Елена Усачева - Соперница Снежной королевы

Она часто смеялась. Часто и громко. Большие глаза и эта вечная американская улыбка. И кожаные штаны. И волосы. Длинные, пушистые, золотистой волной падающие на спину. Смешная челка, упирающаяся в тонкие брови. Маленький круглый рот. Глаза. Про глаза уже было? Неважно! Они у нее были как чайные блюдца, про них можно двадцать раз вспомнить.

Ходила в темном. Либо черные штаны и свитер, либо легинсы и серая шелковая блузка. Глаза тоже подводила черным, отчего и без того большие, они становились огромными. На все лицо. Как в японских манга. И смотрела всегда в упор, словно душу пыталась выпить или мысли прочитать. А мысли у всех одинаковые – уродка, монстр, сумасшедшая. Еще был перстень. Массивный, на указательном пальце правой руки. Серебряный ободочек и выпуклый черный камень. Когда она писала, взгляд невольно следил за перстнем. Все остальное было неважно.

Но ничто не могло сравниться с ее именем. Вайнона, сокращенно Нона. Когда учительница представляла ее классу, Нона улыбалась. Таращила свои глазищи и демонстрировала тридцать два зуба. Или тридцать три.

Секрет имени разрешился просто – она родилась в Америке. Ее отец работал переводчиком в Хьюстоне, в Центре управления полетами. Землю с космосом соединял. Долго работал, всех перевел. За это время Нона успела научиться улыбаться и пристально смотреть в глаза собеседнику. Ну и английский у нее, конечно, был на высоте. Нашим оставалось только слушать, открыв рот.

Поначалу Нону, разумеетсся, окружили. Вперед лезли Соня с Фанькой. Касались ее волос, трогали мягкую кожу куртки, расспрашивали, как там, в Америке, что носят, что смотрят. Два дня ее считали партизанкой, потому что Нона отказывалась говорить о чудесах. На вопросы отвечала односложно. Ей не верили. Как это – никуда не ходят? Как это – не тусуются? Как это – секонд-хенд вместо гламурных тряпок? И не красятся? Вранье! В Америке всё шикарно, всё первый сорт – вечеринки, одежда, люди. Америка – мир вечного праздника!

Нона пожимала плечами и улыбалась. Она бы, наверное, сказала то, что от нее ждут. Но она не знала, как отвечать, поэтому твердила свое – ничего особенного, просто жили, просто учились, по вечерам смотрели всей семьей телевизор. Все больше старое советское кино, чтобы Вайнона поддерживала русский язык. Еще она любила читать и ходить на окраину поселка смотреть закаты.

Через два дня от нее отстали – ничего нового она рассказать не могла, опять пришла все в той же черной куртке и кожаных штанах, в ботинках на плоской подошве, так же подвела черным глаза, так же расчесала свои волосы. Увидев все это, Сонька Томилова многозначительно хмыкнула. Выбила дробь наманикюренными ноготками. Она пыталась Ноне понравиться, однако новенькой было как будто все равно, кто и о чем с ней говорит.

Горюнова со всеми держалась одинаково ровно. Даже с двоечником Шариповым. Он к ней подкатил с вопросом, играет ли американка в баскетбол. «В Америке все – негры, и все играют в баскетбол», – заявил Алик. Нона улыбнулась в ответ. Ее бледная кожа словно засветилась изнутри. Она не обиделась, даже не заметила, что Шарипов пытался ее задеть. Ответила, что в баскетбол не играет. Любит волейбол и теннис. А еще горные лыжи и серфинг. Обожает играть в карты и в гольф. Однажды с двоюродным братом проехала на велосипеде от Хьюстона до Бомонта. Или куда она там ездила – никто не запомнил мудреных английских слов. А еще…

Но договорить ей не дали, потому что Алик Шарипов, сраженный ее талантами, быстренько смотался, не дожидаясь вопроса, что еще, помимо баскетбола, он любит. Потому что Алик любил только пиво, компьютерные игры и все самые глупые сериалы по телевизору.

– Выделывается, – прошептала задетая за живое Соня. Как можно было не заметить, что она, королева класса, предлагает свою дружбу и покровительство этой убогой?

– Да ладно! – не согласилась Фаина. Ее восхищало умение Ноны быть одной. Сама по себе. Фаина, обреченная всю жизнь быть при ком-то, искренне позавидовала этому дару.

– Ничего, воспитаем, – пообещала Соня, кривя губы – то ли улыбнулась, то ли оскалилась.

– Тише! – напомнила о себе литераторша и качнула монументальной прической. – Я так понимаю, что Ломоносов вам не понравился! Что же вы тогда любите читать?

– Майер, – заторопилась Фаина Шишлакова.

– Про вампиров, – подхватила Настя Соболева.

– Брэм Стокер и Говард Лавкрафт, – гробовым голосом произнес Костик Чемоданов. – Еще можно Роджера Желязны.

