узнала правду – про Адама, Мартина, меня, себя, – она разбилась на осколки. Прекрасные осколки света, словно фрагменты калейдоскопа, попали в каждого присутствующего: в мужчин, женщин, всех остальных. Во всех и в зале, и за кулисами.
В Лорелей Джонс попал осколок неожиданного сострадания, в Мартина Ингрэма – обломок долгожданного понимания самого себя. В Данте – знание: его любили больше всех на свете, и лучше любить, не стараясь приспособиться под окружающих. Каждому – по кусочку правды. И Адаму Прайсу. И мне.
Все в зале так или иначе переменились – кого-то проблеск истины едва осветил, а кого-то сделал другим человеком. Так уж устроены зеркала: показывают разные перспективы. Помогают понять, каково это – шагать по небу или наблюдать за комнатой с потолка. Спросите любого, кто ходил на вечер встречи, и он подтвердит: за последний год в нем произошла таинственная перемена.
Вот как наступают перемены. Вот как нужно менять мир. Не жестокостью и войной, а вдумчиво, с пониманием. Перемены ждут, надеются, иногда балансируют на грани тьмы, прячутся под одеялом, убирают остатки еды со стола, глядят на вас из отражений в полированных ручках и гладких поверхностях, иногда у них идет кровь… Но они сильны – быть может, сильнее всех на свете. Перемены таились во многом. Во вкусе пирога со свининой вместо клубничной конфеты; в помощнице фокусника, все внимание зала обратившей на себя; в отражении женщины, сверкающей как молния. И в Берни Мун, которая теперь живет в каждой женщине, пришедшей на тот вечер, и чья история, надеюсь, вас побудит смотреть.
На бис: The Man With the Child in His Eyes
Из «Живого журнала» @уайти2947 (под никнеймом «Б. И. как на духу1»)
15 июня 2023 г.
Ясно дело, дело пытались повесить на меня. Даже сказали, что у меня был с собой нож. Только никакого ножа не нашли. Никого не порезали. Даже судмедэксперт подтвердил. Хотя полиция не сдавалась: не убийство, так тяжкие телесные или угроза причинения тяжкого вреда. Даже со времен интерната записи подняли. Хотели так все изобразить, будто я преследовал Кэти Малкин. Но Кэти обвинять меня не стала. Вообще-то она всем призналась, что соврала, когда меня обвинила.
Наверное, поэтому мы и помирились. Кэти Малкин выступила и прямо заявила: я ей ничего не делал. Я ее много лет считал настоящей тварью. А она призналась. Ради меня. Уж наверное, ей пришлось нелегко. Тогда на меня решили повесить незаконное проникновение на территорию или что-нибудь еще, лишь бы подходило. Я им тогда напрямик сказал: я в завязке. А в школе был, потому что меня наняли дворником. Они ответили: «Ну, значит, нарушение общественного порядка». А я такого не помню. Наверное, головой ударился. Я ничего не пил, наркотиков не принимал. Анализы на наркотики пришли чистые. Не помню, как я очутился на сцене, и остального тоже. Мне поначалу даже страшно стало. Про меня и в газетах писали. Но у меня будто голова просветлела. Не знаю, как объяснить. Я раньше постоянно злился. Постоянно сидел в интернете, читал про МК2 и войну полов, всякое такое. Забавно, сейчас меня это все вообще не волнует.
С прошлого года много нового случилось. Я переехал из Малбри в Лидс, мне там выделили жилье и помощь. Хожу на сеансы с психологом Майком, а по средам – на групповую терапию. У меня теперь есть настоящая работа: подстригаю лужайки и клумбы для муниципалитета. Иногда высаживаю цветы. Приятная работа, причем на свежем воздухе. Там я и познакомился с Мел. Моей девушкой. Я раньше ни с кем не встречался. Я вообще сейчас многое делаю, чего не делал раньше. Мне нравится. Нет, правда. Наконец-то жизнь налаживается.
Я иногда вспоминаю ту женщину, которая умерла на вечере встречи в «Пог-Хилл». Говорят, тромб оторвался. Что-то с гормонами. Ее звали Бернадетт Ингрэм, в девичестве – Мун. Я учился с ней в одной школе, но ее не помню. Помню только, как она пела на том вечере. А больше ничего. Она исполнила старенькую песню Нене Черри Manchild, можно на «Ютьюбе» послушать или скачать со «Спотифай». Еще есть клип. Певица – обалденная красотка. Немного похожа на мою Мел. И текст интересный. Про желание стать кем-то другим, про чудеса, уважение. Обычно в песнях не бывает так много смысла, а вот в этой – есть. Ну, для меня так точно. Я поставил ее на звонок. А на прошлой неделе сделал татуировку. Настоящую, в салоне. Маленькое красное сердце на запястье – напомнить себе, что заслуживаю хорошего. Мне нравится на нее смотреть. Напоминание, что я выжил.
