Кто ж умирает под такую музыку? Да еще на дурацкой пробежке?
Пролистываю комментарии, пока в памяти всплывают обрывки сна.
@уайти2947: Ужасный случай, но что она забыла в парке вечером?
@радфем_Бонни95: Она просто бегала.
@ДжимИзКачалки69: Видать, не слишком быстро *смеющийся эмодзи*
@радфем_Бонни95: не смешно, придурок
@ДжимИзКачалки69: да ладно, шуток не понимаешь? *пожимает плечами*
@бернимун: она же человек, а не анекдот
@ДжимИзКачалки69: если не видишь разницы между шуткой и убийством, проблема в тебе, крошка
@бернимун:
Очередной прилив жара, но теперь я понимаю, что это на самом деле. В женской ярости есть нечто древнее, первобытное. В мужской больше физического, а женская рождена из столетий жестокости. Она пронизывает культуры. Она пронизывает расы. Вековечная, голодная, темная, не знающая своей силы. Пока. Но направь ее в нужное русло – и она превратит взрослых мужчин в хнычущих мальчишек. Я своими глазами видела. Давным-давно, а помню хорошо, как сегодня. В этом воспоминании таится ужасная опасность; оно – словно бомба, заложенная в основании дома с времен позабытой, немыслимой войны; теперь эту бомбу вытащили на свет божий, всю ржавую, зловещую, полную ужасной мощи…
Джо, учительница начальных классов, покинула скорбящего супруга Дэвида, с которым прожила девять лет, и двоих маленьких детей, Мэдди и Сэма.
Фотографии в доме с привидениями. Отражения на экране ноутбука. Ночь, в зеркале заднего вида что-то мелькнуло… Запах опавшей листвы, гул машин. Вой сирены. Одно из многих воспоминаний, засунутых в коробку на полке.
Вот оно.
Он задушил ее со спины. Теперь я знаю. Это совсем недолго, если умеючи. Так или иначе, через полминуты Джо Перри потеряла сознание. Он не отпускал еще пять минут, на всякий случай. Ему нравилось лежать на ней, жадно зарыв лицо в ее волосы. Я знаю это наверняка, будто видела своими глазами. Откуда?.. А еще знаю, что сегодняшний сон – и кровь – были неслучайны. Знаю, что в тот вечер Джо Перри хотела приготовить пиццу. Что ее детей зовут Мэдди и Сэм. Что перед погружением во тьму она слышала Manchild Нене Черри.
2
Суббота, 26 марта
Приобретенные в детстве рефлексы остаются с нами навсегда. Мы вздрагиваем от определенных звуков или движений. А если набезобразничали, с тоскливой тревогой ждем нагоняя. Мечтаем заполнить внутреннюю пустоту хоть чем-нибудь – едой, соцсетями, любовью, – чем угодно, лишь бы умилостивить бездонный омут. И слышим давно привычный рефрен жалоб, упреков и предостережений:
Плохая! Плохая! Ты же обещала, что больше так не будешь!
С воспоминанием приходят запахи опавшей листвы, влажной травы и дождя, а еще чего-то неожиданно сладкого. Клубничного ароматизатора.
Абракадабра!
Нет, только не снова. Ты же обещала, что больше так не будешь. Его руки. Руки все в порезах. Больше никогда. Больше никогда.
Когда я ушла, Мартин еще спал. Я подумывала притвориться больной и взять отгул. Тянуло живот, навалилась усталость, да еще голова разболелась. Кроме того, убийство женщины совсем неподалеку – не говоря уже о пугающе подробном сне – выбило меня из колеи. Но по субботам в «Книжном Салены» полно дел; болезнь или не болезнь, не сваливать же всю работу на подругу.
На самом деле мы с Саленой не слишком близки, хотя с ней, пожалуй, я разговариваю чаще всего. Ей тридцать, живет она с родителями и занимается их книжным магазином. Выходит, формально она моя начальница, но я не чувствую себя подчиненной. Может, благодаря ее молодости – они с Данте почти ровесники. Мартин считает, что в денежном плане ее дело не слишком устойчиво, но, опять-таки, его отрасль издательского дела построена по другому принципу. Издательство «Лайф стори пресс» всегда подчеркивает: оно не требует с писателей денег за выпуск произведений; зато авторы платят пять-десять тысяч фунтов за услуги издательства. «Лайф стори пресс» часто рекламирует свои книги в журналах «Сага» и «Олди» [11] и выпускает в основном мемуары и детские книги с иллюстрациями. Салена их не продает, поэтому Мартин обижается. И все же мне по душе моя работа. До магазина всего двадцать минут пешком, вдобавок там я могу общаться с людьми. Поэтому я выпила две таблетки парацетамола и без четверти девять отправилась на работу, надеясь, что свежий воздух прояснит голову и поможет забыть ужасное начало дня.
