Наконец Клемент открывает в самой белой лилии бриллиантовое кольцо, привязанное серебряной ниткой к чашечке цветка. Золотых дел мастер, находящийся тут же, знаток этого дела, оценивает кольцо в двести дукатов.
Опять зашел разговор о графе, и опять пришлось Клементу поддаться общему течению и в воображении перенестись во дворец графа.
Он снова попробовал отдалить эту казавшуюся ему скучной тему и опять предложил спеть; но, как и в первый раз, его предложение успеха не имело. Ему стало грустно, что не одни его мысли и чувства отражаются в глазах жены, а что в них светится что-то постороннее, и он не раз старался привлечь ее внимание.
Но Текла была так счастлива и чувствовала себя на такой высоте, что вниз спуститься не могла, а старалась, напротив, поднять к себе мужа. Она объявила ему, что, быть может, граф сделается его покупателем, и ей, таким образом, уже казалось, что вход Клемента в дом графа дело решенное. Весь вечер разговор продержался на графе, его городском дворце и имении Сандемар, а когда разошлись гости, Текла пошла к себе мечтать о потерянном и вновь обретенном рае.
* * *
В одно ясное майское утро дорожная карета графа остановилась у подъезда дома Теклы. Клемент последнее время не был вполне доволен жизнью: уж очень шумела и волновалась по дому его молодая жена. Она заказала себе новые туалеты; она ездила в дом графа; раз отдавала ей визит и Эбба. Клемента в это время дома не было, так что ему пришлось удовольствоваться ее рассказами об оказанной ему чести. Он вообще так много слышал о графе и его дочери по утрам, днем и по вечерам, что, по своей скромности, начинал чувствовать себя не очень уютно дома. Вот почему он теперь отпускал жену с некоторым облегчением, хотя и не без тревоги. Их счастье было так кратко, и ему становилось стыдно при мысли, что теперь он ждет ее отъезда, как отдыха. Поэтому, желая избегнуть грусти при разлуке, он простился быстро и ушел в свою лавку раньше, чем за Теклой подъехала карета. Кроме того, ему не хотелось быть представленным Эббе, так как он считал себя слишком ничтожным, чтобы быть с ней знакомым.
Текла же жила все это время в каком-то приподнятом настроении, и потому она не могла уделять много внимания мужу, ставшему за последние дни несколько угрюмым. Когда же теперь пришел лакей и доложил, что карета ждет у подъезда, она с некоторым облегчением покинула свою квартиру, приведенную в беспорядок ее сборами в дорогу. Проезжая по набережной и мимо порта, где стояли увешанные флагами и окруженные стаями ласточек сотни судов, она испытывала чувство, будто опять перед нею открывается еще новая жизнь.
Они поехали по Северному мосту, через пригородный базар, по Блазигольм и на остров Балмунд, откуда яхта должна была доставить Теклу в Сандемар, имение графа. Когда они, проехав Королевский парк, доехали до большого фиорда, Текла расплакалась, тронутая величием вида.
При благоприятном северо-западном ветре развернулись паруса яхты, и скоро она поплыла среди других яхт, торговых и военных судов, направляющихся к городу.
Молодые дамы уселись на палубе под тентом в обществе молодого девятнадцатилетнего барона, лишившегося родителей и оканчивающего свое воспитание в доме графа.
Весенний ветерок тихо надувал паруса и приносил с берега приятный запах клевера, а молодой барон занимал дам веселой болтовней, перемешивая иногда свои речи цитатами из итальянских поэтов, которых Текла не понимала, но которые действовали на ее слух как музыка. Никогда еще не видала она таких изысканных манер, такой элегантной наружности, как у молодого человека. Когда же он, после того как были поданы на палубу фрукты и вино, взял свою лютню и начал петь, Текле казалось, что она уносится далеко от земли.
Ей казалось, что молодой человек на пути стать возлюбленным Эббы, и потому она взирала на все его шутки как человек, все понимающий и во все посвященный, делая вид, что ничего не видит и не слышит. Когда же барон Магнус (так звали молодого человека) произнес по адресу геройского поведения Текли хвалебную речь, говоря, что весь мир ей обязан тем, что Эбба продолжает всех вокруг себя радовать красотой и молодостью, она почувствовала себя покровительницей молодой парочки, хотя с грустью сознавала, что, следовательно, она причислена к старым, потерявшим уже всякую надежду на счастливую любовь. Когда затем она заговорила о своих годах и своей опытности, молодые люди решили прозвать ее дорогой тещей, что возвышало над ними Теклу и способствовало в то же время установлению между ними самых простых отношений.
