общем-то держать его в узде.
Приехав в Бостон, они оба оделись с ног до головы во все новенькое, а потом Тим О'Халлоран дал гному немного денег, чтобы тот пошел куда-нибудь часок-другой поразвлечься, а сам отправился к Китти Мэлоун.
Входит он как ни в чем не бывало в квартиру Мэлоунов и как раз застает там с Китти верноподданного оранжиста. Тот норовит ей ручку пожать, а она вырывает, и при виде этого закипела у Тима кровь. А Китти заметила его и громко вскрикнула:
— Ой, Тим! А говорили, ты умер на равнинах Запада.
— И очень жаль, что не умер, — фыркает оранжист, выпятив грудь, а у него на груди — медные пуговицы в два ряда. — Но фальшивый грош всегда возвращается обратно.
— Ах, я, значит, фальшивый грош, сукин ты сын, шитый медными пуговицами? — говорит Тим О'Халлоран. — У меня к тебе один только вопрос: будешь драться или сразу уберешься вон?
— Буду драться, как мы дрались на берегу Бойна[3], — отвечает оранжист с наглой ухмылкой. — Кто кому показал тогда спину, а?
— Ах, такой, значит, разговор? — Тим ему на это. — Ну так и я тебе отвечу: припомним девяносто восьмой год![4]
С этими словами он достал оранжиста кулаком и уложил с первого удара, к великому ужасу старших Мэлоунов. Мамаша давай вопить, а Пат Мэлоун поминать полицию. Но Тим О'Халлоран сразу утихомирил обоих:
— Вы что же, хотите отдать дочь за оранжиста — кондуктора конки, когда она может стать женой будущего начальника железной дороги?
И вытащил из кармана сбережения и письмо, где ему обещалось место с жалованьем, достаточным для женатого человека. Мэлоуны присмирели и, приглядевшись к Тиму О'Халлорану, сменили гнев на милость. А после того как оранжиста выставили вон — своей-то волей он не ушел, да все равно пришлось ему убраться, как побежденному, — Тим О'Халлоран рассказал все свои приключения.
А рассказывать он был мастак, хоть о гноме не обмолвился ни словом, решил, что с этим лучше повременить. И вот уже Пат Мэлоун предложил ему сигару, а потом и говорит:
— Только у меня, я вижу, все кончились, я сейчас сбегаю в лавочку за углом.
А сам Тиму подмигивает.
— И я с тобой, — говорит мамаша. — Потому как, раз мистер О'Халлоран остается с нами ужинать — и милости просим, — надо кое-чего подкупить.
Ну, старики и ушли, и остался Тим О'Халлоран наедине со своей Китти. Стали они мечтать и строить планы на будущее, и вдруг — стук в дверь.
— Кто бы это? — удивилась Китти.
Но Тим-то сразу догадался, и душа у него ушла в пятки. Открывает — так и есть, гном.
— Здравствуйте, — ухмыляется, — дядя Тим. А вот и я.
Тим О'Халлоран смотрит на него, будто в первый раз видит. Одет-то он был во все новенькое, но лицо в саже и на белой рубашке отпечатки грязных пальцев. Однако не в том было дело, что он чумазый. А в том, что как его ни обряди, все равно без привычки сразу видно, что это нечисть, а не добрый христианин.
— Китти, — проговорил Тим, — Китти, моя ненаглядная. Забыл тебе сказать: это мой малолетний племянник Рори, он у меня живет.
Ну, Китти приняла малолетка ласково и радушно, хоть и поглядывала на него искоса, как заметил Тим. Она угостила его куском пирога, а гном искрошил пирог пальцами и прямо пятерней стал набивать рот. А потом, не прожевав, кивнул Китти и спрашивает:
— Ну как, решила выйти за моего дядю Тима? И правильно, выгодного подцепила жениха.
— Попридержи язык, юный Рори, — рассердился Тим О'Халлоран, а Китти зарделась как маков цвет. Но потом заступилась за него и сказала так:
— Не ругай парнишку, Тим О'Халлоран. Пусть говорит, что думает. Да, Рори-малыш, я скоро стану твоей теткой и буду этим гордиться.
— Ну и отлично, — гном набил в рот остатки пирога, — я думаю, ты сумеешь вести наш дом как надо, когда привыкнешь и усвоишь, что мне требуется.
— Значит, так все и будет, Тим? — спросила Китти Мэлоун тихим голосом, но Тим О'Халлоран посмотрел ей в глаза и понял, о чем она думает. Его очень подмывало отречься от гнома и прогнать его на все четыре стороны. Но он прикинул и понял, что не способен на такой поступок, даже ради Китти Мэлоун.
— Да, боюсь, что именно так, Китти, — удрученно сказал он.
— Горжусь тобой за это, — сказала Китти, и глаза ее засияли. Она подошла к гному, взяла его шершавую ладошку. — Живи с нами, юный Рори, пригласила она его. — Мы будем рады тебе от души.
— Сердечно вам благодарен, Китти Мэлоун, в будущем О'Халлоран, проговорил гном. — А ты счастливец, Тим О'Халлоран, ты счастлив и сам по себе, и в своей невесте. Если бы ты от меня отрекся, твое счастье от тебя бы отвернулось, а если бы она меня не приняла, было бы вам по полсчастья на двоих. Но теперь счастье пребудет с вами до конца ваших дней. А я хочу еще кусок пирога.
— Чудной ты парень, — сказала Китти Мэлоун и пошла в кладовку за пирогом.
Гном сидел, болтал ногами и поглядывал на Тима О'Халлорана.
— Ох, как мне хочется задать тебе трепку, — простонал тот.
— Фи, — ухмыльнулся гном. — Неужто ты поднимешь руку на родного племянника? Но ответь мне на один вопрос, Тим О'Халлоран: твоя нареченная состояла у кого-нибудь в услужении?
— А если бы и так, — вспыхнул Тим О'Халлоран. — Кто скажет, что она себя этим уронила?
— Только не я, — заверил его гном, — ибо я, приехав в эту страну, узнал, что такое человеческий труд. Это дело достойное. Но ответь мне еще на один вопрос. Ты намерен чтить свою жену и служить ей во все годы вашей супружеской жизни?
— Да, намерен. Хотя какое тебе до этого…
— Неважно, — перебил его гном. — У тебя шнурок на башмаке развязался, храбрый человек. Вели мне завязать.
