Киршоне и об Афиногенове, и «Большой день» уже признается плохой пьесой». 25 апреля. «...Есть слух, что арестован Крючков, бывший секретарь Горького. Что натворил Крючков — не знаю, но сегодня он называется в “Вечерней” “грязным дельцом”». 27 апреля. «Шли по Газетному, Олеша догоняет. Уговаривал Мишу идти на собрание московских драматургов, которое открывается сегодня и на котором будут расправляться с Киршоном. Уговаривал М. А. выступить и сказать, что Киршон был главным организатором травли М. А. Это, вообще, правда, но, конечно, М. А. и не думает выступать с этим заявлением. Киршон ухитрился вызвать всеобщую ненависть к себе и, главным образом, своей неслыханной наглостью.
Вечером на «Онегине». Очень люблю Кругликову в Татьяне».
5 июня. Е. С. Булгакова с радостью узнала, что Литовский уволен с поста Председателя Главреперткома: «Литовский — один из самых гнусных гадин, каких я только знала по литературной Мишиной жизни». 11 июня — запись о предании суду Тухачевского, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, Путны и Якира «по делу об измене Родине».
17 июня 1937 года М. Булгаков читал главы из романа «Консультант с копытом» (первоначальное название романа «Мастер и Маргарита») художнику Вильямсу и его жене. 22 июня вечером «зашел Федя М. [скорее всего, это Федор Михальский. — В. П.] На днях уезжает в Париж. Поездку считает трудной, ответственной. Ну, конечно, разговор перебросился на Мишины дела. Все тот же лейтмотив — он должен писать, не унывать. Миша сказал, что он чувствует себя, как утонувший человек — лежит на берегу, волны перекатываются через него. Федя яростно протестовал». «...Некоторые знакомые передавали угрозы властей — снимут “Турбиных”, если М. А. не напишет агитационной пьесы. А М. А. на это сказал: “Ну, я люстру продам”»...
25 июня. «...М. А. возится с луной, смотрит на нее целыми вечерами в бинокль — для романа. Сейчас полнолуние».
2 июля Елена Сергеевна записала, что вновь приходил художник Дмитриев, который рассказывал, «что они очень много говорили с Асафьевым об М. А., о том, что М. А. необычайно высоко стоит в моральном отношении; как забавно говорит Дмитриев, другого такого порядочного человека они не знают».
«Дневник» пестрит записями о купаниях в Серебряном бору, о веселых ужинах и беседах, о поездках на дачу... И вновь в эти благополучные записи врывается тревога. 20 августа 1937 года: «...После звонка телефонного — Добраницкий [в те годы партийный работник. — В. П.]. Оказывается, арестован Ангаров [театральный деятель — В. П.].
По Мишиному мнению, он сыграл тяжкую роль в деле “Ивана Васильевича” и вообще в последних литературных делах Миши, в частности в “Минине”. Добраницкий упорно предсказывает, что дальше в литературной судьбе М. А. будут изменения к лучшему, и так же упорно М. А. этому не верит.
Добраницкий задал такой вопрос: “...а вы жалеете, что в Вашем разговоре 30-го года Вы не сказали, что хотите уехать?”
М. А. ответил: “...это я Вас хочу спросить, жалеть ли мне или нет. Если Вы говорите, что писатели немеют на чужбине, то мне не все ли равно, где быть немым — на родине или на чужбине”».
Из записей этого времени, как видит читатель, становится ясно, что тогда Михаил Афанасьевич упорно работал над своим фантастическим романом, который, как и прежде, Елена Сергеевна называет «Консультант с копытом». Читает готовые главы, целыми вечерами рассматривает в бинокль луну, стараясь разгадать тайны ее огромного притяжения...
...3 мая 1938 года Елена Сергеевна записала: «Ангарский [Клёстов-Ангарский — известный издатель. — В. П.] пришел вчера и с места заявил — “не согласитесь ли написать авантюрный советский роман? Массовый тираж, переведу на все языки, денег тьма, валюта, хотите, сейчас чек дам — аванс?”
Миша отказался, сказал — это не могу.
После уговоров Ангарский попросил М. А. читать его роман («Мастер и Маргарита»). М. А. прочитал 3 первых главы.
Ангарский сразу сказал — “а это напечатать нельзя.
— Почему?
— Нельзя...”»
Думается, с особым интересом читатели прочтут письма М. А. Булгакова Елене Сергеевне.
Случилось так, что Елена Сергеевна, измотанная московским бытом, житейскими неурядицами, а главное — литературными неудачами Михаила Афанасьевича (в пьесе Булгакова «Последние дни» Битков сокрушается о судьбе Пушкина: «...но не было фортуны ему. Как ни напишет, мимо попал, не туда, не те, не такие...»), пришла к выводу, что ей необходим отдых, и 26 мая 1938 года на все лето уехала в Лебедянь.
В своих письмах Елене Сергеевне М. А. Булгаков чуть ли не ежедневно давал полный отчет о прожитом дне. Из них читатели узнают много подробностей о его тогдашней жизни, описание встреч, разговоров, размышлений о себе и о других, узнают, что он работает по многу часов подряд, что «остановка переписки — гроб», «роман нужно окончить!». И наконец, 15 июня Булгаков, утомленный изнурительной работой днем и ночью, сообщает Елене Сергеевне: «Передо мной 327 машинных страниц (около 22 глав). Если буду здоров, скоро переписка закончится... «Что будет?» — ты спрашиваешь. Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или шкаф... Свой суд над этой вещью я уже совершил, и если мне удастся еще немного приподнять конец, я буду считать, что вещь заслуживает корректуры и того, чтобы быть уложенной в тьму ящика.
Теперь меня интересует твой суд, а буду ли я знать суд читателей, никому не известно».
В это лето Булгаков закончил роман «Мастер и Маргарита» и взялся за инсценировку «Дон-Кихота» Сервантеса. Но и с постановкой «Дон-Кихота» возникли непредвиденные трудности и осложнения.
Вот запись в «Дневнике» Е. С. Булгаковой от 4 октября 1938 года:
«...Настроение у меня сегодня убийственное, и Миша проснулся — с таким же. Все это, конечно, естественно, нельзя жить не видя результатов своей работы. В тот же день зашли в дирекцию Большого театра. Яков Леонтьевич [Я. Л. Леонтьев — заместитель директора ГАБТа. — В. П.], “как всегда очаровательный”, неожиданно попросил Мишу помочь ему — написать адрес МХАТу от Большого театра. Миша сказал: “Яков Леонтьевич! Хотите, я Вам напишу адрес Вашему несгораемому шкафу? Но МХАТу — зарежьте меня — не могу — не найду слов...”»
А 4 апреля 1939 года позвонил критик Долгополов, долго расспрашивал Михаила Афанасьевича о содержании либретто оперы «Рашель», по рассказу Мопассана «Мадемуазель Фифи», а потом сообщил о заседании Художественного совета при Всесоюзном комитете по делам искусств, на котором выступил Немирович-Данченко. По словам Долгополова, Немирович-Данченко говорил о Булгакове как самом талантливом драматурге. И Елена Сергеевна записала: «...Сказал — вот почему Вы
