Ребенок закричал. Его обмыли. Равки смотрел на красное личико и крохотные ручонки. Рождаясь на свет, мы отнюдь не улыбаемся, подумал он и передал новорожденного санитарке. Это был мальчик.
– Кто знает, для какой войны он рожден! – сказал Равик и принялся мыть руки. За соседним умывальником стоял Вебер.
– Равик, если вас действительно арестуют, немедленно дайте знать, где вы находитесь.
– К чему вам лишние неприятности, Вебер? Теперь с такими людьми, как я, лучше вовсе не знаться.
– Почему? Только потому, что вы немец? Но ведь вы беженец!
Равик хмуро улыбнулся.
– Вы же сами прекрасно знаете, как на нас, беженцев, смотрят везде и всюду. От своих отстали, к чужим не пристали. На родине нас считают предателями, а на чужбине – иностранными подданными.
– Мне все это безразлично. Я хочу, чтобы вас как можно скорее освободили. Сошлитесь на меня. Я за вас поручусь.
– Хорошо. – Равик знал, что не воспользуется его предложением. – Врачу везде найдется дело. – Он вытер руки. – Могу я вас попросить об услуге? Позаботьтесь о похоронах Жоан Маду. Сам я, наверно, уже не успею.
– Я, конечно, сделаю все. А еще что-нибудь не надо уладить? Скажем, вопрос о наследстве?
– Пусть этим занимается полиция. Не знаю, есть ли у нее родные. Да это и не важно.
Он оделся.
– Прощайте, Вебер. С вами хорошо работалось.
– Прощайте, Равик. Вам еще причитается гонорар за последнюю операцию.
– Израсходуйте эти деньги на похороны. Впрочем, они обойдутся дороже. Я оставлю вам еще.
– И не думайте, Равик. Ни в коем случае. Где бы вы хотели ее похоронить?
– Не знаю. На каком-нибудь кладбище. Я запишу ее имя и адрес.
Равик взял бланк клиники и написал адрес. Вебер положил листок под хрустальное пресс-папье, украшенное серебряной фигуркой овечки.
– Все в порядке, Равик. Через несколько дней и меня, наверно, тут не будет. Без вас мы едва ли сможем так успешно работать, как раньше.
Они вышли из кабинета.
– Прощайте, Эжени, – сказал Равик.
– Прощайте, герр Равик. – Она посмотрела на него. – Вы в отель?
– Да. А что?
– О, ничего… мне только показалось…
Стемнело. Перед отелем стоял грузовик.
– Равик, – послышался голос Морозова из какого-то парадного.
– Это ты, Борис? – Равик остановился.
– Там полиция.
– Так я и думал.
– Вот удостоверение личности на имя Ивана Клуге. Помнишь, я рассказывал тебе? Действительно еще на полтора года. Пойдем в «Шехерезаду». Там сменим фотографию. Подыщешь себе другой отель и станешь русским эмигрантом.
Равик отрицательно покачал головой.
– Слишком рискованно, Борис. Фальшивые документы в военное время – опасная вещь. Уж лучше никаких.
– Что же ты намерен делать?
– Пойду в отель.
– Ты твердо решил, Равик? – спросил Морозов.
– Да, твердо.
– Черт возьми! Кто знает, куда теперь тебя загонят!
– Во всяком случае, немцам не выдадут. Этого мне уже нечего бояться. И в Швейцарию не вышлют. – Равик улыбнулся. – Впервые за семь лет полиция не захочет расстаться с нами. Потребовалась война, чтобы нас начали так высоко ценить.
– Говорят, в Лоншане создается концентрационный лагерь. – Морозов потеребил бороду. – , Выходит, ты бежал из немецкого концлагеря, чтобы попасть во французский.
– Быть может, нас скоро выпустят.
Морозов ничего не ответил.
– Борис, не беспокойся за меня. На войне всегда нужны врачи.
– Каким именем ты назовешься при аресте?
– Своим собственным. Здесь я назвал его полиции только один раз. Пять лет назад. – Равик немного помолчал. – Борис, – продолжал он, – Жоан умерла. Ее застрелили. Она лежит в клинике Вебера. Надо ее похоронить. Вебер обещал мне, но боюсь, его мобилизуют прежде, чем он успеет это сделать. Ты позаботишься о ней? Не спрашивай меня ни о чем, просто скажи «да», и все.
– Да, – ответил Морозов.
– Прощай, Борис. Возьми из моих вещей то, что тебе может пригодиться. Переезжай в мою конуру. Ты ведь всегда мечтал о ванной… А теперь я пойду. Прощай.
– Дело дрянь, – сказал Морозов.
– Ладно. После войны встретимся в ресторане «Фуке».
– С какой стороны? Со стороны Елисейских Полей или авеню Георга Пятого?
– Авеню Георга Пятого. Какие же мы с тобой идиоты! Пара сопливо-героических идиотов! Прощай, Борис.
