– Вне всякого сомнения.
– До сих пор результаты были чрезвычайно благоприятные. Ни один из мальчиков не потерял ни одного балла, а моя нервная система находится в таком хорошем состоянии, на которое, признаться, я не смел и надеяться, когда узнал, что в доме одновременно со мной будут жить двое подростков.
– Понимаю, – сказал я. – Ваш расчет блестяще оправдывается. Скажите, а как вы расценили бы подлый поступок вообще?
– Простите?
– Я хочу сказать, если он не направлен лично против вас. Допустим, один из мальчуганов сделает пакость мне, например? Скажем, подставит подножку или подкинет жабу в постель?
Бедный старикан пришел в ужас:
– Всенепременно лишу виновного десяти баллов.
– Всего лишь?
– Ну, пятнадцати.
– Лучше бы двадцати. Хорошее круглое число.
– Хорошо, пусть будет двадцать. От таких шуточек меня в холодный пот бросает.
– Меня тоже.
– Мистер Вустер, вы ведь не забудете сообщить мне, если произойдет такой безобразный случай?
– Вы первым об этом узнаете, – заверил его я.
Ну а теперь в сад, подумал я, на поиски юного Тоса.
Бертрам выяснил все, что нужно, и таким образом обрел твердую почву под ногами.
Мне не пришлось долго бродить по саду, я нашел Тоса в беседке, погруженного в чтение какой-то нравоучительной книги.
– Добрый день, – сказал он, приветствуя меня ангельской улыбкой.
Этот враг рода человеческого был коренастый, плотный подросток, которому наше слишком терпимое общество вот уже четырнадцать лет позволяло отравлять себе жизнь. Нос у него курносый, глаза зеленые, на вид настоящий сорвиголова. Мне он никогда не нравился, а уж с этой ангельской улыбкой выглядел прямо-таки отталкивающе.
Я перебрал в уме несколько подходящих колкостей.
– A-а, Тос, – сказал я, – привет. Да ты, я смотрю, разжирел как свинья.
По-моему, для начала неплохо. По опыту я знал, что Тос терпеть не может даже самых безобидных, добродушных шуток насчет его явственно выпирающего брюшка. В последний раз, когда я отпустил замечание по этому поводу, дитятя так меня отбрил, что я был бы горд иметь в своем лексиконе несколько подобных выражений. Но сейчас Тос молча одарил меня еще более ангельской улыбкой, чем прежде, хотя я успел приметить, как в его взгляде мелькнуло тоскливое выражение.
– Да, по-моему, я немного прибавил в весе, – добродушно согласился он. – Придется поделать физические упражнения, пока я живу здесь. Берти, может, ты хочешь сесть, – предложил он, вставая. – Ты ведь, наверное, устал с дороги. Хочешь, я положу тебе на кресло диванную подушку? А сигареты у тебя есть? А спички? Не то я мигом бы все тебе доставил из курительной комнаты. Если хочешь, сбегаю принесу что-нибудь прохладительное.
Сказать, что я был ошеломлен, – значит ничего не сказать. Хоть тетя Далия меня предупредила, я, в сущности, не верил, что этот юный бандюга способен столь разительно изменить свое отношение к ближним. Но сейчас, когда он явился передо мной помесью бойскаута и сервировочного столика на колесах, я почувствовал, что окончательно сбит с толку, однако со свойственной мне бульдожьей хваткой продолжал начатое дело.
– Послушай, Тос, ты все еще прозябаешь в этой своей школе для придурков? – спросил я.
Пусть он устоял, когда я издевался над его пухлостью, но неужели он настолько продажен, чтобы за какие-то пять фунтов стерпеть насмешки над своей родной школой? Невероятно! Однако я ошибся. Видно, страсть к деньгам победила. Он только покачал головой:
– Я оттуда ухожу. Со следующего семестра поступаю в Певенхерст.
– Там носят плоские квадратные шапочки, да?
– Да.
– С розовыми кисточками?
– Да.
– Ну и вид у тебя будет! Осел с кисточкой, – сказал я, правда без особой надежды, и от души расхохотался.
– Что правда, то правда, – сказал он, хохоча еще искреннее, чем я.
– Квадратная шапочка!
– Ха-ха!
– Розовая кисточка!
– Ха-ха!
Тут я сдался.
– Ну ладно, пока, – уныло сказал я и поплелся прочь.
Через два дня мне стало ясно, что вирус стяжательства проник глубже, чем я думал. Этот ребенок был безнадежно одержим жаждой наживы.
Дурные новости сообщил мне старикан Анструтер.
– A-а, мистер Вустер, – сказал он, встретившись со мной на лестнице, когда я спускался в холл, подкрепив себя завтраком. – Вы были столь любезны, что выразили интерес к учрежденному мною состязанию на приз за примерное поведение.
– И что же?
