– Выстояли, – с гордостью говорили друг другу солдаты.
– Выстояли, – сообщил поручик в штаб по телефону.
К тому времени уже успели провести телефон.
Каково же было их удивление и гнев, когда на другой день был получен приказ отступать.
– Как?! – недоумевали солдаты. – Мы отрыли окопы, остановили врага, готовы сражаться не на жизнь, а на смерть – и вдруг отступать…
«На месте поручика я бы ни за что не подчинился приказу, – подумал Матиуш. – Это явное недоразумение. Пусть полковник приедет и сам убедится, как мы храбро сражаемся. У врага вон сколько убитых, а у нас только один раненный в руку: царапнула неприятельская пуля. Откуда полковник знает, сидя в штабе, как тут обстоят дела».
И Матиуш чуть не крикнул: «Я – король Матиуш! Запрещаю отступать! Король главнее полковника!»
Только боязнь, что ему не поверят и поднимут на смех, остановила его.
Однако Матиуш ещё раз на собственном опыте убедился, как важно на войне в точности выполнять приказы.
Обидно было покидать с таким трудом вырытые окопы, жалко бросать запасы хлеба, сахара и сала. Горько было идти через деревню и слышать удивлённые возгласы крестьян: «Как, вы отступаете?!»
По дороге нагнал их связной на лошади и вручил поручику приказ, в котором говорилось, чтобы они, не останавливаясь, шли как можно скорей.
Легко сказать – как можно скорей, а каково после двух бессонных ночей (одну ночь рыли окопы, вторую – сражались) идти без передышки? К тому же не хватало еды. И в довершение всего солдаты пали духом. Одно дело идти вперёд – откуда только силы берутся, летишь как на крыльях. А вот отступать, да ещё не по своей воле, всегда тяжело – словно гири к ногам привязаны.
Шли, шли – и вдруг выстрелы с обеих сторон: справа и слева.
– Ясно! – вскричал поручик. – Мы слишком далеко вырвались вперёд, враг зашёл с тыла и окружил нас. Ещё немного, и в плен бы попали.
– Ну и влипли! Теперь придётся из окружения выходить, – проворчал бывалый солдат.
Ох как это было тяжело! Теперь в окопах сидели неприятельские солдаты и обстреливали их с двух сторон, а они отступали под вражеским огнём.
Вот когда Матиуш понял, почему министры на заседании столько говорили о сапогах, сухарях и фураже.
Если бы не сухари, они умерли бы с голода. Три дня, кроме сухарей, у них ничего во рту не было. Спали по очереди, два-три часа в сутки. А ноги стёрли в кровь, прямо, что называется, до костей.
Бесшумно, как тени, пробирались они лесными тропами. Поручик то и дело вынимал карту, искал овраг или заросли погуще, чтобы спрятаться.
Время от времени в отдалении появлялись неприятельские разведчики, выследят, в каком направлении они отступают, и мчатся с донесением к своим.
Матиуша было не узнать. Худой, как скелет, сгорбленный, он казался ещё меньше ростом. Многие солдаты побросали винтовки, а он сжимал свою одеревеневшими пальцами.
Столько переживаний за несколько дней!
«Папочка, папочка, как тяжело быть королём, когда на твою страну напал враг! – с горечью думал Матиуш. – Сказать: “Я вас не боюсь и разобью в два счёта, как мой прадед Павел Завоеватель”, ничего не стоит. А победить ох как трудно! Какой я был глупый, легкомысленный мальчишка! Мечтал, что поскачу на белом коне на войну, а жители столицы будут усыпать цветами улицы. А сколько погибнет людей, об этом я не думал».
Неприятельские пули так и косили солдат, а Матиуш уцелел, может, благодаря маленькому росту.
Как они обрадовались, когда прорвались к своим! И окопы там уже отрыты.
«Теперь над нами смеяться будут», – подумал Матиуш.
Но скоро он убедился, что на войне тоже есть справедливость. Когда они наелись досыта и отоспались, их отправили в тыл, за пять километров от фронта, в маленький городишко, а на смену им пришли другие солдаты.
В городе тех, кто не бросил оружие, построили отдельно, и генерал обратился к ним с речью:
– Честь вам и хвала! Настоящие герои познаются во время поражения, а не при звуках фанфар!
– И эти мальцы здесь? – добродушно спросил сапёрный полковник, заметив в строю Матиуша и Фелека. – Да здравствуют отважные братья Крушигора и Вырвидуб!
С тех пор Фелека звали Крушигора, а Матиуша – Вырвидуб.
– Эй, Крушигора, принеси воды!
– Вырвидуб, подбрось-ка сучьев в костёр!
Мальчики стали всеобщими любимцами.