– Да, дело дрянь, – сказал Морозов. – Даже проститься как следует и то стесняемся. А ну-ка иди сюда, идиот!
Он расцеловал Равика в обе щеки. Равик ощутил его колючую бороду и запах табака. Это было неприятно. Он направился в отель.
Эмигранты собрались в «катакомбе». Совсем как первые христиане, подумал Равик. Первые европейцы. За письменным столом, под чахлой пальмой, сидел человек в штатском и заполнял опросные листы. Двое полицейских охраняли дверь, через которую никто не собирался бежать.
– Паспорт есть? – спросил чиновник Равика.
– Нет.
– Другие документы?
– Нет.
– Живете здесь нелегально?
– Да.
– По какой причине?
– Бежал из Германии. Лишен возможности иметь документы.
– Фамилия?
– Фрезенбург.
– Имя?
– Людвиг.
– Еврей?
– Нет.
– Профессия?
– Врач.
Чиновник записал.
– Врач? – переспросил он и поднес к глазам листок бумаги. – А вы не знаете тут врача по фамилии Равик?
– Понятия не имею.
– Он должен проживать именно здесь. Нам донесли. Равик посмотрел на чиновника. Эжени, подумал он. Не случайно она поинтересовалась, иду ли я в отель, а еще раньше так сильно удивилась, увидев меня на свободе.
– Ведь я уже вам сказала – под такой фамилией у меня никто не проживает, – заявила хозяйка, стоявшая у входа в кухню.
– А вы помалкивайте, – недовольно пробурчал чиновник. – Вас и так оштрафуют за то, что все эти люди жили здесь без ведома полиции.
– Могу лишь гордиться этим. Уж если за человечность штрафовать… что ж, валяйте!
Чиновник хотел было еще что-то сказать, но промолчал и только махнул рукой. Хозяйка вызывающе смотрела на него. Она имела высоких покровителей и никого не боялась.
– Соберите свои вещи, – обратился чиновник к Равику. – Захватите смену белья и еду на сутки. И одеяло, если есть.
Равик пошел наверх в сопровождении полицейского. Двери многих комнат были распахнуты настежь. Равик взял свой давно уже упакованный чемодан и одеяло.
– Больше ничего? – спросил полицейский.
– Ничего.
– Остальное не берете?
– Нет.
– И это тоже? – Полицейский указал на столик у кровати. На нем стояла маленькая деревянная Мадонна, которую Жоан прислала Равику в «Энтернасьональ» еще в самом начале их знакомства.
– И это тоже.
Они спустились вниз. Кларисса, официантка родом из Эльзаса, протянула Равику какой-то пакет. Равик заметил, что у всех остальных эмигрантов были такие же пакеты.
– Еда, – объяснила хозяйка. – Не то еще умрете с голоду! Уверена, что вас привезут в такое место, где ничего не подготовлено.
Она с неприязнью посмотрела на чиновника в штатском.
– Поменьше болтайте, – сказал тот с досадой. – Не я объявил войну.
– А они, что ли, объявили ее?
– Оставьте меня в покое. – Чиновник взглянул на полицейского. – Все готово? Выводите!
Темная масса людей зашевелилась, и тут Равик увидел мужчину и женщину, ту самую, которой мерещились тараканы. Правой рукой муж поддерживал жену. Левой он держал сразу два чемодана – один за ручку, другой под мышкой. Мальчик тоже тащил чемодан. Муж умоляюще посмотрел на Равика. Равик кивнул.
– У меня есть инструменты и лекарства, – сказал он. – Не волнуйтесь.
Они забрались на грузовик. Мотор затарахтел. Машина тронулась. Хозяйка стояла в дверях и махала рукой.
– Куда мы едем? – спросил кто-то полицейского.
– Не знаю.
Равик стоял рядом с Розенфельдом и новоявленным Гольдбергом. Розенфельд держал в руках круглый футляр. В нем были Сезанн и Гоген. Он напряженно о чем-то думал.
– Испанская виза, – сказал он. – Срок ее истек прежде, чем я успел… – Он осекся. – А Крыса все-таки сбежал, – добавил он. – Маркус Майер сбежал вчера в Америку.
Грузовик подпрыгнул на ходу. Все стояли, тесно прижавшись друг к другу. Почти никто не разговаривал. Машина свернула за угол. Равик посмотрел на фаталиста Зейденбаума.
– Вот мы и снова в пути, – сказал тот.
Равику хотелось курить. Сигарет в карманах не оказалось. Но он вспомнил
– в чемодане есть большой запас.
– Да, – сказал он. – Человек может многое выдержать.
Машина миновала авеню Ваграм и выехала на площадь Этуаль. Нигде ни огонька. Площадь тонула во мраке… В кромешной тьме нельзя было разглядеть даже Триумфальную арку. Конец формы
Вечно твой Шарль (фр.).
(Сделано в Германии (англ.)
Грязные иностранцы (фр.).
