– Я, милостивый государь, человек знатного рода, – отвечал Разврат, – и привык к жизни роскошной, на широкую ногу. Я не привык отказывать себе в чем бы то ни было. Поэтому я чрезвычайно удивлен, что меня обвиняют в том, что все тайно или открыто делают, испытывая при этом величайшее наслаждение.
– Нас ваша знатность не интересует, должен заметить, что чем человек знатнее, тем благороднее он должен быть. Ответьте суду: признаете вы себя виновным?
– Нет, не признаю.
Судья попросил свидетелей помочь установить истину и вновь обратился к ним с вопросами.
– Всезнающий, знакомы ли вы с подсудимым? – спросил судья первого из них.
– Да, я его знаю. Имя ему Разврат, он сын некоего Скотства и родился на Плотской улице. Мать его была дочерью Плотоугодия. Я знаю весь род их.
– Вы слышали, в чем его обвиняют. Что вы можете сказать суду о нем?
– Я знаю его как сквернослова, лгуна, не соблюдающего дня Господня. Знаю как сластолюбца, преисполненного всякого рода нечистых побуждений.
– Но как он совершал свои грязные дела: тайно или публично?
– По-всякому.
– Говориистину, что вы можете добавить?
– Я подтверждаю истинность всего, о чем говорил первый свидетель.
– Подсудимый, слышал ли ты, что против тебя свидетельствовали?
– Я всегда придерживался мнения, что самое великое счастье человека состоит в том, чтобы не отказывать себе в исполнении любого желания, – откровенно ответил Разврат. – Я всегда действовал согласно этим правилам и провел жизнь в постоянных наслаждениях. При этом я не был эгоистом и все мои знания и опыт передавал другим.
Тогда судьи решили, что его собственные слова достаточно его обвиняют, и потому приказали тюремщику отвести его на скамью и представить третьего арестанта по имени Неверие.
– Неверие, тебя здесь все знают под этим именем. Ты обвиняешься в том, что с помощью хитрости вторгся в нашу страну и злобно сопротивлялся занятию города воинством Владыки Шаддая. Повинуясь Дьяволосу, ты убеждал жителей противиться своему законному Царю и не принимать посланных Им воевод. Признаешь ли ты себя виновным?
– Я Шаддая не знаю, – отвечал Неверие. – Я люблю своего хозяина и считаю своим долгом оставаться верным ему. Вы правы, я употребил все свои силы, чтобы убедить жителей города обороняться от иноземцев. И я никогда не изменю своих убеждений, хотя вы ныне и властвуете в нашем городе.
– Этот человек, как вы видите, неисправим: он сопровождает свое выступление громкими словами и гордится своим неповиновением, – констатировал судья. – Страж, – обратился судья к Верности, – отведи его на место и пусть вперед выйдет Забвениедобра.
– Ты известен под именем Забвениедобра, – начал судья, – и обвиняешься в том, что, будучи с Неверием во главе всех дел, в городе ничего не сделал для блага жителей; напротив, ты сошелся с Дьяволосом и противился занятию Души войском Владыки Шаддая. Признаешь ли ты себя виновным?
– Господа, вы ныне мои судьи. И в оправдание мое я могу сказать лишь одно: можете приписать соделанные мною преступления моей забывчивости по причине моих преклонных лет. Я ненамеренно творил зло и рассчитываю на ваше снисхождение.
– Нет, Забвениедобра, – отвечал судья, – не по слабости разума забывал ты творить добро, но преднамеренно. Хорошее ты забывал, а все дурное помнил хорошо. Ты хочешь оправдаться, ссылаясь на преклонность лет своих. Но посмотрим, что скажут свидетели…
– Я слышал, как подсудимый говорил, что не способен думать о добре даже и четверти часа, – свидетельствовал Враглжи.
– Всезнающий, что вы можете сказать по делу этого подсудимого? – спросил судья следующего свидетеля.
– Я его хорошо знаю. Отца его звали Любиплохое. Сам он не раз говорил в моем присутствии, что даже мысль о добре тяготит его.
– Где он это говорил?
– На Плотской улице, неподалеку от храма.
Говориистину сказал суду следующее:
– Я часто слышал от него, что ему гораздо приятнее думать о самых грязных делах, нежели вспоминать о наставлениях Священного Писания. Он говорил это во многих местах, но особенно часто на Темной улице в доме Бесстыжего, а также в доме Окаянного, в Грязном переулке, у самого спуска в пропасть.
Забвениедобру было велено сесть на место. Страж Верность пригласил следующего по имени Жестокосердие.
– Жестокосердие, тебя весь город знает как человека, который внушал жителям нашего города желание ожесточить свое сердце против Царя Шаддая и не допускал в их сердца даже искры раскаяния и сожаления об их отступничестве и возмущении против Его законов. Признаешь ли ты себя виновным?
