– Ну и что? Соврал бы про какой-нибудь концерт. Последний день, она бы поверила...
– ...И сама бы устроила мне концерт! Ой, смотрите! – Леха показывал вниз, под самые ноги, где был Никитин подъезд. У подъезда, перекрыв дорогу и машинам, и пешеходам, стоял милицейский «Форд».
– Вызвал-таки!
С места никто не сдвинулся. Во-первых, машина просто стояла: никто в нее не садился, никто не выходил. Может, она приехала по своим делам, постоит и уедет. А если так, то убегать и паниковать рано. И совсем некрасиво бежать и паниковать первым, поэтому все сидели молча и ждали, что будет.
«Форд» стоял, не подавая признаков жизни. Из-за тонированных стекол даже не было видно, есть там кто или нет. Если вставать и убегать сейчас – движение на крыше может привлечь внимание тех, кто в машине.
– Там вообще есть кто-нибудь? – и тут за спиной послышался топот.
По жестяной крыше, тяжело балансируя, шли двое, а на слух казалось, что целый взвод. Леха и Дэн вскочили и побежали по крыше, к соседнему окну: во втором подъезде тоже есть открытая дверь на чердак.
– Стоять! – Двое в милицейской форме, кажется, и не надеялись догнать мальчишек. Неуклюже тряся животами, они целенаправленно спускались к Никите.
До него только сейчас дошло, что надо бы уже подниматься и бежать. Попадать в милицию, а потом объясняться с отцом – кому это надо? Никита вскочил, но неудачно: одна нога встала на крышу, другая застряла в прутьях перил и чуть не сдернула вниз – десять этажей! Обошлось. Развернулся и упал на живот, удержался раскрытыми ладонями на липкой жести, как муха на стене.
– Не шевелись, парень! – Эти в форме были уже в двух шагах от него. «Не шевелись!», как же, как же. Никита освободил застрявшую ногу, сковырнув кроссовку о перила, взобрался повыше на четырех костях и побежал за ребятами к соседнему окну.
– Стой, тебе говорят! – Один протянул руку и чуть было не сцапал Никиту за шиворот, но тот прыгнул вперед, упал на ладони, по инерции ушел в кувырок и покатился по косой в сторону низеньких перил...
– Стой!
Никита еще пытался тормозить ногами, а голова и руки были уже высоко над землей. По животу шкрябнули перила, что-то ухнуло и оборвалось в груди – так бывает, когда проваливаешься в сон.
Глава III
Лошадь под лавкой
Небо перед глазами было странно серым. Не как осенью, а как если бы Никита был в солнечных очках: и небо, и облака были как будто за тонированными стеклами. Ничего не болело, хотя лавочка у подъезда, на которой он лежал, не давала обмануться: кое-кто сверзился с крыши. И кроссовка потерянная была на нем... Никита приподнялся на локтях, сел (и это было не больно), ощупал руки и ноги. Десять этажей! И ничего не сломано вроде, и даже сердце не ухает в ушах, как бывает в момент опасности. Дом, подъезд, деревья, скамейка – все было странно-серого цвета. «Может, я сплю? – решил Никита. – Или без сознания? Или...»
– Еще один малолетка! – Голос доносился откуда-то из-под лавки. – У них обострение по весне. Вот что тебе не жилось, объясни нам хоть ты?! Семья благополучная, учишься неплохо, здоров, как бык! Что тебе еще?! Двойку получил? Девочка послала, что? Вот манера, чуть что – сразу с крыши...
Никита вскочил и уставился на скамейку. Голос ворчал, возмущался, и, когда умолк, из-под лавки показался его обладатель. Лошадь. Натурально лошадь, только говорящая и совсем маленькая. Она вышла из-под лавки не пригибаясь. Никита попятился, разглядывая диковинное существо.
– Он не виноват, повелитель! Просто поскользнулся, убегая от милиции, да, парень? – Вслед за лошадью вылез еще один. Человечек. Слишком низенький и толстый, он напоминал японские сувенирные фигурки, какие продают в киосках.
– Какой милиции! – лютовала лошадь. – Где ты милицию видишь?! Не было ее!
– Как не было, повелитель? Я сам видел, и парень...
– Плевать мне, что ты видел! Этот малолетка – самоубийца, и немедленно отправится в ад! Приготовь место...
– Но, повелитель! – Человечек умоляюще взглянул на Никиту, и тот, наконец, сообразил, что надо что-то сказать. Смотреть спектакль было бы забавно, если бы речь не шла о нем. Кто такие эти двое – вопрос десятый, но что они говорят? Самоубийца? Ад? Упал с крыши?
– Я что, умер?
– А ты хотел только попугать? – ехидно спросила лошадь. – Чтобы отец отвязался с покраской комнаты, а мать сразу выздоровела, лишь бы ты не переживал, да? Я, парень, тебя насквозь вижу! Таких, как ты, в аду...
– Но, повелитель, он просто убегал! И не хотел, и не думал... – Маленький смотрел на Никиту с просительным ужасом: «Ну скажи уже что-нибудь, балда, видишь, начальство лютует?!»
