Посадив упрямца возле блюдечка, Рита стала кормить малыша с пальца. Котенок жадно слизывал смесь, явно недовольный – почему так мало! Повел носиком, ткнулся в блюдце, фыркнул – и начал лакать! Сам!
Рита почувствовала, что у нее неожиданно защипало в носу. Да и в глазах, по правде говоря, тоже. Вот еще, заплакать не хватало!
– Да ты же моя умница! Надо же, как жить хочешь! И правильно. Только так и нужно.
Вздохнув с облегчением, она отыскала в шкафу электрогрелку, уложила на нее старый кашемировый свитер – получилось гнездышко. Котенок меж тем успел съесть все, что было в блюдце, зажмурился и повалился на бок, выставив надувшееся пузечко и сонно чмокая. Девушка осторожно переложила найденыша в приготовленное гнездышко.
– Эх, ты! После еды мыться полагается, а ты сразу спать! – губы сами собой расползались в глупую счастливую улыбку. – У родителей Чампи, а у меня будешь ты. Надо тебе имя придумать. И, кстати, ты девочка или мальчик? – она осторожно повернула котенка на спину. – Девочка.
Имя всплыло неожиданно:
– Ты будешь Люба! Люба моя дорогая! – Рита смахнула все-таки навернувшуюся слезинку.
– Мам, а почему у нас нет папы? – спрашивала четырехлетняя Рита.
Нет, конечно, ей не нужен был никакой папа, фу! Они все грубые, вонючие, волосатые! Просто у них с мамой как будто игра такая. В вопросы и ответы.
Лена улыбалась и прижимала дочку к себе.
– Потому что ты моя девочка. Только моя и ничья больше, да?
– Прямо как Дюймовочка?
– Гораздо лучше, чем Дюймовочка! Она была совсем маленькая, поэтому потерялась. А ты никуда не потеряешься, да? Ты моя люба!
– Я же Рита!
– Люба – потому что любимая! – в сотый раз повторяла Лена. – Люба моя дорогая!
Любой звали маму. «Рожай! – торопила она. – Чтоб я успела хоть немного с внуками понянчиться». Сама она родила Лену в тридцать восемь.
Лена все время думала, что ей здорово повезло – все получилось с первого раза. Мужчины ее пугали. Еще со школы, когда одноклассники затащили ее в пустой класс и стали лапать. Нет, ничего они ей не сделали, да и не собирались, наверное, просто буйствовали от молодой дурости. Но Лена на всю жизнь запомнила мерзкие жадные руки и жуткое обессиливающее чувство полной беспомощности. Какие уж тут «внуки»! Чтобы мама могла порадоваться «внукам» – хотя бы одному! – без этих грубых, вонючих, отвратительных тварей не обойтись. Нельзя же родить от ангела небесного! То есть Лена-то и рада бы – но где ж взять ангела?
Да и не-ангела тоже. Вроде бы затащить в постель кого-то мужского пола не так и сложно – достаточно сначала слегка подпоить. Но пьяное зачатие… Спаси и сохрани от такого ужаса!
С Богданом она познакомилась на дне рождения у бывшей школьной подруги. Он оказался в компании случайно и привлек Ленино внимание тем, что пил только минералку – мол, за рулем, и еще куда-то ехать нужно. Вспомнив советы опытных подруг, она напросилась к нему в машину и ухитрилась заполучить номер телефона. Через неделю, выпросив у однокурсницы ключ от комнаты в общежитии, Лена собрала все свое мужество и позвонила, придумав какую-то дурацкую просьбу – кажется, помочь повесить книжные полки. Как ни странно, Богдан не только ее вспомнил, но и в помощи не отказал.
Выглядела Лена всегда моложе своих лет, ее даже за школьницу иногда принимали. Встретила гостя в легком халатике, который все время норовил распахнуться. Прижалась, как бы случайно, раз, другой… Кто же откажется, когда симпатичная девчонка сама на шею вешается?
Потом Богдан, правда, изумился: «Что ж ты не сказала, что девочка еще? Я-то думал…» Но это было уже не важно. Вскоре стало ясно, что все получилось с первого раза, повторений не потребуется.
Появление внучки практически совпало с маминым семидесятилетием. Она не отходила от кроватки, плакала и говорила, что это самый лучший подарок за всю жизнь.
Правда, понянчиться с малышкой она почти не успела. Умерла, когда Рите едва исполнился годик. Лена утешала себя только тем, что ушла мама легко – просто уснула и не проснулась. Возраст, что поделать.
Сразу после смерти бабушки Рита начала болеть: то горло красное, то нос хлюпает, то чихает без перерыва. Лена уже впадала в отчаянье – ну что это такое?! Ведь она делает все то же самое, как при маме. А Рита из простуд не вылезает – хоть головой о стенку бейся! Участковый педиатр, милейшая Татьяна Алексеевна, только вздыхала: «Надо же! Такая хорошая девочка! Как будто сглазили!» А однажды сказала: «Знаете, Леночка, мы уже все, что можно, проверили, нет никаких причин. Я думаю, вам нужно климат сменить. Уехать куда-нибудь, где много солнца. У вас в Израиле никого нет?»
