– Раненых как? Добиваем – не добиваем? – деловито уточнил Варсус.
Ловус с Аспурком переглянулись.
– Ну не знаю, – протянул Ловус растерянно. – Ты как думаешь?
– Раненых обычно не бывает, – точно уговаривая его, отозвался Аспурк.
– Ну хорошо! Если раненый успеет сдаться – не добиваем! – согласился Ловус. – Ну что? Начали! А то так понравится общаться, что и драться не сможем!
И он снова расхохотался. Аспурк же коснулся локтя Мефа и с искренней приветливостью сказал:
– Приятно было познакомиться! Жаль, что общение было так кратковременно!
– А мы что, прощаемся? – удивился Мефодий.
– Да нет, не то чтобы совсем прощаемся… Ну это на случай, если больше у нас не получится поговорить! – с легким смущением пояснил Аспурк.
Варсус толкнул Буслаева ногой.
– Не расхолаживайся! – велел он. – Он это специально. Он после этих милых улыбочек убьет тебя за милую душу, а вот ты не сумеешь…
Не теряя друг друга из поля зрения, противники медленно разошлись по поляне. От Мефодия до Варсуса шагов тридцать, и до стоявшего против него Аспурка – тоже шагов тридцать-сорок, не больше. Ловус с Аспурком приготовили сулицы.
Мефодий, по примеру Варсуса избавившийся от куртки, достал спату. Настраиваясь на бой, прокрутил ее в кисти. Боль из ног ушла. Ушел холод. Он почувствовал, что готов. Уж что-что, а драться он умел. Этот навык был глубоко внедрен в него затупленным тренировочным клинком Арея. В левую руку Мефодий взял длинный узкий кинжал и держал его лезвием вниз. Потом, передумав, сунул кинжал за пояс и оставил руку свободной.
– Готовы? – крикнул Варсус.
– Готовы! – подтвердил Ловус.
– Сигнал к началу боя какой?
– Сейчас что-нибудь придумаем! – крикнул Аспурк. – Вон синица сидит на рябине! Когда взлетит – тогда и начинаем!
Четыре взгляда уперлись в синицу. Она сидела, нахохлившись. Потом чуть подпрыгнула и… осталась на ветке. Сердце Мефа, давшее в ударах перебой, наверстывая, застучало как бешеное.
Варсус коротко свистнул. С деревьев шапками полетел снег. Переполошенная синица камнем покатилась с ветки, уже в падении захлопав крылышками. А еще спустя мгновение Мефодий бросился на землю, спасаясь от летящей в него сулицы. Уже зарывшись лицом в снег, он ощутил острую тревогу и, волчьим чутьем угадав, что сейчас будет, еще сильнее прижался к земле. Он не смог бы объяснить, что заставило его остаться на месте, но это спасло ему жизнь. Что-то хлопнуло по снегу, точно ладонью. Осколок мерзлой почвы несильно толкнул его в бок и прокатился по спине. Буслаев вскочил, держа перед собой вытянутую руку со спатой. Мельком оглянулся.
Справа и слева от того места, где он только что лежал, в снег вонзились две сулицы, брошенные Аспурком и Ловусом одновременно. Вздумай Меф перекатиться, как он это обычно делал, одна из них гарантированно пригвоздила бы его к земле.
Вырвав из земли одну из сулиц, Мефодий метнул ее в Аспурка, который уже почему-то стоял рядом с Ловусом. Непонятно, как он так быстро сумел переместиться. Их щиты блестели – круглые и неотличимо одинаковые. Бросок Мефа был неплох, но Аспурк, почти не уклоняясь, подбил сулицу щитом, а после легко поймал ее и перекинул Ловусу. Тот перехватил ее за центр древка, Мефодия же поблагодарил коротким кивком, точно тот просто вернул ему оброненную сулицу.
Буслаев почувствовал, что, если сегодня ему немного не повезет, это будет чисто дружеское убийство. Абсолютно джентльменское, даже окрашенное некоторым сожалением. Ловус и Аспурк отнесутся к смерти Мефа очень спортивно. Злорадствовать не будут, а деловито обсудят, какие ошибки совершил Мефодий, а какие моменты в его обороне показались им сильными. При этом Ловус будет, конечно, поддевать Аспурка, а тот добродушно огрызаться. Аспурк, например, скажет: «Надо было бросать не две сулицы, а четыре!» А Ловус, например, ответит: «И почему же ваше величество не предложили этого раньше?..»
Обо всем этом Меф думал уже как-то дробно, на бегу. Тело его уже летело вперед, сокращая дистанцию со стражами мрака. Спата – грознейшее оружие, страшное, как нож мясорубки, но опаснее всего она вблизи, когда видишь не только лицо врага, но и свое отражение в его зрачках. И в это-то отражение и наносишь удар!