– А что-нибудь ближе к школьной программе? – пыталась повернуть разговор в нужную ей сторону литераторша.

– Пушкин! – задорно отрапортовала отличница Белова. Светка умеет угодить взрослым.

– Молодец, Света! – неловко похвалила учительница.

– Лермонтов, Толстой, Достоевский, – мрачно перечислил Костик.

Литераторша отмахнулась от него и вдруг спросила:

– Горюнова! Нона, а ты что любишь читать?

Класс затих. Все ждали чего-то невозможного. Что она любит на досуге, между игрой в гольф и серфингом, почитывать переписку с инопланетянами.

– «Маленького принца» Экзюпери.

Все ахнули.

– Эмо, что ли? – вынесла общий приговор Соня.

А почему бы и нет? Черный цвет присутствует. Но без розового. И прическа не соответствует. Ну да с внешностью могут быть любые проколы, душу никто не разглядит. А она у нее наверняка розовенькая, пушистенькая. С черными крылышками.

– Томилова, при чем здесь это? – оборвала общее шебуршание учительница.

А Нона опять улыбалась. Она не понимала, что своим поведением и своим ответом неумолимо делила класс на две сильно не равные части. Что ее невидимые войска вошли в королевство Сони Томиловой, сломили вялое сопротивление, заставив всех ее почитателей следовать за собой. Соня осталась с Фаиной. Но и та с восторгом смотрела на победителя.

– Слазь, кончилась твоя власть! – пошутил на перемене не по годам сообразительный Костик.

Соня стрельнула в его сторону глазами. Были они у нее красивые. Светлые, с длинными ресницами. Тонкие брови, аккуратный носик. У нее тоже были хорошие волосы, но она предпочитала собирать их в хвост, обнажая изящную шею, мягкую линию плеча. Эх, кто только вслед за ней не отращивал волосы, не собирал их в хвост… Но главное, ведь не волосы и не прическа. Никто не мог повторить этот поворот головы, это небрежное движение, когда, поправляя выбившиеся локоны, встаешь так, что все видят – и покатое плечо, и начавшую формироваться грудь.

Томилова тоже теперь улыбалась. Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет. Так, кажется, было в «Слове о полку Игореве»? Или у Ломоносова?

– Костик, сделай доброе дело, найди мне новенькую, – попросила Соня. – Я ее в раздевалке буду ждать.

Костик понимающе зажмурился. Новый учебный год набирал обороты. Сентябрь скреб по душам заголяющимися ветками.

– Лизка, стоять! – поймал он в коридоре одноклассницу. – Новенькую видела?

– Она в туалете.

– Зови! Нужна для срочного дела. – Костик склонился к невысокой Арзамасцевой, клюнул носом в ее светлую макушку. – Ее отправляют домой на Марс.

– Сам иди.

Лиза Арзамасцева слегка задохнулась от своей храбрости – отказать Костику, когда в него все влюблены. И даже она. Чуть-чуть.

– Лиза. – Костик положил ей руку на плечо. Ладонь широкая и мягкая, а у нее такое костлявое плечо. – Вдруг это любовь?

– К кому? – запуталась Лиза.

А ну как сейчас признается, что всю жизнь ждал только ее, что искал по всему свету – и вот вдруг разглядел.

– Инопланетян к новенькой!

Чуть не заплакала от обиды. Вот ведь размечталась!

– Сейчас позову, – поникла Арзамасцева.

– Я буду в раздевалке! – Костик уже мчался к лестнице.

А может, и не в туалете? Лиза видела, как Нона туда заходила. Но это было давно, минут пять назад. Могла уйти.

– Привет!

Странно, Нона стоит около окна. Что там необычного можно разглядеть?

– Ты чего тут?

Новенькая обернулась. Улыбка. Опять эта улыбка! Чему она так радуется?

– У вас деревья облетают, – тихо произнесла она.

– У всех деревья облетают.

– Это ведь береза? – Она ткнула пальцем в окно. – У нас тоже росла береза. Ее отец посадил.

– Тебя Костик ищет.

– А еще у вас солнце совсем другое.

– Круглое. А у вас квадратное, что ли?

Лиза злилась. Сейчас вот Нона встретится с Костиком, и он признается ей в любви. А вдруг – если бы не Горюнова, нежные слова были бы подарены ей. Мягкая ладонь… Потерлась щекой о плечо, словно пытаясь вернуть улетевшее тепло чужой руки.

– Другое.

Нона пошла к выходу. Не спросила, где ищут.

– В раздевалке, – в спину уже бросила Лиза.

Дурацкий какой-то разговор. Может, она правда чокнутая? Или в Америке все такие, с небольшим сдвигом по фазе?

Лиза выглянула в окно. Никаких берез. Кусты барбариса и сирени. Тополя. А еще грязное стекло. Увидеть отсюда березу в Америке было крайне проблематично.