Михаил Веллер - Приключения майора Звягина

– Как твой Мотя? – поинтересовалась дочка.

– Будет жить, – зевнул Звягин. – Ему скоро сессию сдавать. А тебе, кстати, экзамены. Всех могу вразумить, кроме собственной дочери, – пожаловался он.

– А ты не слишком жестоко огорошил мальчика своими мрачными объяснениями? – спросила жена.

– За одного битого двух небитых дают, – равнодушно отозвался муж. – Послушать тебя – так я вообще изверг и вивисектор. Ему нужна была ясность. Точка опоры. Осознание трудностей жизни. Он их получил. Хуже нет, когда заморочат с детства голову иллюзиями, изобразят мир в розовых красках, а потом жизнь оказывается иной, и впадает человек в черный пессимизм.

– Когда ты перестанешь изъяснятся афоризмами?

– Сейчас, – ответил Звягин. Раскрыл книгу и прочитал: – «Моя старость и величие моего духа побуждают меня, невзирая на столькие испытания, признать, что ВСЕ – ХОРОШО». Софокл, «Эдип». – Кинул книгу на диван, сунул руки в карманы, качнулся с носков на пятки, сощурился. – Это ж надо, какое везение. Могли ведь и не родиться.

– Кто? – спросила жена.

– Да кто угодно, – сказал Звягин. – Хоть мы с тобой.

Снял с журнального столика стопу книг и расставил их на полках.

– А что будет с мальчиком дальше, как ты думаешь?

– Врач – не нянька. Не могу же я интересоваться судьбами всех больных бесконечно. У меня их десяток за дежурство бывает.

– Леня, цинизм тебе не удается…

– Папе все удается, – заступилась дочка.

– Папа у нас крупный специалист по просовыванию верблюда через игольное ушко, – с неизъяснимой улыбкой сказала жена.

– Я пошел спать, – решительно объявил Звягин.

Шлепнувшись в постель, он прокричал из спальни:

– А верблюдом, чтоб ты знала, назывался канат для швартовки судов. Так же как маленький якорь до сих пор называется кошкой.

Спальня вокруг него заструилась, волна плеснула у ног, в берег вцепилась голубоглазая сиамская кошка, за нее держался важный двугорбый верблюд; а за верблюдом с шорохом въехал килем в песок крутобокий финикийский корабль под полосатым квадратным парусом: палуба полна знакомых лиц, а у мачты стоит Матвей и записывает тростниковой палочкой на свитке папируса основы интенсивной терапии, которые диктует ему Звягин, засевший в тенистом кусте… Засыпал Звягин мгновенно.