Аспурк и Ловус метнули навстречу Мефодию сулицы. Первая пронеслась у его виска. Другая задела бедро, но не наконечником, а древком, стесав полоску кожи. Прыгнув вперед, Буслаев взбежал по вылетевшей ему навстречу совне, собиравшейся выяснить, что же такого интересного он прячет в своих кишочках. Прежде чем совня провалилась под его тяжестью, Мефодий легко шагнул на край щита, со щита – на плечо Аспурку и, уже спрыгивая, на четверть длины клинка загнал спату Аспурку под ключицу.
Раненый страж покачнулся и плашмя ударил Мефа щитом в спину. Удар был такой силы, что Буслаев пронесся вперед и врезался грудью в снег прежде, чем понял, что ноги его отделились от земли.
Не добили Мефодия потому только, что Варсус, взлетев, атаковал Ловуса и Аспурка сдвоенной маголодией. Такая маголодия легко пробила бы броню танка, но Ловус принял ее на щит и, устояв, только покачнулся. Щит его в том месте, где в него попала маголодия, пламенел от магии.
Не смутившись первой неудачей, Варсус последовательно выдохнул еще несколько боевых маголодий. Одна петлей обвила пространство у ног темных стражей и начала сжиматься, заполняя его белым огнем. Другая, раздробившись, осыпала их множественными искрами. От третьей маголодии по поляне прокатилась волна дробящего звука, от которой и сам Мефодий едва не оглох и вынужден был зажать уши руками.
Ловус с Аспурком не сдвинулись с места. Буслаев заметил, что они соприкоснулись краями щитов, увеличивая их защитную способность. По щитам волнами прокатывалась атакующая магия. Центры щитов пламенели, края же не просто оставались ледяными, но и были покрыты изморозью.
Пытаясь отыскать брешь, Варсус обстреливал стражей все новыми маголодиями. Атакующая магия закручивалась спиральными вихрями, танцующими по щитам, сложно чередуясь. Одни вихри сливались, другие распадались на несколько мелких. Меняли цвета, опять распадались и сливались. По гладкой поверхности щитов плясали разноокрашенные ураганы. Одни оставались на щите Аспурка, другие перескакивали на щит Ловуса и там продолжали свой танец.
Странное дело! Постепенно щит Ловуса раскалился так, что грозил расплавиться. Щит же Аспурка, напротив, представлял собой сплошную ледяную плиту. Буслаев смотрел на это как завороженный. Он вспомнил, что атакующие маголодии, как бы сложны они ни казались, состоят из простейших разнородных сил. Например, льда и огня. И что эти простейшие силы не так уж сложно заставить служить себе, если как-то суметь их раздробить и запасти. Мефодий с его острым чувством недоверия, воспитанным многолетней службой у мрака, ощутил затаенную опасность. Варсус, видимо, еще нет. В упоении атакой, уже предчувствуя победу, он носился над поляной, не отрывая от губ свою дудочку и продолжая обстреливать стражей мрака все новыми маголодиями.
И тут с той же завораживающей гибкостью, плавной в начале всякого движения и взрывной в конце, Ловус и Аспурк отпрянули друг от друга и, прокрутившись, метнули в пастушка щиты. От первого щита Варсус уклонился. Второй же пронесся так близко, что, задев светлого стража острым краем, оставил на его груди длинную кровавую полосу. Должно быть, проносящийся щит зацепил и дарх, потому что Варсус дернулся от боли и, отброшенный, закувыркался в воздухе. Очередная маголодия, отделившаяся от его дудочки, зашипев, ушла в землю.
Варсус выровнялся и вновь поднес дудочку к губам, готовясь выпустить в оставшихся без защиты врагов убийственной силы маголодию.
– Нет! – крикнул Мефодий. – Улетай оттуда!
Пастушок обернулся. Пролетевшие мимо цели щиты возвращались. Причем почему-то с разных сторон. Страж света уклонился от них, лишь в последний момент осознав то, что Буслаев понял на три секунды раньше. ЩИТЫ АТАКОВАЛИ НЕ ВАРСУСА! Они неслись навстречу друг другу! Щит пламенеющий и щит ледяной столкнулись в полуметре от пастушка, одновременно высвободив те противоположные силы, которые до этого тщательно запасали. Сила маголодий обратилась против своего же хозяина.
Даже Мефодия, стоявшего довольно далеко, сшибло с ног. Волна жара прижала его к земле. Уже уткнувшись лицом в снег, он ощутил запах своих опаленных волос. Потом накатила вторая волна – и опаленные волосы Мефа покрылись коркой льда. Причем лед был не только на волосах. Снег, растаявший по всей поляне, застыл вновь, превратившись в лед такой гладкий и скользкий, что невозможно было подняться.
Освобождая волосы, Мефодий торопливо пустил в ход спату. После каждого удара он пытался подняться, но понимал, что все еще не может. Проще всего было бы обрезать примерзшую прядь, но Буслаев боялся, хотя и знал, что теперь волосы уже не кровоточат. С детства у него сохранился неописуемый ужас, возникавший всякий раз, когда он видел что-то острое у своих волос. Он хорошо помнил, как страшно закричала и упала в обморок мать, когда однажды маникюрными ножничками попыталась подровнять ему челку и оттуда вдруг брызнула кровь.
