Нельзя согласиться с теми критиками, которые (как, например, американский исследователь Твена Э. Вагенккехт) полагают, будто в «Жанне д'Арк» Твен отказался от своего прежнего критического отношения к феодальной старине и преклонился перед тем самым рыцарством, которое высмеивал ранее. Феодальная Франция XV века обрисована в этой книге не менее темными красками, чем Англия Тюдоров в «Принце и нищем» или Англия легендарного короля Артура в сатирико-фантастическом романе о похождениях коннектикутского янки среди рыцарей Круглого Стола. Горестная нищета народа, разоряемого и иноземными врагами, и собственными разбойниками-феодалами; полная деморализация правящих кругов во главе с ничтожным, безвольным и трусливым королем Карлом VІІ; зловещая роль церкви, предающей интересы страны, — таков тот мрачный исторический фон, на котором выделяется в романе Твена светлый образ его героини.
Смысл и значение национального подвига Жанны д'Арк в ту пору, когда возник роман Твена, давали повод к различным, даже прямо противоположным трактовкам. Международная католическая реакция по-своему обрабатывала предание об Орлеанской деве, объявляя ее одинокой избранницей неба, орудием божественного промысла. В 1910 году Жанна д`Арк, сожженная пять веков тому назад по приговору католического церковного суда как еретичка и богоотступница, была канонизирована Ватиканом в качестве новоявленной католической святой. А с другой стороны, в это же самое время образ шиллеровской Иоанны в гениальном исполнении Марии Ермоловой вдохновлял массового демократического зрителя как символ свободолюбивого патриотического порыва и самоотвержения.
Твена, писателя-демократа и гуманиста, образ Жанны д'Арк привлекал прежде всего как воплощение героини народного патриотизма. Каковы бы ни были мистические иллюзии самой` Жанны, считавшей себя посланницей бога, писателю ясно, что действительным источником мужества, стойкости и решимости этой юной воительницы была ее кровная связь с народом. «Она была крестьянкой. Этим все сказано. Она вышла из народа и знала народ. Те, другие, вращаясь в более высоких сферах, знали о нем немного. Мы не привыкли считаться с бесформенной, загадочной и косной массой, которую зовем «народом», придавая этому слову оттенок презрения. Это странно, потому что в душе мы отлично знаем: прочна лишь та власть, которую поддерживает народ, стоит убрать эту опору, и ничто в мире не спасет трон от падения».
В этих словах высказались заветные убеждения Твена. Его роман о легендарных подвигах средневековой французской пастушки из Домреми был теснейшим образом связан с раздумьями писателя о судьбе его собственного, американского народа. В хронологической летописи творчества Твена «Личные воспоминания о Жанне д'Арк» занимают место по соседству с «Простофилей Вильсоном» (1894) и «Человеком, который совратил Гедлиберг» (1899), где с потрясающей силой изображено нравственное убожество буржуазной Америки. В 1898 году, через два года после выхода «Жанны д'Арк» отдельной книгой, Твен начал работу над повестью «Таинственный незнакомец» — одним из самых мрачных своих произведений, где дал волю мучительным и безысходным сомнениям относительно природы человека и смысла человеческого существования вообще. В этом контексте становится понятным значение для американского художника героической темы, разработанной в его историческом романе. Жанна д'Арк предстает в сознании писателя как свидетельство того, на какие благородные подвиги может быть способен человек, не развращенный собственническим эгоизмом, тщеславием и ханжеством.
Жанна во многом близка прежним любимым героям Твена, таким же безродным плебеям — Тому Кенти, Геку Финну, коннектикутскому янки. Твен любуется нравственной цельностью ее характера, ее целомудренностью и волей к борьбе, ее ясным умом и житейской мудростью, позволившими этой семнадцатилетней девочке из деревенского захолустья вести к победам французскую армию, вопреки придворным интригам и проискам предателей-вельмож.
Характерно, что в дальнейшем, в начале нашего столетия, к той же теме вслед за Твеном обращаются два других мастера критического реализма — Анатоль Франс («История Жанны д'Арк», 1908) и Бернард Шоу (пьеса-хроника «Святая Жанна», 1923). И скептический Франс, и насмешливый Шоу, так же как и Твен, с глубоким сочувствием воссоздают образ народной героини Франции. Но их произведения во многом отличны друг от друга по жанру и замыслу. Книга Франса — тщательно документированное научное сочинение; как беспристрастный историк, автор подвергает всестороннему критическому анализу свидетельства современников о подвигах и трагической гибели Орлеанской девы, показывая, в частности, что одновременно с Жанной д'Арк во Франции появлялось в ту пору немало других «пророков» и «пророчиц», экзальтированные призывы которых находили поддержку в патриотическом настроении народа.
