– Ёкояма, нам повезло! Многие японцы просят меня закупать им не только продукты, но и ценные вещи для женщин – ожерелья, кольца, сережки, шелковые платки и чулки. Сейчас мы всё это купим!
«Гм! – подумал Юдзи. – Наверняка это подарки для их любимых „мадам“. Нужно и мне что-то купить для Татьяны…»
Они пошли по базару. Вдруг сквозь толпу пробился мальчик лет десяти, задыхаясь, он бежал прочь с базара. За ним с криком «Стой! Держи его!» бежал рослый милиционер. Кто-то из крестьян толкнул мальчика, он упал, милиционер схватил его, стал трясти, у мальчика из-под рубашки выпал кусок мяса, который он, оказывается, украл у кого-то из продавцов. Милиционер крепко взял мальчика за ухо и повел с базара. Люди вокруг шепотом говорили:
– Бедный пацан! Не старше моего сына. Наверное, голодный сирота…
В другом месте стоял старый нищий с грязной одноухой шапкой в руке и жалобным голосом просил:
– Люди добрые! Подайте ради Христа!
Рядом была будка, где принимали стеклянную посуду и продавали денатурат. Денатурат – это дешевый спирт для технических целей, в который специально добавляют вещества, вредные для здоровья, чтобы сделать его непригодным для питья. Это написано на бутылочных этикетках, и даже нарисованы череп и кости, чтобы люди видели, насколько это смертельная жидкость.
Но возле будки стояла большая очередь мужиков, они покупали этот денатурат и выпивали прямо из бутылки. Потом, шатаясь, расходились в разные стороны, а некоторые падали на месте, но никто не обращал на них внимания, даже милиционер. Только безногий инвалид на своей деревянной подставке ездил, отталкиваясь от земли деревянными наручниками, туда-сюда вдоль очереди и громко кричал:
– Трубы горят! Ну, кто-нибудь даст мне выпить?! Ироды, бля! Кто-нибудь даст мне выпить? У меня трубы горят!
Еще дальше несколько мужчин и женщин лихо танцевали кружком, один из них играл на гармонике, а молодая женщина стучала пальцами в бубен-тамбурин. Каждый раз, когда кончался танец, мужчина-гармонист брал в руки шляпу и обходил с ней зрителей. Люди бросали в эту шляпу мелкие деньги. Юдзи спросил у старика, который стоял рядом:
– Дедушка, кто они такие? Артисты?
– Какой, на хрен, артисты?! Это цыгане.
– Не понимаю. Что такое цыгане?
– А что, у вас в Японии нету цыган? Цыгане – это бездомные бродяги. Они не работают, а только побираются вот так и воруют.
– Отчего же правительство не задерживает таких бездельников?
– А это ты у милиционера спроси.
В другом конце базара пожилая женщина с длинными черными волосами сидела на табурете за шатким столиком. На столике стоял ящик с разноцветным песком. Черпая ладонью этот песок и ссыпая его обратно, женщина что-то шептала и бормотала сама с собой. Юдзи заинтересовался, подошел к ней:
– Извините, мадам. Что вы продаете? Песок?
– Нет, красивый японец, я продаю судьбу, я гадалка.
Черными глазами она так пристально глянула Юдзи в глаза, что ему стало не по себе. Затем она зачерпнула песок из ящика и что-то зашептала, ссыпая его обратно. Когда весь песок высыпался из ее руки, она посмотрела на него и сказала:
– На тебе, японец, проклятие бумажного духа! Берегись его! Берегись бумажного духа!
– Мадам, я не понимаю. Что такое бумажный дух?
– Это значит, тебе нельзя обращаться с бумагой. Гадание закончено. Дай 50 копеек за мою работу.
В центре базара разбитной парень стоял на подводе, полной старых вещей, и зычно кричал:
– Любой товар – полтинник! Любой товар – 50 копеек!
Люди охотно рылись в его вещах, каждый находил что-нибудь на свой вкус и покупал за 50 копеек. Там были старые свитера, проеденные молью, перчатки без пальцев, галифе с дыркой от утюга, чугунные щипцы для камина, книги без переплета, граммофонные пластинки и еще много нужных и ненужных вещей. Юдзи порылся в этих вещах и нашел старую японскую пластинку с наполовину содранной этикеткой. Но Юдзи все-таки прочел: это была пластинка с японской знаменитой песней «Амэно фуруёру» – «Ночной дождь».
Конечно, Юдзи тут же купил эту пластинку, хотя в лагере не было никакого граммофона.
Но Юдзи повезло: среди пленных оказался замечательный мастер Мацумото. Когда он узнал, что в лагере появилась японская граммофонная пластинка, он сказал:
– Я сам сделаю граммофон!
Юдзи не поверил:
– Как ты сделаешь граммофон? У тебя даже иголки нет!
Но Мацумото был веселый и упрямый мастер. Целую неделю он что-то точил в мастерской напильником, что-то ковал на кузнице и наконец победно принес в штаб граммофон собственного изготовления.