– Мне незнакомо чувство раскаяния, не ведомы мне и укоры совести или сожаление. Я ни к кому не испытываю привязанности, и меня не смущает ничье горе: чужая скорбь мне в радость, чужой плач – лучшая музыка для меня…
– Вы видите, господа, что подсудимый не отрицает своей вины и даже словно хвастается своими грехами, – заключил судья.
Жестокосердию разрешено было сесть. Вперед был приглашен подсудимый Ложныймир.
– Ложныймир, ты обвиняешься в том, что, проживая без дозволения в нашем краю, коварно и злобно поддерживал жителей в их возмущении против Царя Шаддая. Ты внушал им опасную уверенность и необоснованные надежды, мешал им образумиться и покаяться… Признаешь ли ты себя виновным?
– Господа судьи, признаю, что имя мое Мир, но отнюдь не Ложный. Если кому из вас угодно спросить обо мне кого-либо из близко знающих меня, или бабушку, присутствовавшую при моем рождении, или крестных, бывших при моем крещении, вам все скажут, что никогда никто не называл меня Ложныммиром. Я человек тихий, всегда любил жить спокойно и мирно, и то, чем дорожил сам, желал и другим. Поэтому, когда я замечал, что кто-либо из моих ближних был чем-то обеспокоен или встревожен, я тотчас старался успокоить его. Когда разразилась война между Царем Шаддаем и Дьяволосом, многие жители испугались грозящих им бед и разрушений. А я, как мог, старался их успокоить всеми правдами и неправдами, стремясь возвратить мир в их растревоженные души. Следовательно, я был всегда благочестивым человеком, ибо таковыми и бывают настоящие миротворцы. А миротворец достоин уважения. И я прошу вас, уважаемых и почитаемых в городе правдолюбцев, громко заявить ныне, что моя деятельность заслуживает не осуждения, не сурового наказания, но всяческой похвалы и поощрения. А сам я имею право предъявить обвинителям моим иск за оскорбление личности.
Судья обратился к присутствующим с просьбой помочь суду установить истинную сущность подсудимого Ложныймир. Помочь суду вызвались двое. Одного звали Ищиистину, а другого – Свидетельствуйистину.
Судья привел этих двух добровольных свидетелей к присяге. Первым дал показание Ищиистину:
– Я знал сего подсудимого еще ребенком и свидетельствую, что его всегда звали Ложныймир. Я знавал и отца его, которого звали Лестью. Девичья фамилия его матери была Изнеженность, и оба они пожелали назвать сына своего Ложныммиром. Я часто слышал, как мать звала сына: «Иди скорей, Ложныймир, не то сама приду за тобой». Она часто брала его к себе на колени и, целуя, повторяла: «Милый мой Ложныймир, сладкий ты мой, как ты мне дорог!» И крестные отец и мать звали его так.
Потом дал показание Свидетельствуйистину.
– Все сказанное предыдущим свидетелем – истинная правда. Имя подсудимого – Ложныймир, он сын Лести и Изнеженности. Я не раз замечал, как он, бывало, сердился, когда его называли другим именем. Было это во времена Дьяволоса, когда Ложныймир в нашем городе был чрезвычайно важной персоной.
Судья вновь обратился к Ложномумиру:
– Подсудимый, ты совершенно напрасно хотел нас заверить в том, что зовут тебя не Ложныймир. Поддерживать мир в городе само по себе очень хорошее дело. Поэтому мы просто не можем обвинять тебя в этом. Но ты проповедовал мир, противный законам нашего доброго Владыки Шаддая. Ты учил, что в Душе может царить мир, если она живет в грехе. Ты назвал наш суд справедливым, поэтому нам надо заслушать еще нескольких свидетелей.
Первым судья попросил высказаться свидетеля по имени Всезнающий.
– Мне известно, – заявил тот, – что подсудимый в течение долгого времени любыми средствами старался вселить спокойствие в сердца горожан Души. Я сам слышал, например, как он убеждал людей, предающихся разнообразным порокам: «Все это пустяки, не тревожьтесь, не беспокойтесь о будущем. Главное – мир, ибо цель оправдывает средства».
– Уважаемый Враглжи, какое вы можете нам представить свидетельство? – обратился судья к следующему свидетелю.
– Я слышал, что он не раз утверждал, будто спокойствие на путях порока несравненно лучше угрызений совести на пути истины.
– Где он это говорил?
– На площади Безумия, в доме Простоватого, что по соседству с домом Самообольщения. И это я слышал не однажды, а раз двадцать.
– Нам достаточно свидетельств, – заявил судья, – и потому, страж, отведи подсудимого на место и выведи вперед следующего, некоего Бесправды…
