Стюардши всемогущи на борту корабля, а миссис Баррет была так уверена в себе и обладала таким даром убеждения, что противиться ей было совершенно невозможно. Она надела на Кейти платье, пальто и шляпу и усадила на стул на палубе, закутав ей ноги большим пледом, – все это при ничтожных усилиях со стороны самой Кейти, – а затем снова нырнула в коридор, куда выходили двери кают. Не прошло и часа, как она появилась в сопровождении высокого, крепкого стюарда, который нес на руках бледную, несчастную Эми так легко, словно котенка. Увидев Кейти, девочка вскрикнула от радости и со вздохом облегчения и удовлетворения уютно устроилась у нее на коленях под теплым пледом.
– Я боялась, что никогда больше вас не увижу, – сказала она, обнимая Кейти. – Ах, это было отвратительно! Никогда не думала, что поехать в Европу означает пережить такие ужасы!
– Это лишь начало путешествия; вот когда через несколько дней мы переплывем океан, тогда узнаем, что на самом деле означает поехать в Европу. Но почему ты так вела себя, Эми? Плакала и ругала свою бедную маму, когда ей было так плохо. Я весь день слышала через коридор твои крики.
– Слышали? Тогда почему же вы не пришли ко мне?
– Я очень хотела прийти, но мне тоже было плохо, так плохо, что я не могла двигаться. Но почему же ты все-таки капризничала? Ты так и не сказала мне.
– Я не хотела капризничать, но просто не могла не плакать. Вы тоже заплакали бы и закричали – и Джонни тоже, – если бы вас засунули в отвратительную, тесную и душную койку, откуда вам никак не выбраться, и нечего поесть, и никто не принесет воды, когда хочется пить. А мама не откликалась, когда я звала ее.
– Она не могла ответить тебе: ей было слишком плохо, – объяснила Кейти. – Конечно, моя милочка, и тебе пришлось нелегко. Надеюсь, нам больше не придется переживать такие дни. Море теперь гораздо спокойнее.
– Мейбл такая бледненькая, ее тоже тошнило, – заметила Эми, озабоченно глядя на куклу, которую держала в руках. Но здесь ей не может быть уже.
– Ты думаешь, что платье Мейбл не станет уже? – спросила Кейти, умышленно делая вид, что не понимает.
– Так сказала та женщина – толстая, которая заставила меня подняться на палубу. Но я очень рада, что она это сделала. Здесь мне намного лучше; только я все время думаю о бедняжке Марии-Матильде, которая заперта в сундуке в том темном месте. Ей, наверное, тоже плохо, и нет никого, кто объяснил бы ей, что происходит.
– Говорят, что в трюме, ближе ко дну судна, качка ощущается гораздо меньше, – сказала Кейти. – Так что, возможно, Мария-Матильда совсем ее не заметила. Ах, какой аппетитный запах! Хорошо бы и нам принесли поесть.
К этому времени на палубе уже было немало других пассажиров, и Роберт, официант, расхаживал между ними с подносом в руке, принимая заказы к завтраку. Эми и Кейти вдруг почувствовали, что ужасно проголодались; и когда чуть позже миссис Эш с помощью стюардши тоже поднялась по лесенке на палубу, то была изумлена, обнаружив, что они с наипрекраснейшим аппетитом едят холодную говядину и жареный картофель. «Вы были подмастерьями и прошли период ученичества, – сказал им добродушный старый капитан, – и впредь на вас распространяются привилегии морской гильдии». Так и оказалось: после первых двух тяжелых дней никто из пассажиров уже не страдал от морской болезни во время этого плавания.
Выяснилось, что у Эми такой же большой аппетит на занимательные истории, как и на холодную говядину, и, чтобы утолить этот голод, Кейти начала что-то вроде океанской повести в ежедневных выпусках под названием «История Виолетты и Эммы», которую она намеревалась продолжать до прибытия парохода в Ливерпуль, но которая на самом деле не кончалась гораздо дольше. Кейти могла бы дать своей повести и другое, вполне подходящее, название – «Приключения двух маленьких девочек, у которых не было никаких приключений». Так как на протяжении всего этого затянувшегося повествования ни с Эммой, ни с Виолеттой не происходило ничего необыкновенного, Эми тем не менее нашла их совершенно очаровательными девочками и не уставала слушать о том, как они ходили в школу и возвращались домой, как попадали по легкомыслию в неприятные ситуации и выходили из них, как принимали хорошие решения и не следовали им, и о рождественских подарках и угощении в дни рождения, и о том, что они обе говорили и что чувствовали. Первая часть этого не слишком захватывающего романа появилась в тот день на палубе, а потом Эми ежедневно требовала новой главы, и эта история стала главной составляющей ее развлечений во время путешествия.