– Тише, товарищи! Давайте вашу пластинку!
Все столпились вокруг граммофона, Юдзи отдал ему пластинку, Мацумото до конца закрутил ручку граммофона с внутренней пружиной и опустил на пластинку шарнир с самодельной иголкой.
И вдруг из аппарата послышался тонкий и высокий женский голос, который пел по-японски: «Амэно фуруёру, амэно фуруёру… Ночной дождь, ночной дождь за темным окном… И душа моя плачет о родине, я слез не могу сдержать…»
– Банзай! – закричал Мацумото. – Я сделал это! Смотрите, как хорошо слышно!
– Замолчи, – сказал ему комбат. – Дай послушать.
Японцы стояли вокруг и слушали милый девичий голос своей далекой родины. И слезы текли по их щекам.
И снова стали набухать почки на березе возле ворот лагеря. Шел третий год жизни японцев в СССР.
Начальник лагеря Антоновский и лейтенант Крохин пришли в японский штаб. На погонах Антоновского появилась третья звезда, а в руках у Крохина был какой-то тяжелый пакет, перевязанный шпагатом. Опустившись на стул, Антоновский собственноручно развязал этот шпагат и вынул из пакета пачку почтовых открыток.
Японцы испугались, спросили:
– Что это такое? Неужели вы пришли проститься с нами?
– Нет, – сказал полковник. – Это открытки для вас, пленных японцев. На одной стороне вы вписываете свой японский адрес, а на другой пишете письмо своим родителям и семьям. Открытки пойдут в Японию через общество Красный Крест и будут доставлены точно по адресам.
– Неужели? Это невероятно! Неужели мы сможем послать домой такую весточку? Неужели их получат у нас дома?
Полковник улыбнулся:
– Хватит галдеть! Разве я похож на вруна? Это только священники врут с амвона перед алтарем. А я не священник, я полковник РККА! Немедленно раздайте эти открытки всем японцам. Пусть люди пишут побыстрей – там, у вас дома, заждались небось…
Еще бы! Кто, кроме перелетных птиц, мог за эти два года сообщить их родным, что они не погибли и не пропали без вести в этой ужасной Сибири? Японцы схватили открытки, стали рассматривать их. На них было напечатано:
СОЮЗ ОБЩЕСТВ КРАСНОГО КРЕСТА и КРАСНОГО ПОЛУМЕСЯЦА СССР
Почтовая карточка военнопленному
Бесплатно
Откуда (страна, город, улица, номер дома)…
Куда (страна, город, улица, номер дома)…
– И вот что, Крохин, – сказал Антоновский. – Как там по инструкции? Какими буквами они должны писать свои письма?
Крохин достал инструкцию и прочел:
– Военнопленным японцам разрешается заполнять открытки только буквами ката-кана.
– Ёкояма, что это такое – ката-кана? – с трудом выговорил Антоновский.
– Это упрощенные иероглифы, самый легкий японский алфавит.
– Ну вот, разобрались. Хорошо, что я вспомнил. Скажите всем, чтоб писали только этими ката-кана, а то цензура не пропустит! И еще: писать можно только о себе, о своем здоровье. Нельзя писать, на какой вы работе, где лагерь, где находятся шахты и все остальное. Это государственная тайна, вам ясно?
– Так точно, господин подполковник! Уголь – это хлеб промышленности, а вся промышленность СССР – это государственная тайна.
Антоновский посмотрел Юдзи в глаза и сказал:
– Эх, Ёкояма, Ёкояма, ты договоришься когда-нибудь…
Юдзи промолчал, он вспомнил, как майор Каминский в такой же ситуации пригрозил ему совсем другим наказанием за его острый язык. Открытки Красного Креста они стали называть «Письмо из Сибири», а лагерный поэт Симидэ и композитор Такадзё даже написали такую песню. Теперь пленные часто пели ее у себя в бараках.
ПЕСНЯ «ПИСЬМО ИЗ СИБИРИ»
Мамочка, как поживаешь?
Яркая Полярная звезда плывет по небу,
Ее лучи светят мне
В безграничной сибирской степи.
Мамочка! Помнишь,
Когда я был малышом,
Я показал тебе на эту звезду?
Она и сейчас сверкает мне в небе
Твоими глазами.
Мамочка, как ты там?
Знаешь, я уже лепечу с русскими по-русски.
Хотя у них синие глаза,
Но они все мои друзья.
Мамочка, мамочка!
Когда стает снег,
Я вернусь на родину и приду домой.
А пока до свидания, до встречи!
Эту песню многие написали в своих открытках домой.
Позже они узнали, что когда эти открытки приходили к их родным, те плакали и танцевали от радости.
«Одэхай» – так японцы назвали трудное русское слово «воскресенье». К тому же их выходной день не всегда совпадал с календарным воскресеньем, ведь шахты работали беспрерывно в три смены и всем шахтерам и рабочим давали выходной один раз в неделю. Поэтому «одэхай» был японским названием для выходного дня.