Критически переоценивает традиционное предание о Жанне д'Арк и Бернард Шоу. В его рационалистическом истолковании Жанна оказывается прежде всего «человеком благоразумия»: «Ни на одно мгновение она не была тем, чем многие сочинители средневековых романов и пьес ее представляли: романтической молодой леди, — пишет Шоу в предисловии к пьесе. — «Она была всецело дочерью земли, с ее крестьянской рассудительностью н упорством, с ее принятием великих лордов и королей и прелатов такими, как они есть, без поклонения или снобизма...»
Предвосхищая эту демократическую трактовку образа Жанны д`Арк, Марк Твен, однако, расходится с Бернардом Шоу и Анатолем Франсом в своем отношении к традиционной средневековой легенде об этой героине. Он не считает нужным подвергать критическому анализу средневековое суждение о «чудесах», которыми якобы сопровождался недолгий жизненный путь Жанны. Чтобы не поступиться собственным свободомыслием, которое не могло принять за истину суеверные рассказы о таинственных «видениях» и «голосах», вдохновлявших Жанну, он предпочитает вовсе устраниться из повествования. В качестве «автора» книги выступает сьер Луи де Конт, земляк и друг детства Жанны, сопровождавший ее во всех боях и походах в качестве пажа и секретаря и присутствовавший в Руане при ее казни. Ведя рассказ от лица этого вымышленного участника изображаемых событий, Твен стилизует свое повествование в духе средневековой хроники (что сказывается не только в общем колорите и тоне, но и в несколько архаизированном языке романа), Народные предания о волшебном Бурлемонском буке и добрых лесовичках, друзьях маленькой Жанны, так же как и суеверные легенды о являвшихся ей архангелах и святых, вложены в уста человека XV столетия, разделяющего все религиозные верования и предрассудки средневековья.
Такое построение романа давало Твену возможность, не погрешая против психологического правдоподобия, сочетать фантастику средневековой легенды с изображением вполне реальных, земных человеческих страстей и поступков.
«Личные воспоминания о Жанне д'Арк» были первоначально напечатаны в журнале «Харперс мэгезин» без имени автора, как якобы перевод с французского оригинала. Имя Твена было предпослано роману лишь тогда, когда он был опубликован отдельным изданием в 1896 году.
Но своеобразная «маскировка», к которой прибег Твен, попытавшись скрыть от читателей свое авторство, объяснялась еще и другим обстоятельством. Как видно из его собственных признаний и воспоминаний современников, писателя в эту пору нередко тяготило то, что читатели привыкли видеть в нем только юмориста и готовы были принять за шутку каждое, даже самое серьезное его суждение. Биограф Твена А. Б. Пейн приводит слова самого художника, относящиеся к началу его работы над «Жанной д'Арк»: «То, что идет за моей подписью, никогда не будет принято всерьез. Людям всегда хочется смеяться над тем, что я пишу, и они бывают разочарованы, если не находят у меня шуток. Это будет серьезная книга. Она значит для меня больше, чем все, за что я когда-нибудь брался. Я напишу ее анонимно».
Как видно из так называемого «Предисловия переводчика» (то есть самого автора), которое предпослано роману, история Жанны д'Арк была полна для Твена огромного, воодушевляющего нравственно-философского смысла. Провозглашая характер своей героини воплощением «идеального совершенства», писатель отвечал на собственные горькие раздумья об измельчании и опошлении человека в условиях собственнического строя, всеобщей коррупции и погони за наживой. Но, понятый в таком отвлеченно-гуманистическом, идеализированном плане, образ Жанны терял иногда свою художественную убедительность, а повествование о ее подвигах становилось монотонным и сентиментальным. По воспоминаниям Сузи Клеменс, дочери писателя, Твен плакал, читая родным рукопись «Жанны д'Арк»; но по выходе книги она была довольно сдержанно принята читателями. Твен, впрочем, предвидел это: «...может быть, книга не будет продаваться, — замечает он в письме к Роджерсу, — но это не важно: ведь я писал ее для души». Друг Твена Гоуэлс, одобряя «честное, сильное, откровенно современное американское чувство» — то есть демократический пафос романа, отрицательно отнесся к стилизованному изображению средневековья у Твена: «Страдания мои начинаются там, где он (Твен) принимается за псевдосредневековые дела, — писал Гоуэлс. — Тут-то я начинаю подозревать, что латы у него из олова, скалы и крепости — из картона, что толпа горожан и воинов, нанята по столько-то за спектакль и что Жанна иногда устраивает ужасные скандалы за кулисами» Эта ироническая оценка стилизованной декоративной обрисовки средневековья в «Жанне д'Арк» представляется довольно меткой.
