— Бедный! — сказала Сара. — Хотелось бы мне знать, о чем он думает.
А думал в эту минуту мистер Кэррисфард вот о чем.
«Даже и в том случае, если Кармикелу удастся найти этих русских в Москве, — думал он, — может оказаться, что девочка, которую они взяли из школы мадам Паскаль, — не дочь Ральфа Кру. Что тогда?»
Войдя в школу, Сара встретилась с мисс Минчин, которая возвращалась из кухни, куда ходила, чтобы сделать выговор кухарке.
— Где это вы пропадали столько времени? — спросила она Сару. — Вам уже давно следовало бы вернуться.
— Сегодня очень сыро и грязно, — ответила Сара. — Мне было трудно идти в моих худых башмаках.
— Пожалуйста, без отговорок, — остановила ее мисс Минчин, — и не лгите.
Сара пошла к кухарке. Ту только что разбранили, и потому она была в отвратительном расположении духа. Приход Сары пришелся для нее как нельзя более кстати: теперь ей было на кого излить свой гнев.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Как это вы еще не проходили всю ночь!
— Вот покупки, — сказала Сара, выложив их на стол.
Кухарка, ворча, внимательно осмотрела покупки.
— Можно мне что-нибудь поесть? — спросила Сара.
— Чай давно уже пили, — отрезала кухарка. — Неужели вы воображаете, что я стану заваривать специально для вас?
— Я не обедала сегодня, — после небольшого молчания тихо сказала Сара. Она боялась, что у нее задрожит голос, и потому говорила тихо.
— Вы будете есть хлеб, — сказала кухарка. — Ничего другого нельзя получить в такой час.
Сара открыла буфет и взяла кусок хлеба. Он был совсем черствый. Съев его, она пошла к себе. Когда Сара уставала днем, ей всегда было трудно взбираться по лестнице на чердак. Лестница была такая длинная и такая крутая! А в этот вечер она стала как будто еще длиннее, и Сара принуждена была останавливаться несколько раз, чтобы перевести дух. Ей казалось, что она никогда не дойдет до верхней площадки. Добравшись, наконец, до нее, Сара с радостью увидала под своей дверью полоску света. Значит, Эрменгарда пришла к ней, слава Богу! Это гораздо лучше, чем прийти усталой и голодной в пустую комнату. От одного присутствия добродушной, толстой Эрменгарды у нее станет легче на душе.
Сара не ошиблась. Отворив дверь, она увидала Эрменгарду, которая сидела на постели, предусмотрительно подобрав ноги. Она никак не могла привыкнуть к Мельхиседеку и его семье, хоть часто с восхищением смотрела на них. Когда она была на чердаке одна, то до прихода Сары всегда сидела на постели, поджав ноги. На этот раз она сильно перепугалась и чуть не вскрикнула, когда Мельхиседек вышел из своей норки и, усевшись на задние лапки, стал нюхать воздух в том направлении, где сидела она.
— Ах, Сара, как я рада, что ты пришла! — воскликнула она. — Мельхиседек так страшно нюхал воздух. Я уговаривала его уйти, но он долго оставался здесь. Ты знаешь, что я люблю его, но я боюсь, когда он смотрит прямо на меня и начинает нюхать. Как ты думаешь, не вспрыгнет он на постель?
— Нет, не беспокойся, — ответила Сара.
Эрменгарда подвинулась поближе к краю постели и взглянула на Сару.
— Ты, должно быть, очень устала, — сказала она, — ты такая бледная.
— Да, я устала, — сказала Сара, садясь на хромоногую табуретку. — Ах, вот и Мельхиседек — он пришел за ужином.
Мельхиседек действительно вышел из своей норки, как будто услыхав ее шаги. Сара была уверена, что он различает их. Она опустила руку в карман, но, не найдя там ничего, вывернула его и покачала головой.
— Мне очень жаль, — сказала она. — У меня нет ни одной корочки, Мельхиседек. Ступай домой и скажи жене, что у меня не было ничего. Я забыла про тебя, потому что кухарка и мисс Минчин были обе очень не в духе.
Мельхиседек как будто понял ее слова и с покорным видом пошел к себе домой.
— Я не думала, что ты придешь сегодня, Эрми, — сказала Сара.
— Мисс Амелия ушла к своей старой тетке и будет ночевать у нее, — объяснила Эрменгарда. — А кроме нее, никто не приходит в спальни после того, как мы ляжем спать. Сегодня я могла бы остаться у тебя хоть до утра… А знаешь, Сара, — грустно прибавила она, — папа прислал мне еще книг. Вот они, — и она показала на стол, где лежало несколько книг.
Сара подбежала к столу и, схватив толстую книгу, стала просматривать ее. Глаза ее заблестели, щеки вспыхнули, и она на минуту забыла обо всех своих огорчениях.
