– Ого! – крикнул Фет. – Давай я тебе бодрящий массаж сделаю!
– Вот еще! – подпрыгнул я и замахал руками. – Нам надо открывать лес!
– Если это снова он… – грозился Фет, но что в таком случае будет, он не уточнил.
Когда мы в очередной раз отдали три кю за хорошее настроение хозяина, к нам вышел высохший противный старикашка.
– Кто тут вздумал баловаться?! – гневно проскрипел он. – А ну, пошли вон, гадкие мальчишки!
Мы с Фетом удивленно переглянулись.
– Сам пошел вон, гадкий старикашка! – разозлился Фет. – Три кю содрал, а потом еще ругается! Где тот мужик, который нас чаем хотел поить?
– Я вам покажу – чаем вас поить! Я вас догоню и еще раз покажу, как чаем вас поить! Вы у меня пожалеете еще, что пришли сюда, и всю жизнь жалеть будете!
Мы с Фетом нырнули в куст сирени и там, среди сиреневых цветочков, Фет шепнул мне:
– По-моему, это тот самый…
– Что вы там шепчетесь! – крикнул старичок и погрозил кулаком. – Я же вижу, что шепчетесь, у меня дальнозоркость.
Тогда мы вылезли из сирени, и Фет, глядя на старичка, сказал:
– Я говорю, по-моему, это тот самый мужик, который нас в прошлый раз чаем хотел поить.
Старичок послушал, а потом будто включился и повторил:
– Я вам покажу – чаем вас поить! Я вас догоню и еще раз покажу, как чаем вас поить!
И снова замолк, ожидая, что мы скажем.
– Он просто режим «Смены личности» снова использовал, и досталась ему такая дурацкая.
Старичок включился:
– Я вам покажу дурацкую! Вы у меня поговорите еще!
Выключился и снова с любопытством на нас посмотрел.
Я покачал головой:
– Вроде бы не все старички – маразматики, а этому сразу же не повезло.
Включился:
– Маразматик не маразматик, а в ваши годы я на заводе работал, картошку копал и рожь сеял! И жал вот этими руками, и трубы гнул, и разговора с вами не будет у меня никакого. Выключился.
– Чего он там жал? – с сомнением спросил Фет.
Я пожал плечами:
– Рожь, наверное…
Вкл.:
– И как только не стыдно!
Выкл.
Я вздохнул:
– Сколько вам для счастья надо-то? Сколько кю не хватает?
Старичок посмотрел на меня жалостливо и пискнул:
– Всего три кю…
Я взглянул на его баллы. Над ним по-прежнему висел одинокий нолик. Я перевел ему баллы (хотя ноль так и остался ноликом) и сказал:
– Только в настоящего себя вернитесь, пожалуйста.
Фет добавил:
– А то надоели эти все ваши дубли, выбираете каких-то идиотов.
Я толкнул Фета локтем, но он только посмотрел на меня с вызовом: мол, что такого?
Но старичок кротко кивнул, побурчал свое стариковское, сказал нам ждать и скрылся в доме. И вышел из дома щуплым светловолосым мальчишкой. Он подергивал штанину куцего зеленого костюма. Боязливо посмотрел на нас. Я соображал, как поступить, а Фет подошел и дружески похлопал его по плечу:
– Молодец, пацан. И цветы у тебя вокруг дома классные.
– Это всё мама сажает, – смутился мальчик. Мы переглянулись, но тот опередил: – Вы ее не видели, она допоздна работает. А потом ей не спится, вот она и начинает с цветником возиться. Тут ночные фиалки хорошо как пахнут.
Он здорово смущался, этот мальчишка. Так что я тоже начал смущаться немного. И Фет стал сам на себя не похожим, ковырял носком ботинка один из цветочков.
– И, раз мама поздно приходит, она не знает, что я тут… Вы ей, в общем, не рассказывайте, пожалуйста.
– Не будем, не будем, – успокоили мы его. – Давай нас чаем пои и корми.
Мальчик кивнул и зашел в дом, позвав нас за собой.
– Я по вечерам даже табличку со звонка про перевод кю снимаю, – сказал он.
– И звонок перестает работать? – удивились мы.
– Нет, не перестает… просто никто не понимает, куда девались его кю. Нехорошо, конечно…
– Нехорошо, конечно, – подтвердили мы. – И таблички разные клепать совсем нехорошо. И лес закрывать плохо.
– Я тут ни при чем, – помотал головой мальчик. – Это не моя табличка. А чья – не знаю.
– А откуда ты про нее знаешь, если не твоя? – вкрадчиво спросил Фет.
– Приходили уже, – доложил этот мелкий. – Не одни вы меня знаете. Правда, я был старичком и разогнал всех – кроме вас, конечно. Спасибо, что вы мне помогли. А то пришлось бы от мамы прятаться, а она бы переживала, куда я подевался…
Мы пили чай и долго говорили – все равно торопиться нам было некуда.
Мальчишку звали Инь – Инька. Он знал очень много о режимах, кю, умел делать таблички.