Зря надеялась. Только полпути прошла, как меня снова обдало жаром. Сама виновата, не стоило пропускать завтрак. Я как раз проходила мимо ворот в парк, где убили Джо, – сегодня их заперли и обклеили черно-желтой сигнальной лентой. Может, потому и начался прилив: я вспомнила об убийстве совсем неподалеку от дома, в парке, где малышом играл Данте. Накатила внезапная слабость, дрожь, чуть ли не слезы на глаза навернулись, а пульс бешено забился; я совсем обессилела.
Его руки. Порезы у него на руках.
Запах клубники чуть не сбил меня с ног. Не только запах, но и вкус… Когда долго отказываешься от пищи, впадаешь в катаболическое состояние, и организм использует энергию, накопленную в жировых клетках. В них же хранится и вкус. Вот сегодня мне вдруг вспомнился далекий вкус из детства.
Абракадабра! Она выбрала клубничную!
Не может быть. Я просто не завтракала, вот и все. Во время менопаузы сахар в крови постоянно скачет. Диди Ля Дус советует весь день придерживаться низкоуглеводной диеты: горсточка соевых бобов эдамаме или хотя бы кабачковый брауни.
На другой стороне улицы как раз стояло кафе «Буфетная Присциллы». Я зашла туда и оглядела выпечку на витрине. Ничего похожего на диету Диди Ля Дус.
Осторожнее, не растолстей! – предостерег голос внутреннего критика.
А чей он вообще, этот голос? С самого детства он ехидно твердит: я слишком страшная, слишком ленивая, слишком толстая. Но слишком толстая для чего?.. Для того чтобы меня любили? Чтобы вообще жить? Чтобы на меня обратили внимание? А может, все как раз наоборот? Может, я боюсь привлечь внимание, отнять его у тех, кто его больше заслуживает?
Передо мной задумчиво выбирал пирожное покупатель. Крупный мужчина в майке, держащийся со спокойствием человека, которого учили просто лакомиться пирожными, а не пытаться их заслужить. Он или не заметил меня, или ничуть не волновался, что меня задерживает. Конечно, я к этому давно привыкла. Когда мне стукнуло сорок, для мужчин я превратилась в невидимку.
Он никак не мог выбрать между кусочком кофейного торта и пончиком. В итоге взял и то и другое и вдобавок карамельный латте. За кассой его обслужила девушка с розовыми волосами, а еще одна, в хиджабе, налила кофе. Зашипел пар, запахло свежемолотыми зернами. Мне тоже хотелось, но увы, мечтать не вредно. Кофеин – плохой союзник в борьбе с приливами.
– Проголодались, дружок? Вот и хорошо! – Розоволосая девушка с улыбкой похвалила покупателя, будто ребенка.
Странно, до чего часто мужчин, как малых детей, хвалят за повседневные мелочи. Помыл посуду? Посидел с детьми? Выбрал кусочек торта? Молодец! Сомневаюсь, что продавщица сказала бы то же мне, будь я на месте этого мужчины. Может, она даже недоуменно приподняла бы бровь: заметно, что с Рождества я набрала килограмма три.
«Менопауза как есть» вот что говорит о наборе веса: «Понимаю, грустно признавать, что никогда уже не влезешь в джинсы восьмого [12] размера. Но не расстраивайтесь, красавицы мои! Вы в любом размере прекрасны! Гордитесь своими изгибами! Радуйтесь своей сексуальности! Уж ваши мужчины точно порадуются!»
Судя по всему, Диди Ля Дус лишний вес незнаком. Если ее тревожат джинсы восьмого размера, то на деле ей тревожиться вовсе и не о чем. Как, наверное, от нее устают друзья! От ее вечных восклицаний. От ее травяного чая и гранатовых салатов. От бездельничанья у бассейна. От секса и йоги.
Наконец я заказала простой черный чай и диетический маффин. Слава богу, прилив отступил, хотя рубашка так и липла к телу. Поясница покрылась испариной. Еще до работы не дошла, а уже пора в душ.
– Вам здесь или с собой?
– Здесь, пожалуйста.
Девушка с дежурной улыбкой пробила мой заказ. С виду года двадцать два; уныло опущенные уголки губ, одна бровь проколота. На бейджике написано: «АЙРИС». Наши пальцы на миг соприкоснулись, когда она протянула мне сдачу, и меня внезапно ударило током, как тех людей, которые сочиняют, что зубами умеют ловить радиосигналы. На миг я словно увидела собственное
