– Надо спросить, сколько времени, – заторопился Тим.
Он спрятал письмо за спину, под резинку трусов, прикрыл сверху майкой и пошёл искать тётю Лену.
Он ждал, спросит она про дверь погреба или нет? Хотя больше теперь не сомневался, что это был не сон.
Тётя Лена уже сама искала их в доме.
– Где вы были? – спросила она.
– Мы? – Тим не стал уточнять, какое время она имеет в виду. – К калитке ходили, почту посмотреть.
– Почте ещё рано. Её в два часа приносят.
– А сейчас сколько часов? – спросила Таська, окончательно её отвлекая.
– Надо спрашивать, не сколько часов, а который час, – строго поправила тётя Лена голосом Скуки Зелёной.
– Который час? – спросил Тим.
– Уже девять, начало десятого. Давно пора завтракать.
– А минут сколько?
– Минут? – Тётя Лена посмотрела на часы. – Двенадцать минут.
– А секунд? – настаивала Таська.
– Секунды-то тебе зачем?
– Так.
– Секунд не знаю… А вы мне лучше скажите…
Закончить она не успела. Таська, стоящая рядом с тётей Леной, вдруг потянулась к ней пальцами и чуть-чуть пощекотала её в голый локоть – выше ей дотянуться было трудно.
– Ты чего? – дёрнулась тётя Лена.
– Ничего, – испугалась Таська. – Тебе не смешно?
– Что это такое, я спрашиваю?
– Ой, тётечка Леночка, не сердись. Я думала, тебе поможет… и ты станешь смеяться.
– Что значит поможет? – совсем перестала что-нибудь понимать тётя Лена.
– Нет… я так… ты не бойся, – забормотала Таська, – всё будет хорошо…
Тут Тим толкнул сестру в бок, чтобы замолчала. Но получилось, должно быть, слишком сильно – Таська ответила.
Тим обиделся и пихнул её посильней.
Таська тоже ответила посильней.
– Прекратите сейчас же! – прикрикнула на них тётя Лена. – Сумасшедший дом какой-то! Скорей бы вернулись ваши родители, я жду не дождусь, чтобы уехать от вас. Живо завтракать!
Этого ещё не хватало, испугался Тим. Вдруг и вправду уедет? А как же институт? Неужели она всё-таки о чём-то начала догадываться?..
После завтрака он вдруг решил показать себя хорошим хозяйственным мальчиком.
– У нас, – сказал он, – хлеб кончается. Мы сейчас сбегаем, ладно, тётя Лена? Дай нам рубль, мы ещё мороженого купим.
Насчёт хлеба он придумал удачно: магазин был как раз около станции, и они могли пойти в ту сторону, не вызывая подозрений.
Но сначала они купили мороженое и стали ждать под часами.
Ждать пришлось долго. Человек, про которого говорилось в письме, почему-то опаздывал. Давно прошли десять часов, и двенадцать минут, и пятнадцать секунд. Большая стрелка станционных часов перепрыгнула на цифру три, потом на цифру четыре.
Мимо станции проходили поезда. Из окошек смотрели люди. Тим и Таська глядели им вслед, иногда махали руками. Вагоны были зелёные, синие, красные, на них висели таблички с названиями дальних мест, куда уезжали пассажиры и откуда они приезжали. Тим из-за скорости не успевал их прочесть. Он завидовал тем, кто ехал далеко-далеко, мимо множества станций, за каждой из которых начиналась страна, такая же таинственная и загадочная, как неизведанные улицы и места здешнего посёлка. И ещё более таинственные и загадочные. Там были горы и моря, пустыни и степи, верблюды и слоны. Поезда мчались, оставляя за собой ветер, как будто в приоткрытую отдушину повеяло сквозняком из этих пространств.
Некоторые электрички останавливались у станции, из них выходили пассажиры. Они тоже приносили с собой не только запахи дальних мест, но и предметы. Один тащил перед животом деревянный ящик с землёй, из неё росла пальма – крохотная, как помидорная рассада, но самая настоящая. Таська потом уверяла, что на ней видны были даже орехи или шишечки. Кто-то пронёс корзину с петухом. Прошёл человек с кошкой на плече. Один человек нёс под мышкой другого человека, длинного и в костюме, – это был манекен. Прошёл очень смешной пассажир в соломенной шляпе, с портфелем, весь запаренный и красный; когда он снял шляпу, чтобы обмахнуться, на лысине у него оказался горячий блин[1].
Люди выходили из электричек и садились в них, приезжали и уезжали. А они всё стояли и ели мороженое.
Одну порцию. Другую. Третью.
Когда дошли до четвёртой, стало ясно, что на хлеб им уже не хватит.
День был жаркий, но четыре порции подряд было всё-таки слишком. У них даже губы начали мёрзнуть.
Вдруг они почувствовали, что кто-то сзади обнюхивает их ноги, и тут же знакомый голос за спиной произнёс:
– А я, между прочим, иду по ковру.