В Израиле жила Вера, мамина старшая сестра – отрезанный ломоть. Мама не любила о ней вспоминать, говорила, что та всегда эгоисткой была.
Лена отыскала в сумке со старыми бумагами Верин адрес и написала ей, не особенно, впрочем, рассчитывая на ответ. Но Вера ответила. И вызов оформила быстро. Даже в аэропорту встретила – растолстевшая, сильно постаревшая, какая-то ободранная. Вылинявшая майка, бесформенная юбка с неровно свисающим подолом, красноватая нездоровая кожа. Скептически оглядев Лену и Риту, Вера тут же заявила: «Ну вот что, родственнички! Я свое дело сделала, нянчиться с вами больше не буду. Ясно?» Развернулась и ушла.
– Ну, мам! – приставала Рита. – Теперь ты должна сказать, что долго-долго обо мне мечтала, потом я появилась, а потом мы приехали в Израиль, и теперь у нас все отлично!
– Я долго-долго о тебе мечтала, потом ты появилась, потом мы приехали в Израиль, и теперь у нас все отлично! – послушно повторяла Лена, ероша нежные прямые волосы дочки.
И стучала по дереву – чтобы не сглазить. Ведь после переезда все и вправду сложилось как нельзя лучше. Квартира, правда, государственная (матерям-одиночкам, не имеющим своей квартиры, в Израиле выдается государственная квартира), но это временно, и вообще не страшно. Работа – Лена устроилась в библиотеку – в пяти минутах от дома, и Риту туда можно приводить. Очень живая, упрямая, иногда почти неуправляемая девочка среди набитых книгами стеллажей затихала, завороженно глядя на уходящие ввысь и в стороны ряды. Медленно ходила вдоль полок, водила пальчиком по корешкам, даже разговаривала с ними.
Но самое главное – после переезда Рита ни разу не простудилась. Вот ни разочка! В первую их израильскую осень Лена еще побаивалась – как дочка отреагирует на холодные зимние дожди. Оказалось, что никак. Наверное, Татьяна Алексеевна оказалась права, и дело было в климате. А может, в витаминах. Фрукты Рита могла поглощать круглосуточно. Усаживалась на пол, ставила рядом громадное блюдо, полное «вкусняшек» – от инжира до яблок – и, не отрываясь от разложенной на коленях книжки, успевала еще подсовывать кусочки черепахе Марте. В это время загорелая до индейской смуглости Рита была похожа на ожившую бронзовую статуэтку какого-то экзотического божка.
Кроме Марты, они завели еще рыбок и вечерами подолгу наблюдали за таинственной водной жизнью.
Правда, рыбки скоро умерли. То ли их вода не устраивала, то ли солнце, то ли, наоборот, тень. Но однажды они все сразу взяли и уснули. Хорошо, что Рита в школе была, не видела. Лена тихонько вынесла аквариум на помойку – подальше, за три квартала от своего дома, еле дотащила – и сочинила какую-то историю про незнакомую девочку, которой очень-очень нужны были именно эти рыбки. Ну в самом деле! У них ведь и рыбки, и черепаха. А у девочки – никого. Вот и пришлось ей рыбок отдать. А у них Марта осталась. Неуклюжая, смешная.
Лена долго еще боялась нечаянно проговориться о судьбе рыбок. Но Рита так о них и не вспомнила – вокруг было столько интересного! Под балконом росла олива – на нее прилетали смешные зеленые попугаи! Да-да, настоящие попугаи – Рита обожала за ними наблюдать. А еще книжки, пальмы, трудный, но такой увлекательный новый язык – девочка начала болтать на иврите раньше самой Лены. Рита вообще любила все новое, загоралась мгновенно и сильно – я это хочу! Лене нравилось исполнять дочкины желания – она чувствовала себя настоящей волшебницей. Могущественной и всесильной.
Незадолго перед тем как Рите исполнилось десять – первый юбилей! – она страстно захотела куклу Ферби. Все уши прожужжала. Лена сначала думала, что Ферби – это что-то вроде Барби. Платьица, домики, мебель и прочие игрушечные радости. Оказалось – ничего подобного.
Ферби была не совсем кукла. Точнее, совсем не кукла. Удивительно притягательная и немножко страшная.
Нет, тоже не так. Ферби была очень страшная. Какой-то Чебурашка-мутант. И при этом мистически притягательная. Очень живая. Как щенок или котенок. Или даже больше, потому что вдобавок к пушистости и подвижности умела еще и разговаривать. Рита увидела ее в какой-то рекламе – и как будто прикипела: мама, хочу такую! Лене кукла показалась жутковатой, но ведь дети смотрят по-другому.