— Ах, как хорошо! — воскликнула она. — Это «История французской революции» Карлейля. Мне так хотелось прочитать ее!
— А мне не хочется, — сказала Эрменгарда. — Но папа рассердится, если я не прочитаю. Он думает, что я могу запомнить все, что здесь написано, и станет спрашивать меня, когда я приеду домой на праздники. Что я буду делать?
Сара положила книгу и взглянула на Эрменгарду.
— Если ты дашь мне эти книги, — сказала она, — я прочитаю их и потом расскажу тебе так, что ты запомнишь все.
— Ах, Господи! — воскликнула Эрменгарда. — Неужели ты сможешь сделать это?
— Да, я знаю, что смогу, — ответила Сара. — Маленькие всегда помнят все, что я рассказываю им.
— Если ты сделаешь это, Сара, — сказала Эрменгарда, и круглое лицо ее просияло, — если ты сделаешь это, я дам тебе все, чего бы ты не пожелала!
— Мне не нужно всего, — возразила Сара. — Мне нужны только твои книги. Я так бы хотела прочитать их!
— Так возьми их, — сказала Эрменгарда. — Хорошо, если бы они были нужны и мне, но они мне совсем не нужны. Я глупая, а мой папа умный, и ему хочется, чтобы я тоже была умная и читала побольше книг.
— Он хочет, чтобы ты запомнила то, что написано в них, — сказала Сара. — Если я расскажу тебе все так, что ты запомнишь, то он будет доволен.
— Да, он будет доволен, ему все равно, как бы я ни запомнила, — согласилась Эрменгарда. — И ты была бы довольна, если бы была моим папой?
— Ты не виновата, что тебе трудно учиться, — сказала Сара. — Одному ученье дается легко, а другому нет — вот и все.
Она всегда относилась очень нежно к Эрменгарде и старалась не дать ей заметить, насколько велика разница между ними.
— К тому же, — прибавила она, — ум и хорошие способности — не самое главное. Гораздо важнее быть доброй. Если бы мисс Минчин была необыкновенно умна и знала все на свете, то не сделалась бы от этого лучше, и все, как и теперь, ненавидели бы ее. Умные люди часто делали много зла. Например, Робеспьер…
Сара остановилась и пристально взглянула на Эрменгарду, на лице которой появилось какое-то растерянное выражение.
— Разве ты не помнишь? — спросила Сара. — Я недавно рассказывала тебе про него. Ты забыла?
— Я не помню всего, — ответила Эрменгарда.
— Так погоди минутку, — сказала Сара. — Я только разденусь, а потом закутаюсь в одеяло и расскажу тебе.
Сара сняла шляпу и кофточку, стащила мокрые башмаки и надела туфли. Потом она завернулась в одеяло и, усевшись на постель, обхватила руками колени.
— Ну, слушай, — сказала она.
И она начала рассказывать разные кровавые эпизоды из французской революции так живо, что у Эрменгарды стали от ужаса совсем круглые глаза, а по телу пробегала дрожь. Она слушала с наслаждением, сдерживая дыхание, и после этого уж никогда не забывала ни о Робеспьере, ни о принцессе Ламбаль.
— Они насадили ее голову на пику и плясали вокруг нее! — воскликнула Сара. — У нее были великолепные белокурые волосы. И когда я думаю о ней, она никогда не представляется мне живой. Я всегда вижу ее вздетую на пику голову с развевающимися волосами и безумных жестоких людей, пляшущих вокруг нее!
Эрменгарда жадно ловила каждое слово Сары и сидела, как зачарованная, до тех пор, пока та не закончила.
— Ну, теперь поговорим о другом, — сказала Сара. — Как идут твои уроки французского языка?
— Гораздо лучше с тех пор, как я была у тебя в последний раз и ты объяснила мне спряжения. На другой день я отлично знала урок. Мисс Минчин даже удивилась!
Сара засмеялась и крепче обхватила руками колени.
— Она удивляется и тому, что Лотти не делает ошибок в сложении. Она не знает, что Лотти приходила ко мне и я занималась с нею. — Сара огляделась кругом и сказала, усмехнувшись: — А ведь эта комната могла бы быть красива, если бы не была так безобразна!
Эрменгарда не подозревала, сколько лишений и неприятностей приходится переносить Саре. Та ничего не говорила ей, а у нее самой было не настолько живое воображение, чтобы представить себе это. В тех редких случаях, когда ей удавалось прийти к Саре, она слушала ее рассказы и фантазии и под обаянием их не думала о том, каково живется подруге. Иногда она замечала, что Сара бледна, что она как будто похудела, но не придавала этому значения, потому что та никогда не жаловалась и не говорила, что ей часто приходится даже голодать. Сара быстро росла, много ходила, и потому у нее был отличный аппетит; а между тем ее кормили плохо и она очень редко бывала сыта.