На отдыхе до солдат дошла весть о том, что военный министр поссорился с главнокомандующим и помирил их король Матиуш.
Матиушу, конечно, не могло прийти в голову, что по улицам столицы разъезжает автомобиль, в котором сидит кукла-король и отдаёт честь. Он был ещё мал и плохо разбирался в дипломатии.
Отдохнув, они снова вернулись на передний край. Началась так называемая позиционная война; обе воюющие стороны засели в окопах, стреляли друг в друга, но пули пролетали над головами, не причиняя вреда. Когда надоедало сидеть, зарывшись в землю, ходили в атаку. Случалось, километра на два продвигались вперёд или отступали назад.
Солдаты совсем освоились в окопах: расхаживали, как по коридору, пели, шутили, играли в карты, а Матиуш прилежно учился. Занимался с ним поручик, который изнемогал от скуки. Утром расставит дозорных в секреты, чтобы следили, не идёт ли неприятель в атаку, позвонит в штаб, сообщит, что всё в порядке, – вот и все дела!
Для поручика занятия с Матиушем были развлечением. А Матиушу очень хотелось учиться. Сидит он в окопе, учит географию, в вышине звенят жаворонки. Время от времени прогремит вдали выстрел – и опять тихо.
Но вдруг будто бешеные псы завоют. Это мелкокалиберные полевые орудия.
А потом – бух-бух! Это большая пушка.
И пошло… Винтовки квакают, как жабы. Свист, вой, грохот – бух, бабах!..
И так полчаса, час. Иногда в окоп попадёт снаряд, разорвётся, уложит на месте несколько человек, нескольких ранит.
Но остальные не трусят – привыкли.
«Жалко, хороший был товарищ, вечная ему память», – скажут солдаты.
Раненым сделают перевязку, а ночью отправят в полевой госпиталь.
На войне как на войне.
Не миновала пуля и Матиуша. Рана, правда, пустяковая, даже кость не задело. В госпиталь идти не хотелось, но врач настаивал, и пришлось подчиниться.
Впервые за четыре месяца в постели! Какое блаженство! Матрац, подушка, одеяло, белоснежная простыня, полотенце, возле кровати тумбочка, кружка, тарелка, ложка (жалкое подобие той, какой ел он в королевском дворце).
Рана заживала быстро. Сёстры и врачи полюбили Матиуша, и всё бы хорошо, только вот страх, что его узна́ют.
– Смотрите, как он похож на короля Матиуша! – заметила как-то раз жена полковника.
– Да, да, мне его лицо тоже показалось знакомым.
Хотели даже послать его фотографию в газету.
– Ни за что! – наотрез отказался Матиуш.
– Глупый, – говорили ему, – король Матиуш увидит в газете фотографию такого маленького солдата и наградит тебя медалью. Или отцу пошлёшь фотографию, то-то он обрадуется!
– Нет и нет! – твердил Матиуш.
Надоели ему эти разговоры: он не на шутку боялся, как бы не обнаружилось, кто он.
– Оставьте его в покое. Мальчик прав. Король Матиуш, чего доброго, оскорбится, воспримет это как намёк: ты, мол, на автомобиле по городу разъезжаешь, а твои ровесники на войне жизнью рискуют.
«Чёрт возьми, о каком это Матиуше они толкуют?» Юный король давно махнул рукой на придворные манеры и выражался, как его товарищи-солдаты.
«Хорошо, что я убежал на фронт!» – не в первый раз подумал Матиуш.
Его не хотели выписывать из госпиталя, просили остаться. Говорили, он будет разносить раненым чай, помогать на кухне…
Но Матиуш отказался.
Ни за что на свете! Пусть мнимый король разъезжает по городу, раздаёт раненым подарки, принимает участие в торжественных похоронах офицеров, место настоящего короля – в окопах!
И Матиуш вернулся к своим товарищам на передовую.
– А где же Фелек?
Фелеку надоело прозябать в окопах. Парень он был живой, ни секунды не посидит на месте. А тут целыми неделями сиди, скорчившись, даже головы не смей высунуть, не то раздастся выстрел и от поручика достанется.
– Спрячешь ты свою дурацкую башку или нет? – ругается поручик. – Подстрелят вот этакого дурака, и потом возись с ним: перевязку делай, в госпиталь вези. И без тебя хлопот хватает.
Отчитал его поручик раз-другой, а потом посадил на гауптвахту на три дня на хлеб и воду.
Послушайте, за что.
Однажды ночью неприятельских солдат отвели на отдых, в тыл, а на их место пришли новые. Окопы расположены были близко; из одного крикнешь – в другом слышно. Началась перебранка между новичками и нашими.
– У вас король – сопляк!
– А ваш – старая галоша!
