Галина Гордиенко
Хозяйка ночи
Анка никак не могла проснуться. Дважды переставляла будильник, оттягивая подъем – вначале на двадцать минут, потом еще на двадцать, на десять, снова на десять, еще раз на десять… И тут же мгновенно засыпала, едва успев сунуть сотовый куда-то в изголовье.
А может, Анка и не хотела просыпаться? Чтобы не думать о вчерашней встрече со странной дамой в летящих черных одеждах. Анка встретила ее после школы, в парке, куда забрела, несмотря на погоду. Лишь бы не идти домой!
Казалось, в парке она одна. Анка не сомневалась: вряд ли найдется еще сумасшедший бродить по городу, когда с неба сыпется мерзкая ледяная крупа – то ли дождь, то ли снег.
А потом Анка вдруг увидела на скамейке темный силуэт. Именно силуэт – застывший, неподвижный, будто вырезанный из черного картона. Неживой совершенно. И пошла к скамье, пытаясь понять – что это.
«Может, скульптура, – думала Анка, шагая по дорожке. – Сейчас модно что-нибудь эдакое изобразить, оригинальное и простое в то же время. Типа – собака и старик с палочкой у пешеходного перехода. Или дворник с метлой у магазина. Или дерущиеся мальчишки у школы. Или вон на скамью усадить кого-нибудь…»
Тут Анка рассмотрела, как ветер треплет у «скульптуры» подол черной юбки, как играет с черным шелковым шарфом, перебирает темные пряди волос… и невольно замедлила шаги, словно испугавшись чего-то. Пожалуй, слишком статична фигура незнакомки, будто манекен одели и нацепили на него парик.
Женщина резко повернула голову, Анка вздрогнула от неожиданности. И зачем-то села рядом. А дама в летящих черных одеждах (именно так хотелось ее называть) лишь едва заметно усмехнулась. И снова отвернулась.
Анка не помнила, сколько времени они просидели вот так, неподвижно, не обращая внимания на колючую морось с неба, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Анка лишь чувствовала, как постепенно немеет от холода ее лицо, как все более нечувствительными становятся щеки и пальцы рук, как тяжелеют облепленные снегом пряди волос…
Внезапно незнакомка с едва уловимой насмешкой спросила:
– Ну и что тебе нужно от меня?
– Ничего, – трудно шевельнула Анка застывшими губами.
– Так не бывает, – дама говорила вроде бы холодно, равнодушно, и все же… она смеялась над Анкой. – Ко мне просто так не подходят.
Анка попыталась пожать плечами, но не смогла, так замерзла.
– Да еще в такую погоду. В пустом парке. Вечером. Если только… тебя не вела ненависть.
«Почему сразу – ненависть? – вяло удивилась Анка. – Вовсе я не ненавижу эту дурочку Гульку…»
– Тебя обидели? Предали? Обманули?
Обледеневшие ветки над Анкиной головой тонко и стеклянно прозвенели, будто жаловались на жизнь. В Анкином сердце что-то согласно отозвалось: «…обидели… предали… обманули…»
И Анка прошептала, отвечая сразу на все три вопроса:
– Да. Да. Да.
– Ты хочешь отомстить?
– Не знаю. Нет, наверное.
– Наказать?
Снова над головой запели-зазвенели ветки, хотя Анке казалось, что ветер, наконец, стих.
Анке вдруг захотелось заплакать, но слез не было, только тугой комок где-то в груди мешал свободно дышать, причиняя боль.
Анка кивнула. Видимо, кивнула. Она плохо понимала, что происходит. Казалось, она спит и видит сон. Интересный и… страшноватый.
Незнакомка почему-то пугала Анку, было в ней что-то… нездешнее.
Красивое лицо словно вырезано изо льда – строгое, холодное. И взгляд… Она как сквозь Анку смотрела, девочка чувствовала себя стеклянной и неприятно хрупкой. Казалось, толкни ее незнакомка, и Анка осыплется у ее ног горкой прозрачных льдинок.
Женщина негромко засмеялась, и Анка удивилась: обледеневшие ветки над головой звенели точно так же тонко-хрустально.
Или это ветки и звенели? Как-то не вязался смех с изящной строгой дамой.
Анка увидела, как женщина протянула руку, будто снежинку поймать хотела. И тут же над Анкиной головой что-то звонко хрустнуло. На призывно раскрытую ладонь незнакомки упала тонкая веточка – прямая, без ответвлений, вся в сверкающей ледяной корочке.
Женщина стремительно встала. И тут же вновь поднялся сильный ветер, снежную крупу завертело, закружило, с силой бросило Анке в лицо…
Она зажмурилась, спасая глаза, и именно в эту секунду что-то упало Анке на колени.
– Коснись ею своей обидчицы, – шепнул Анке ветер.
Или это сказала незнакомка?