Яхта тем временем скользила по фиорду к Баксгольму, затем изменила курс. Возле Диргамма они встретили королевскую эскадру, только что снявшуюся с якоря и направляющуюся к Стокгольму. К вечеру показался на горизонте Сандемар.
В том виде, как он представился теперь, при вечернем освещении солнца, он показался Текле волшебным замком. Снизу, с песчаного берега, украшенного пристанью, мостиками для лодок, павильоном и купальней, начинался, поднимаясь кверху, парк темных буковых и тисовых деревьев, среди которых возвышались статуи богов, нимф, героев и драконов. Местами развертывались цветочные клумбы с нарциссами, гиацинтами, тюльпанами. На заднем плане возвышался замок с башней, флагштоком, вымпелом, флюгером и зубцами; за ним шли сады, а вдали за садами выстроились дом управляющего, конюшни и всевозможные хозяйственные постройки. Весь берег окаймляли темные сосновые леса, растущие на поросших мхом скалах, покрывающих берег до самого моря. На фиорде высились мачты военного судна «Далари», охраняющего военную гавань Элфснаббен, служившую сборным пунктом для флота во время маневров.
Дальше продолжать свои наблюдения Текла уже не могла, так как раздался сигнальный свисток, собаки залаяли, и яхта причалила к пристани. Барон Магнус помог ей пройти по сходням, а затем ее приняла в свои объятия старая гофмейстерина, вышедшая навстречу Эббе и ее приятельнице.
* * *
Прошло три дня и три ночи, когда в одно прекрасное утро Текла с восходом солнца проснулась в отведенной ей комнате в Сандемаре. Она видела тяжелые сны об отце и о колдунье в Блазигольме, и поэтому быстро вскочила с кровати, чтобы рассеять дурные мысли. Открыв окно, увидав морской фиорд, парк с его деревьями, одетыми в пышную свежую зелень, цветы, покрытые росой, и услыхав пение птиц, она сразу успокоилась, снова легла в постель и стала думать о проведенных так счастливо трех днях. Ни о чем не думая и не заботясь, шла она к роскошно накрытому столу, как на пир; она на парусах каталась по морю; ездила в лес на охоту по зайцам и большим птицам; была на скотном дворе и птичнике, осматривала собачьи своры; играла в теннис в парке; рвала цветы в цветниках, а чаще всего сидела в беседке возле пруда с плавающими на нем лебедями, и слушала, как молодые люди смеялись, пели и опять смеялись. Жизнь протекала для нее так светло, что ей чудилось, будто она слышит церковный звон колоколов, так как все эти дни казались ей похожими на праздники. Она сама да и все здесь ведь одеты были по-праздничному, комнаты украшены по-праздничному, дорожки в саду подметены по-праздничному, каждый день подавался праздничный обед, и не было слышно уличного грохота, шума людских голосов.
Однако накануне вечером пробежала маленькая тучка и чуть-чуть заслонила солнце. Эбба, несомненно увлеченная молодым бароном, иногда приходила в дурное расположение духа и тогда злилась на него и мучила его, как мучают муху, без причины. Накануне вечером она бросила в пруд один из его незначительных подарков, поднесенных им с такой неподдельной радостью, а когда после того, как Эбба некоторое время насмехалась над ним, Текла заметила, что на глазах молодого человека появились слезы. Она с участием спросила его о причине горя; тогда он бросился перед ней наземь, положил голову на колени и открыл ей свое сердце. Он думает, говорил он, что Эбба никогда его не полюбит, так как мать его была иностранка и не знатного происхождения.
Тут нашлась неожиданно связь между обоими отпрысками незнатных родов, и купеческая жена, дочь стражника, стала утешать сына простой иностранки, ласкала его прекрасную голову с черными вьющимися кудрями, а взволнованный юноша покрывал ее руки поцелуями, называл сестрой и просил быть его другом. Затем, пока не взошла луна, они гуляли в парке, пока наконец Эбба не позвала их домой. Она была весь остаток вечера опять очень любезной.
Текла чувствовала после этого, что она стала кем-то больше, чем спасительницей жизни, которую старались по мере возможности отблагодарить. Она случайно оказалась брошенной в самую жизнь этих людей, случайно приняла участие в трении колеса, приводимого в движение судьбою, и вместе с тем как-то нарушились ее прежние личные связи. Ей это прежнее представилось со страшной очевидностью, когда в это утро горничная принесла ей письмо, пришедшее по почте, в котором она сейчас же признала письмо от мужа.