На третье утро Кейти проснулась и оделась так рано, что поднялась наверх прежде, чем матросы кончили драить палубу. Она присела на верхней ступеньке лестницы в ожидании, пока высохнут мокрые, скользкие доски палубы. Там ее заметил капитан и подошел, чтобы поговорить.
Капитан Брайс был именно таким капитаном, каких обычно находишь в книжках, но далеко не всегда в настоящей жизни. Он был полный, с проседью, смуглый и доброжелательный. Колючие голубые глаза, весело поблескивавшие, когда он бывал доволен, оживляли грубоватое, обветренное лицо. Что же до его манер, то, хоть в них и чувствовалась привычка командовать, они были очень сдержанными и приятными. На своем корабле он был придирчивым начальником, и никто из матросов, находившихся под его командой, ни на миг не осмелился бы поставить под сомнение необходимость исполнять любой его приказ. И все же они любили своего капитана – любили не менее сильно, чем боялись, так как знали, что в случае болезни или иных неприятностей им не найти лучшего друга, чем он.
Кейти и капитан довольно близко познакомились за время своего долгого утреннего разговора. Капитан любил девочек; у него были свои дочки, одна из них в возрасте Кейти, и он охотно рассказывал о ней. Люси, по его словам, была его главной опорой в доме. Ее мать уже давно «хворала», а Бесс и Ненни были еще детьми, так что, когда отец был в плавании, Люси приходилось принимать на себя командование и держать все в полном порядке, не хуже, чем на корабле.
– Она будет на своем наблюдательном посту, когда пароход войдет в гавань, – сказал капитан. – У нас есть сигнал, который, как мы с ней условились, означает «Все в порядке», – это полотенце, вывешенное в определенном окне. И всякий раз, когда пароход немного поднимется вверх по реке, я смотрю в подзорную трубу, развевается ли это полотенце, и, когда вижу его, говорю себе: «Ну, слава Богу! Еще одно плавание закончилось благополучно, и дома ничего страшного не произошло». Невеселая это работа – уходить на двадцать четыре дня в плавание, если приходится оставлять на берегу больную жену. Если б не Люси, на которую я могу положиться, мне давно пришлось бы бросить мою профессию.
– Я так рада, что у вас есть Люси; это, должно быть, большая поддержка для вас, – сказала Кейти сочувственно, так как ласковый голос капитана чуть дрогнул, когда он произносил последние слова, Кейти расспросила его о том, какого цвета волосы и глаза у его дочери, и какого она роста, и чему она учится, и какие книги любит. Люси показалась ей очень милой девушкой, и Кейти подумала, что хотела бы познакомиться с ней.
Свежий морской ветер довольно скоро высушил палубу, и, как раз в ту минуту, когда капитан, усадив Кейти на ее стул, с отеческой заботливостью укутывал ей ноги пледом, снизу появилась миссис Баррет, расплывшаяся в улыбке.
– А, вот вы где, мисс. Не могла догадаться, куда это вы пропали в такую-то рань. И как вы снова хорошо выглядите, прямо не нарадуюсь. А тут вот вам посылочка, мисс, только что пришла по почте.
– Как?! – воскликнула простодушная Кейти, а затем, смеясь над собственной недогадливостью, взяла «посылочку», надписанную характерным почерком Розы.
В посылке был томик стихов Эмерсона[33] в красивом зеленом переплете; на форзаце было написано имя Кейти и указание: «Прочесть в море». Этот маленький подарок каким-то удивительным образом вдруг перебросил мост через туманную даль, разделяющую корму корабля и бостонскую гавань, и сделал друзей и родной дом гораздо ближе.
С удовлетворением, одновременно и радостным и печальным, Кейти осознала, что расстояние имеет мало значения, если люди любят друг друга, и что у сердец есть свой собственный телеграф, передающий сообщения не менее надежно и быстро, чем те кабельные линии, что связывают континент с континентом, берег с берегом.
В то же утро, спускаясь за чем-то в свою каюту, она случайно бросила взгляд в одну из открытых дверей, выходящих в коридор, и увидела бледную, измученного вида женщину, которая лежала на длинном диване. Она держала младенца, а в ногах у нее сидела совершенно неподвижно, сложив на коленях маленькие ручки, девочка лет четырех, не старше. На плечах у девочки лежали две толстые соломенного цвета косички, а при приближении Кейти на нее устремились серьезные голубые глаза, в которых была такая мольба, что, хотя девочка не произнесла ни слова, Кейти тут же остановилась.