На прошлой неделе была годовщина того вечера встречи в «Пог-Хилл». Я вернулся в Малбри поездом и пошел на кладбище, поискать могилу Бернадетт Ингрэм. Не знаю зачем. Мы с ней не были знакомы. Наверное, просто хотел посмотреть, где она. Когда дошел до кладбища у церкви Святого Иакова, там уже стояла женщина. Кэти Хемсворт, в девичестве Кэти Малкин, держала букет цветов. Завидев меня, не удивилась.
– Привет, Адам. Так и знала, что ты придешь.
Откуда, интересно? С другой стороны, я не слишком удивился. Кэти заплела волосы в косу и надела летнее платье с цветами. На шее был кулон. Кажется, рубин. Хорошо выглядела, но я ничего не стал говорить, а то еще подумает не то.
– Видать, близкие вы были подруги.
– Да, – кивнула она. – Наверное.
Я опустил взгляд на могильную плиту. Простую, без ангелов и всяких цветников. Только темный камень и надпись: «Бернадетт Ингрэм, 1973–2022. Горячо любимая супруга Мартина. Мама Дэна». И больше ничего. Просто кусок камня с блестящими вкраплениями. Мое лицо в них отражалось как в зеркальном шаре. Странно. У меня появилось такое интересное чувство… будто кто-то мне посылает солнечный зайчик прямо в мозг.
– Какая она была? – спросил я.
– А ты не помнишь, Адам?
На минуту что-то и правда вспомнилось. Маленькая девочка с темными волосами, почему-то в костюме пирата. Воспоминание пришло откуда-то из глубин, из места, куда я больше не заглядываю, и все равно мне стало приятно и спокойно. Еще чувствовался запах вроде клубники, книг, свежевыстиранных простыней – запах детства, которого у меня не было, но которое я почему-то помнил.
– Давно это было. Мне тогда плохо жилось. Но ты была хорошая. Да, помню, ты из хороших была.
Она улыбнулась почему-то с грустью.
– Мне очень жаль. Я не хотела. Все так запуталось… Надеюсь, тебе не слишком тяжело пришлось.
Я пожал плечами.
– Мы были детьми. Что мы тогда понимали? Много воды утекло.
Кэти задержалась на мне взглядом.
– Да, много.
Потом мягко положила цветы на могильную плиту и ушла по аллее вдоль кладбища, а я смотрел на свое отражение в гладком граните и на минуту, кажется, увидел улыбающееся лицо девочки, зависшее в воздухе, как шарик на новогодней елке.
Когда Берни Мун была маленькой, родители повели ее на магическое представление, которое изменило ее жизнь. На этом представлении девочку больше всего впечатлила фокусница, госпожа Чаровник. Чаровник сорвала со стола скатерть, не сдвинув с места ни одного прибора, а потом, с помощью зеркал и хитростей освещения, «развернула» стол. На поклоне фокусница не отрывала глаз от Берни и прошептала ей напутствие: «Пусть все на тебя смотрят». Представление научило девочку, что нужно не стесняться внимания и света со- фитов.
В детстве у Берни была подруга Кэти. Девочки обладали особым даром: они могли заглянуть в сознание людей. Они называли это «игрой в «домик». Человеческий разум они представляли как дом: какие-то комнаты составляют образ человека в глазах окружающих, а какие-то скрытые – подвалы, чердаки, запертые комнаты – их страхи, пороки, травмы. Девочки не заглядывали в «дома» взрослых и посещали только друг друга. Они умели и управлять человеком – переставить в «доме» мебель, положить на каминную полку записку. Кроме того, в «доме» всегда есть зеркало. С его помощью можно поменять ощущения и мысли местами: например, если Берни ела невкусный батончик, а Кэти конфету, можно было направить на вкус зеркало и отразить в сторону Берни, чтобы она тоже чувствовала вкус конфеты. Девочки очень любили эту игру, но она приводила к серьезным последствиям.
Началось все с мальчика из неблагополучной семьи по имени Адам Прайс. Его перевели в школу, где учились Берни с Кэти. Задиристый Адам им не нравился. Однажды в школе, когда девочки наряжались в костюмы из коробки для реквизита, Адам им нагрубил. Кэти решила
