Эрменгарда не подозревала, сколько лишений и неприятностей приходится переносить Саре. Та ничего не говорила ей, а у нее самой было не настолько живое воображение, чтобы представить себе это. В тех редких случаях, когда ей удавалось прийти к Саре, она слушала ее рассказы и фантазии и под обаянием их не думала о том, каково живется подруге. Иногда она замечала, что Сара бледна, что она как будто похудела, но не придавала этому значения, потому что та никогда не жаловалась и не говорила, что ей часто приходится даже голодать. Сара быстро росла, много ходила, и потому у нее был отличный аппетит; а между тем ее кормили плохо и она очень редко бывала сыта.
«Должно быть, так же приходится голодать солдатам во время похода, – думала она. – Папе, наверное, тоже приходилось терпеть голод».
И эта мысль поддерживала ее. Нравилось ей тоже, что она была полная хозяйка в своей комнате на чердаке.
«Если бы я жила в замке, – думала она, – а Эрменгарда была владелицею другого замка, она приехала бы ко мне в сопровождении рыцарей и вассалов. Услыхав звуки рога у подъемного моста, я вышла бы к ней навстречу и велела бы приготовить роскошное угощение в торжественной зале и пригласить менестрелей, чтобы развлекать ее музыкой и пением. Теперь же, когда она приходит ко мне на чердак, я не могу угощать ее, но могу рассказывать ей разные интересные истории и скрывать от нее всё неприятное».
Сара была гостеприимной хозяйкой и щедро раздавала единственное, что у нее было, – свои мечты и фантазии, служившие ей самой утешением и поддержкой.
И так, когда они сидели рядом на постели, Эрменгарде и в голову не приходило, что Сара страшно голодна, что она даже боится не заснуть от голода в эту ночь.
– Я бы хотела быть такой же худенькой, как ты, Сара, – сказала вдруг Эрменгарда. – А знаешь что? Ты в последнее время очень похудела. Глаза твои кажутся такими огромными, а вот тут, у локтя, у тебя совсем высовываются кости.
Сара опустила приподнявшийся рукав.
– Я всегда была худая, – бодро проговорила она, – и у меня всегда были большие зеленые глаза.
– Мне нравятся твои глаза, – сказала Эрменгарда, с любовью и восхищением глядя на Сару. – Они всегда смотрят как будто куда-то вдаль. И мне нравится, что они зеленые; впрочем, они почти всегда кажутся черными.
– У меня кошачьи глаза, – засмеявшись, сказала Сара, – но я не могу видеть в темноте. Я пробовала и узнала, что не могу.
В это время легкий шум послышался около окна. Темное лицо заглянуло в комнату и тотчас же исчезло. Сара, обладавшая тонким слухом, оглянулась и посмотрела на крышу.
– Что это такое? – сказала она.
– Про что ты говоришь? – спросила Эрменгарда.
– Ты не слыхала ничего?
– Нет. А ты?
– Может быть, я ошиблась, – сказала Сара. – Мне послышался какой-то шум на крыше, как будто кто-то тихо шел по ней.
– Кто же это был?! – воскликнула Эрменгарда. – Уж не воры ли?
– Нет, – с улыбкой ответила Сара. – Здесь нечего укра…
Она остановилась, не докончив слова. Теперь обе девочки услыхали шум, но не на крыше, а внизу, на лестнице. Оттуда доносился гневный голос мисс Минчин. Сара вскочила и задула свечу.
– Мисс Минчин бранит Бекки, – шепнула она. – Она довела ее до слез.
– Она, пожалуй, придет сюда? – ужаснулась Эрменгарда.
– Нет. Она думает, что я сплю. Сиди смирно.
Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого верха. Это случилось только раз с тех пор, как Сара поселилась на чердаке. Но теперь мисс Минчин была сильно раздражена и продолжала идти вперед.
– Ах ты наглая, бессовестная девчонка! – кричала она. – Кухарка говорит, что это уже не в первый раз!
– Это не я, сударыня, – рыдая, оправдывалась Бекки. – Я была очень голодна, но это не я!
– Тебя следовало бы отправить в тюрьму! – крикнула мисс Минчин. – Дошла до воровства!.. Утащить половину пирога с мясом!
– Это не я, – со слезами уверяла Бекки. – Я могла бы съесть и целый пирог, но я не дотрагивалась до той половины!
Мисс Минчин задыхалась от гнева. Этот пирог она рассчитывала съесть сама за ужином.
– Не лги! – закричала она. – Ступай сию же минуту в свою комнату!
Сара и Эрменгарда услыхали звук пощечины, а затем шаги Бекки, бежавшей в своих стоптанных башмаках на чердак. Она затворила за собою дверь и бросилась на постель.
– Я могла бы съесть хоть два пирога, – в отчаянии проговорила она, – но я не брала ни кусочка. Сама же кухарка съела его!
Сара стояла посреди комнаты, стиснув зубы и сжав руки. Наконец мисс Минчин сошла вниз и все затихло.