Анка открыла глаза, но дамы рядом уже не было. Сквозь снежную круговерть Анка рассмотрела черный силуэт на аллее и развевающийся по ветру шелковый шарф.
– И все?! – Анка попыталась закричать, однако голоса не было, она лишь жалко просипела что-то.
Женщина уходила, ее темные волосы стелились над землей, светлой лентой обвивала их поземка. А над Анкиной головой веселыми колокольчиками запели обледеневшие ветки:
– Все-все-все!.. Верь нам… Все-все-все!..
Погода словно с ума сошла, Анка и не помнила такой. Снег с дождем то несло почти горизонтально, то закручивало в стремительные смерчи, то швыряло тяжелой дробью Анке в лицо.
Деревья на аллее зябко жались друг к другу, свет фонарей дрожал – зыбкий, неверный, чем-то напоминающий лунный.
Обледеневшие ветки над Анкиной головой звенели уже не весело, в их пении звучало безумие. Этот страшный звон словно ввинчивался в Анкины виски, что-то требуя от нее, поднимая со скамьи, заставляя действовать…
Анка бежала по парку, спеша к Гулиному дому в глупом страхе опоздать. Сжимала в замерзшей руке тонкую обледеневшую веточку, почти не чувствуя ее. Анке по-прежнему казалось, что это сон.
Она, Анка, сейчас в своей постели. Спит себе спокойно и смотрит этот страшненький фильм с собой в главной роли.
И этот темнеющий пустынный парк ей просто снится. И странная дама со стеклянным смехом – всего лишь сон. И сумасшедший бег сквозь раннюю зимнюю ночь – сон. И сама она – жалкая и злая, желающая отомстить, и в то же время отчаянно трусящая – тоже снится себе.
Не существует ее такой!
Нет, и все.
* * *
Анка неподвижно стояла у хорошо знакомого подъезда и ждала.
Свет мощного фонаря освещал крыльцо, обледеневший тротуар, бесконечный ряд машин вдоль дороги. В ближайших – таинственно мерцали голубые огоньки спящей пока сигнализации.
Анка равнодушно отметила, что дождь со снегом уже не сечет лицо. И ветер снова стих, теперь в ушах звенело от тишины, почти неестественной, какой-то неприятно ватной.
Анка шагнула ближе к фонарю и подняла руку, любуясь тонкой веточкой в ледяном панцире. Она блестела и переливалась в электрическом свете, словно волшебная палочка.
«Почему – словно, – одернула себя Анка. – Действительно, волшебная!»
Она увидела возвращавшуюся из музыкальной школы Гулю со скрипичным футляром в руке и еле слышно рассмеялась: сейчас все закончится. И она проснется. Наверное.
Анка дождалась, когда Гуля поравняется с ней и остановится. Коснулась ее плеча легкой обледеневшей веткой и удивилась, что ничего не случилось. Только тишина, опустившаяся на город, показалась еще более полной. Анка же, если честно, ожидала, что вот-вот загремит гром, сверкнет молния… или, по крайней мере, снова поднимется ветер и пойдет дождь.
«Ведь в страшилках именно так бывает», – Анка поморщилась: слишком по-детски это.
И все же Анка не сомневалась: что-то произошло, когда подаренная незнакомкой веточка коснулась Гульки. Что-то изменилось в ней самой, в Гульке и даже в самом мире.
Анка зябко поежилась, ей вдруг стало страшно. И тут же рассердилась на себя: она просто наказала предательницу!
Это… справедливо.
Значит, правильно.
Гулька отвела ветку в сторону и – гордячка! – молча шагнула к крыльцу.
Анка тоже молчала.
Гуля открыла входную дверь, но в подъезд не заходила. Анка тихо рассмеялась, она хорошо знала свою бывшую подругу.
И точно. Гуля обернулась, кивнула на ветку в Анкиной руке и спросила с деланым равнодушием:
– Ну и к чему это?
– Так.
– Что – так?
– Чтоб тебе плохо стало. Как мне. По-настоящему плохо. Чтобы наказать тебя.
– Ты дотронулась до меня этой веточкой, чтобы мне стало плохо?
– Да.
– Просто дотронулась и все?
– Да.
– Курбанова, да ты с ума сошла!
– Да.
– Что – да?!
– Или сошла с ума, или сплю.
Анка снова засмеялась и пошла домой, ни разу не обернувшись. И внезапно заметила, что ледяной панцирь на ее волшебной палочке исчез. Теперь это была обычная ветка.
Но выбросить ее Анка все равно не смогла. Так и несла подарок незнакомки сквозь тишину большого города к своему дому. И не думала ни о чем. Даже о том – сон ли это.
* * *
Последние десять минут пролетели как одна, Анка со злостью вырубила мерзко тилинькающий телефон. С трудом села в постели и заставила себя держать глаза открытыми.