– Я ведь вам объяснил мою систему оценок. Ну так вот, сегодня утром мне пришлось внести в нее некоторые изменения. Как мне представляется, обстоятельства этого требуют. Дело в том, что я случайно встретил племянника нашей милой хозяйки, юного Томаса. Он возвращался домой, и, как я заметил, вид у него был утомленный, ботинки в пыли. Естественно, я поинтересовался, что его заставило подняться в столь ранний час, – а, надо вам сказать, дело было еще до завтрака. Тогда он мне все объяснил: оказывается, он слышал, как вы вчера посетовали, что, уезжая из Лондона, забыли распорядиться, чтобы вам сюда доставляли «Спортивные новости», и он ходил на железнодорожную станцию – а это больше трех миль, – чтобы купить вам газету.
Все поплыло у меня перед глазами. Мне явились сразу два мистера Анструтера, оба с размытыми контурами.
– Что?!
– Я могу понять ваши чувства, мистер Вустер. И поверьте, я их ценю. Поистине, такая самоотверженная доброта в ребенке его возраста – большая редкость. Растроганный до глубины души благородством его поступка, я немного отступил от своей системы и наградил мальчика премией – пятнадцатью баллами.
– Пятнадцатью баллами!
– Действительно, почему пятнадцатью? Пусть будет двадцать. Как вы совершенно справедливо заметили, двадцать – прекрасная круглая цифра, – сказал старикан и заковылял прочь, а я бросился искать тетушку.
– Тетя Далия, – вскричал я, – дело принимает дурной оборот!
– Послушай, да они просто на ходу подметки режут! – с горячностью подхватила тетя Далия. – Знаешь, что сейчас случилось? Этот плут Снеттишем, которого за такие проделки надо в шею гнать из его клуба, а к скачкам и близко не подпускать, подговаривал Бонзо хлопнуть во время завтрака бумажным пакетом над ухом мистера Анструтера и обещал за это десять шиллингов. Слава Богу, любовь к Лилиан Гиш и на этот раз победила. Мой дорогой Бонзо просто смерил жулика Снеттишема взглядом и гордо удалился. Теперь ты понимаешь, с чем мы столкнулись?
– Тетя Далия, мы столкнулись с еще более страшным злом, – сказал я и поведал ей о разговоре с мистером Анструтером.
Она была ошеломлена. Можно сказать – сражена ужасом.
– Неужели Томас это сделал?
– Представьте себе.
– Протопал шесть миль, чтобы достать для тебя газету?
– Шесть с лишним.
– Маленький негодяй! Боже милостивый! Берти, представляешь, ведь он может начать творить добрые дела каждый день! Или даже дважды в день! Неужели нет никакого средства его остановить?
– По-моему, нет. Его теперь не остановишь, тетя Далия. Должен признаться, я в полной растерянности. Есть только один выход. Надо послать за Дживсом.
– Давно пора! – отрезала тетушка. – Надо было его вызвать с самого начала. Телеграфируй ему сейчас же.
Все-таки Дживсу нет равных. И сердце у него золотое. Причем из золота высшей пробы. Любой на его месте, вызови я его телеграммой в разгар отпуска, наверняка послал бы меня подальше. Но Дживс не таков. Он примчался на следующий же день, загорелый, в прекрасной форме, и я немедленно изложил ему суть дела.
– Ну вот, Дживс, теперь вы все знаете, – сказал я, пересказав известные вам факты. – Ваша задача – хорошенько пораскинуть умом. Отдохните с дороги, а вечером, перекусив, удалитесь в уединенное место и поломайте голову. Может быть, хотите к ужину какие-нибудь особенные блюда или бодрящие напитки, чтобы подстегнуть мозги? Только скажите.
– Очень вам благодарен, сэр, но у меня уже есть план, который, я думаю, себя оправдает.
Я уставился на него чуть ли не с благоговейным страхом:
– Как?! Уже?
– Да, сэр.
– Не может быть!
– Может, сэр.
– Наверное, ваш план основан на изучении психологии индивидуума?
– Совершенно верно, сэр.
Я с недоверием покачал головой. В душу закрались сомнения.
– Хорошо, Дживс, выкладывайте. Но честно говоря, особых надежд я не питаю. Вы ведь только что здесь появились и не знаете, какие пугающие перемены произошли в Тосе. Вы, наверное, думаете, что он такой же, как прежде. Ничего похожего, уверяю вас. Одержимый желанием сцапать эту пятерку, проклятый мальчишка стал просто шелковый, и в броне, так сказать, его добродетели нет ни малейшего изъяна. Я издевался над его толстым пузом, последними словами поносил его школу, а он знай себе улыбается, как умирающий лебедь. Впрочем, вы сами все увидите. Однако послушаем, что вы предлагаете.
– Мне пришло в голову, сэр, что самый разумный шаг в данных обстоятельствах состоит в том, чтобы вы обратились к миссис Траверс с просьбой пригласить сюда в гости мастера Себастьяна Муна.