– Злая, жестокая женщина! – воскликнула Сара. – Кухарка всегда наговаривает на Бекки. А она никогда не возьмет ничего чужого, несмотря на то что иногда ест с голоду даже корки из мусорного ящика.
Сара закрыла лицо руками и зарыдала. Эрменгарда окаменела от ужаса. Сара плачет! Сара, которую ничто не могло довести до слез! Что это с нею? А вдруг она… она?.. Страшная мысль промелькнула в уме доброй недогадливой Эрменгарды. Она соскочила с постели, подошла ощупью к столу, нашла спички и зажгла свечу.
– Сара, – робко сказала она, с испугом глядя на нее, – ты не… ты никогда не говорила мне… Я не хочу обидеть тебя… Ты тоже бываешь голодна?
Саре было в эту минуту так тяжело, что она забыла свою обычную сдержанность.
– Да, бываю! – воскликнула она. – Я и теперь так голодна, что могла бы съесть даже тебя! А бедная Бекки еще голоднее меня.
– Господи! – жалобно проговорила Эрменгарда. – А я и не знала!
– Я не хотела, чтобы ты знала, – сказала Сара. – Ты тогда сочла бы меня за нищую. Я знаю, что похожа на нищую.
– Нет, нет, совсем не похожа! – воскликнула Эрменгарда. – Твое платье немножко странно, но ты не можешь быть похожа на нищую. У тебя совсем не такое лицо.
– Как-то раз маленький мальчик подал мне милостыню, – усмехнувшись, сказала Сара. – Вот его сикспенс, – прибавила она, вытащив надетую у нее на шее ленточку. – Он не дал бы мне рождественского подарка, если бы я не была похожа на нищую.
Вид сикспенса подействовал на девочек успокоительно, и они засмеялись, хотя у них были слезы на глазах.
– Какой же это мальчик дал тебе? – спросила Эрменгарда.
– Милый маленький мальчик с толстыми ножками, – ответила Сара. – Это один из детей Монморанси – тот, которого я называю Гюй Кларенс. Его детская была, наверное, набита битком рождественскими подарками и всевозможными сластями, а у меня, как он догадался, не было ничего.
Эрменгарда вдруг вскочила с места. Слова Сары что-то напомнили ей.
– Ах, Сара! – возбужденно воскликнула она. – Как раз сегодня тетя прислала мне разных вкусных вещей. Я еще ничего не трогала, потому что наелась пудинга за обедом, да и не до них мне было после того, как я получила книги от папы. Тетя прислала всего-всего – пирожков с мясом и с вареньем, тартинок с ветчиной, лепешек, апельсинов, конфет, шоколаду и бутылку слабого вина из красной смородины. Я проберусь назад в свою комнату и в одну минуту принесу сюда все.
Сара схватила ее за руку.
– Ты думаешь, тебе удастся сделать это? – спросила она.
– Я знаю, что удастся, – ответила Эрменгарда.
Она подбежала к двери, осторожно приотворила ее и, высунув голову, прислушалась.
– Лампы потушены, – сказала она, затворив дверь и подходя к Cape. – Все спят. Я пойду тихо-тихо, так что никто не услышит.
– Эрми! – воскликнула Сара, и глаза ее заблестели. – Представим себе, что это званый вечер. И… разве ты не пригласишь заключенную из соседней камеры?
– Да, да, постучи в стену. Тюремщик не услышит.
Сара подошла к стене и постучала четыре раза.
– Это значит: «Иди ко мне через потайной ход», – объяснила она. – «Мне нужно кое-что сообщить тебе».
Бекки стукнула в ответ пять раз.
– Она идет, – сказала Сара.
Через секунду дверь отворилась и вошла Бекки. Глаза ее были красны, чепчик сбился набок. Увидав Эрменгарду, она растерялась и стала вытирать себе лицо фартуком.
– Не бойся меня, Бекки! – воскликнула Эрменгарда.
– Мисс Эрменгарда приглашает тебя на вечер, – сказала Сара. – Ее тетя прислала ей много хороших вещей, и она сейчас принесет их сюда.
Это известие так взволновало Бекки, что чепчик чуть совсем не свалился у нее с головы.
– Хорошие вещи, мисс? – спросила она. – Хорошие для еды?
– Да, – ответила Сара, – и мы представим себе, что у нас званый вечер.
– И ты будешь есть сколько захочешь, Бекки, – прибавила Эрменгарда. – Я в одну минуту вернусь.
Она так спешила, что, выходя из комнаты, уронила свой красный платок. Никто не заметил этого. Бекки не помнила себя от радости.
– Я знаю, мисс, – прошептала она, – что вы попросили мисс Эрменгарду пригласить меня. И когда я думаю об этом, мне хочется плакать.
Она подошла к Саре и остановилась, с обожанием глядя на нее. А глаза Сары блестели: ее воображение уже начинало работать. Здесь, на чердаке, в холодную ночь, после того, как ей пришлось так много ходить по грязным улицам, после того, как она видела голодные глаза маленькой нищей, которых не могла забыть, – совершенно неожиданно, как по волшебству, оказалось возможным так великолепно закончить день!