– Мы думали, что ты в администрации работаешь какой-то, – признались мы ему. – Таблички клеишь. Правда, что ли?
Инь помотал головой.
– Просто умею делать таблички, – сказал он и смущенно склонил голову. – И драть кю со всех подряд.
– Он корыстный, – заметил Фет.
– О да, я такой, – как-то мечтательно произнес Инь. – Только я и сам не понимаю, почему, если я повешу табличку на здание, оно закрывается… Я ведь там, в банке, не брал ни с кого кю, просто проверял.
– Да, я помню, – кивнул я. Тогда табличка поработала какое-то время, а потом перестала.
А потом мы почему-то замолчали. И молча пили чай, и вздыхали, и смотрели в окно, все по очереди: то я, то Фет, то Инь. Нам было о чем поговорить, но заканчивался режим «Деятельная активность», мы с Фетом скучнели, и Инь скучнел вместе с нами.
– Ну, мы пойдем, – вдруг засобирался Фет. – Мы зайдем еще.
– Ага, – робко сказал Инька. – Заходите, я буду ждать.
– Нам для тебя трех кю не жалко, – добавил Фет, стоя у порога.
– Я уберу кнопку, честно…
– Да ладно, – успокоил его я. – Не убирай. Мы привыкли.
Светило солнце. Таял вчерашний снег, бежал ручейками по дорогам. Трава под тающим снегом показывалась вялая, будто поломанная, испуганная. Полдня весны. Потом снова будет лето. А у нас не стало леса. Мы с Фетом понуро склонили головы и не смотрели друг на друга.
– Я к тебе забегу, – пообещал я, когда подошел мой автобус.
– Ага, – только и сказал Фет.
И начались дни без леса. На следующий день я не пошел в школу. Просто не хотелось. И в прыгалку не пошел. Тянулся день голубого цвета – он мне всегда почему-то казался чище остальных. Я валялся в кровати, переворачиваясь с боку на бок, укладываясь то на живот, то на спину. Сидел на подоконнике и стучал ногтем в стекло. Напротив нашего дома висело табло: «Лес всё еще закрыт», а ниже – время обновления. Буквы горели красным. Такие табло появились ночью – наверное, они стояли по всему городу, потому что были видны дальше по улице. И кто это придумал? Без этих объявлений ведь проще. Можно было бы съездить к ближним воротам, проверить – а значит, хоть чем-то заняться.
Мама с папой время от времени приходили и щупали мне лоб. Папа посмотрел на меня внимательно и сказал:
– Давай-ка ты действительно посидишь дома несколько дней. А потом три дня выходных. Отдохнешь.
Я пожал плечами.
– Минус три кю за каждый прогул.
– Не обеднеешь, – сурово сказал папа.
Отдохнуть так отдохнуть. Я не против.
Мама звала есть, но мне не хотелось. Поэтому она вроде бы незаметно приносила всякие фрукты-овощи, нарезанные кусочками, как бы невзначай ставила их рядом со мной, и я, будем считать, сам не замечал, как их ел.
В середине дня в дверь позвонили. Мама с папой долго не открывали, и я поплелся открывать сам.
На пороге стоял Лис. На нем была голубая матросская форма с якорями, светло-голубые сандалики и гольфы. Рыжие волосы искрились на солнце. Лис смотрел на меня сурово, но, казалось, был мне рад. За ним стояла вся его воробьиная бригада.
– Лес закрыт, – зачем-то сказал я Лису.
– Нужен мне ваш лес! – возмутился Лис. – У тебя в комнате клад.
– Прямо у меня? – удивился я.
Лис покачал головой, что я такой непонятливый, и они с бригадой, даже не разуваясь, направились в мою комнату. Я пошел за ними. А там мама как раз принесла огромную тарелищу, полную нарезанных фруктов и овощей (раз я их стал есть, то она уж постаралась).
– О! – зачирикали воробьи, тыча пальцами в гипертарелку. – Клад!
– Э-э-э… – только и успел промямлить я, но мальчишки уже выносили свой (то есть мой) клад из дома.
Лис благодарно кивнул и скрылся за входной дверью.
– А хороший клад! – слышалось с улицы.
Я улыбнулся, подглядывая за ними в окно. Лишь только мама потом, зайдя ко мне в комнату, обеспокоенно спросила:
– А где?
– Вместе с тарелкой, – довольно сказал я, поглаживая себя по животу.
Мама ничего не сказала. Наверное, она подумала, что это какой-то режим. Ну, там, «Перевариваю все», например. Очень полезный режим, если съешь что-нибудь не то.
Но я сегодня совсем не использовал режимы. А только поглядывал на табло, которое продолжало говорить, что лес закрыт. Время обновления постоянно менялось. И еще – я думал о многом и о многих. О маме с папой думал. Я о них вообще-то думаю нечасто, а тут вдруг подумалось. О Фете и его маме. О его маме я думал часто, и теперь кстати пришлось. О Лисе думал – о том, какой он рыжий и сообразительный. О его воробьях. О разном Иньке. О Марийке…