Это был Антон Петрович – и, конечно, с Кис Кисычем.
– Вы? – удивился Тим.
Хотя, если подумать: кого можно было ждать другого?
Но учитель вранья сделал скучное лицо и поглядел в сторону, как будто напоминая, что они совершенно незнакомы.
– А я всё иду по ковру, – повторил он.
– Мы идём, пока врём, – опомнились Тим и Таська.
– Так бы сразу, – теперь учитель вранья повернулся к ним. – Много успели съесть? – показал он на мороженое.
– Три порции, – сказала Таська.
– Разве можно столько? Давайте, я доем.
Они отдали ему свои порции с большим удовольствием.
– Дома небось сказали, что идёте за хлебом? – покосился Антон Петрович на сумку в руках Тима. – Одобряю. А деньги все потратили? Что будете врать, когда спросят, на что? Придумали уже?
– Нет, – сказал Тим. – А почему вы так опоздали?
– Я? – возмутился учитель. – Я вышел точно по крику петуха. А он всегда показывает самое правильное время. Я вчера проверял его по радио. Он был даже на двадцать минут точней.
Тим с Таськой ничего не поняли.
– А зачем нужны были приметы и пароль, если вы нас и так знаете?
– Мало ли что знаю. Когда играете в войну, вы тоже знаете, что враг – ваш приятель. Но раз договорились, надо всё делать по правилам.
– А вы уже сходили к этой Гадалке? – спросила Таська.
– Нет, обещали сходить музыканты, Фонтан с Маленьким Великаном. Вернутся, расскажут; мы договорились встретиться.
– Только знаете… – начала Таська.
Тут Тим опять толкнул её в бок – чтобы не говорила про свою глупую щекотку.
Таська промолчала.
Учитель вранья посмотрел на них удивлённо, но так ничего и не понял.
– Пока у меня к вам вот какое дело. Мне нужно сходить на разведку к вашему дому, посмотреть на эту…
– Тётю Лену, – быстро сказала Таська.
– Да, на неё. Только надо подойти осторожно, чтобы она ни о чём не догадалась и не успела убежать. Поэтому я попрошу вас, подержите немного Кис Кисыча. А то он может залаять и её спугнуть. Пойдите с ним ко мне на Первоапрельскую, дом там стоит. Найдёте в моём рюкзаке сочинения учеников нашей школы вранья. Почитайте, чтоб не терять время даром. Потом я приду, и мы обсудим, чем займёмся дальше. Задание поняли?
– Поняли, – сказала Таська. – Только знаете…
Но Тим опять толкнул её и не дал договорить.
– Ну, держите поводок, – сказал Антон Петрович. – Найдёте дорогу? Сначала налево, потом направо. Да Кис Кисыч вас сам доведёт.
Тим взял поводок, и Кис Кисыч действительно сам повёл его. Сначала налево, потом направо, всё быстрей и быстрей. Иногда Тиму казалось, что пёсик поворачивает куда-то не туда. Но ведь Кис Кисыч бежал не просто так, а по следу. Бежал уверенно, крутя своим хвостом-пропеллером, и так тянул за поводок, что Тиму приходилось немножко бежать. Таське тоже.
Они бежали какой-то уж очень запутанной дорогой. Сначала Тим совсем перестал понимать, где они, потом он стал как будто узнавать дорогу.
И вдруг оба поняли, что пёсик привёл их к забору их же собственного дома. Только с другой стороны.
Кис Кисыч уже рвался дальше, к калитке. Но тут Тим догадался схватить пёсика и поднять на руки. Кис Кисыч сразу успокоился – как будто у него выключили мотор.
Сделано это было как раз вовремя: из-за забора послышались голоса. Кто-то разговаривал возле погреба. За разросшимися кустами людей не было видно, но голоса были знакомые.
– Ну, постой минуту. Ты как будто опять хочешь от меня убежать. Чего уж теперь? Всё равно я тебя нашёл.
– Зачем ты даже сюда за мной погнался? Ты же сам знаешь, в этом нет никакого смысла… Нет, нет, пожалуйста, не вздумай меня ещё трогать.
– Можешь мне сказать одну вещь, только совершенно честно?
– Ну?
– Ты действительно меня терпеть не можешь?
– Не выношу.
– Совершенно?
– Совершенно.
– Ты уверена?
– Да.
– Тогда всё в порядке. Это значит, на самом деле ты меня очень-очень любишь.
– Шут гороховый! Ни слова не можешь сказать всерьёз.
– Наоборот, всё очень серьёзно. Только вот узнаю способ вылечить тебя или расколдовать, сама заговоришь по-другому. Мне ведь от тебя ничего не надо. Я для тебя стараюсь, чтоб ты пришла, так сказать, в себя. А я уж потерплю. Я, чтобы тебя спасти, готов многое вынести. Даже самое противное. Не забывай, я ведь тебя с детства знаю. Лет с семи, а?