– Не хотел, – подтвердил Никита, игнорируя, насколько мог, мысль о смерти. – Не хотел, убегал от милиции. Вы, вообще, кто такие? И какого черта...
– Я те покажу сейчас, какого черта! – Лошадь сделала шаг в сторону Никиты, и человечек повис у нее на ноге. – Мало тебе такого греха, чертыхаться вздумал?!
– Я атеист... Да что вообще происходит?!
– Атеист – еще лучше! – обрадовалась лошадь. – Что у нас там для атеистов? Найдется свободная сковорода?
Маленький сделал Никите круглые глаза и замотал головой типа: «Лучше помалкивай». Но кое-что объяснил:
– Перед тобой, мальчик, демон Гамигин, великий маркиз ада. Он пришел за твоей душой, если ты самоубийца.
– А по-моему, это лошадь... Кто самоубийца, я?!
– Нет, я! – неоригинально парировал Гамигин. – Собирайся, у меня за последний час еще пять тысяч таких, как ты! – Он крутанулся вокруг себя, и вот на Никиту уже недобро смотрит человек. Самый обычный: лысый, худощавый, в длинном плаще... Неужели и правда демон?!
Маленький лебезил перед ним и тянул за полы плаща.
– Повелитель, это ошибка! Он поскользнулся – вот и все. Правда же, Никита? Ну скажи!
Собственное имя, произнесенное этой сувенирной фигуркой, оглоушило и заставило, наконец, прозреть. Нелепая новость была в том, что он умер. Он-он, Никита, можно не оглядываться, никого здесь больше нет, кроме него и этих двоих. Сидел на крыше, упал и умер.
Осознавать это было странно, жалко, но ни капельки не страшно, вот в чем штука. Страшно было, когда нога застряла между прутьями перил, страшно было висеть над землей, балансируя пузом, а сейчас, когда уже все случилось, чего бояться? Было жалко, и все. Себя, родителей. Вроде планов никаких не строил, а все равно, как будто что-то не сделано... И не будет сделано никогда! ...И ясно теперь, почему все вокруг серое и ничего не болит... И чего эти пристали со своим адом?
У Никиты странно закололо в переносице: разве мертвые плачут? А этот мелкий лебезеныш заметил и потянул его за штанину, как собачонка:
– Ну скажи, что ты не виноват! – Как будто от этого станет легче. Вот заботы у этих двоих: выяснять, кто как упал с крыши...
– Как же не виноват! – Маркиз Гамигин важно развалился на лавочке и, кажется, раздулся в размерах. – Я эту породу знаю! Сперва: «Жить не хочу, сигану с крыши, пусть все рыдают!», а потом: «Я не хотел, простите, дяденька!»... В ад его – и дело с концом! Много вас таких! – Он испытующе уставился на Никиту: «Попробуй, мол, скажи, что я не прав!» – а маленький опять потянул его за плащ:
– Но, повелитель!.. Ну, Никита! – Казалось, он добавит сейчас: «Мальчики, не ссорьтесь!» или еще какую-нибудь ерунду, совершенно не подходящую к случаю. Эти двое со своей сценкой «добрый опер и злой опер» выглядели как дураки на фоне случившегося.
– Да пошли вы! – Никита развернулся и сам пошел прочь. Во двор, в школу, какая разница! Лишь бы эти отвязались! Но эти отвязываться не хотели.
– Погоди-погоди! – Маленький догнал его и опять вцепился в штанину. – Ты что же думаешь, в аду пряниками кормят?! Извинись сейчас же и моли о помиловании!
– И не подумаю. Мне пофиг на пряники, я умер, понимаешь?
– Ну и что? – не сдавался маленький. – Жить-то надо! Вот и подумай, как ты будешь жить, в аду на сковородке или...
Никита притормозил. В абсурдном замечании маленького был свой резон: умер-то он умер, а руки-ноги – все на месте, даже двор не делся никуда...
– И что я теперь, не исчезну? Так и буду болтаться, да?
– Ну болтаться без дела ты не будешь. – Маленький за штанину деликатно потянул его в сторону лавочки. – Ты можешь попасть в рай, в ад, можешь вообще никуда не попасть, но это не твой случай. Но поверь мне, демону, в аду жизнь – не сахар, и лучше туда не попадать, если есть такая возможность. У тебя она есть. Пока что.
– Если я хорошенько попрошу этого коня педального?
– Тщ-щ! – Маленький смешно замахал руками. – Услышит. Хорошенько попросить, Никита, мало, надо еще доказать, что ты чист, спасти, так сказать, душу.
– Ну и как ему доказывать? Свидетелей привести? – Никита впервые вспомнил про Дэна и Леху: где-то они теперь? В милиции? Или убежали? Живы? Или может быть...
– Никаких свидетелей не надо, – успокоил маленький. – Просто нужно пройти небольшие испытания, чтобы доказать, что ты безгрешен и в ад тебя забирать нельзя.
