Варсус, зарычав, прыгнул на него, перехватив клинок своей рапиры левой рукой, чтобы ударить ею Мефа снизу, как кинжалом. Мефодий легко ушел и, дождавшись, пока бронзовые крылья пастушка по инерции взлетят на шнурке, перехлестнув клинок рапиры, резанул сверху вниз вдоль чужого клинка.
Шнурок был перерублен. Крылья упали. Не думая о Мефодии, который легко мог заколоть его, Варсус кинулся грудью на землю, схватил крылья и зажал их в ладони. Потом торопливо стал нанизывать на перерубленный шнурок. Он нанизывал их, завязывал, но крылья таинственным образом соскальзывали, оставляя на шнурке только узлы.
– Довольно? – спросил Мефодий.
Варсус, вздрогнув, вскинул голову. Сосулька дарха бесновалась на его шее и безжалостно жалила пастушка в пальцы, которыми он держал крылья.
– Прости… Сам не знаю, что на меня нашло. Я разозлился. Ты не должен был меня… поучать. А сейчас мне… очень больно. Дарх… умеет… наказывать, – тяжело дыша, выговорил он.
– Представь, знаю, – сказал Буслаев.
Варсус, что-то буркнув, опять занялся шнурком. Мефодий, благоразумно не приближаясь, потому что от пастушка можно было ожидать чего угодно, наблюдал. Не жалея своих исколотых сосулькой пальцев, Варсус продевал шнурок сквозь ушко крыльев, но почему-то, когда шнурок затягивался, крылья всякий раз оказывались снаружи. Шнурок был уже весь в узлах. Раз за разом Варсус упрямо перерезал его рапирой и опять начинал вешать крылья, не желая признавать того, что для Мефодия было уже очевидностью.
Внезапно Варсус вскинул голову. Сделал он это так резко, что Мефодий отступил на полшага, не исключая нового нападения.
– О чем ты думаешь? – крикнул Варсус. – НУ! Не смей молчать! Говори!
– Ни о чем не думаю, – сказал Буслаев.
– НЕПРАВДА! Ты думаешь, что я больше не страж света! А вот и нет! Смотри!
Варсус вскочил и, подпрыгнув, попытался материализовать крылья. Буслаев услышал, как чавкнул снег. Пастушок упал коленями в сугроб. В ярости заскрипел зубами, опять подпрыгнул, взмахнул зажатыми в кулаке крыльями. На этот раз крылья все же материализовались, и он повис в воздухе метрах в двух над землей. В сумраке крылья его казались серыми, а сам Варсус черным.
– Вот видишь! – крикнул он. – Видишь! У меня получилось! Я страж! Ясно тебе?.. Просто нужен новый шнурок! Какого Лигула ты его вообще перерезал, а?!
Мефодий благоразумно не отвечал. Он понимал, что одно неосторожное слово – и Варсус на него кинется. Продолжая прожигать Буслаева полным ярости взглядом, Варсус опустился на землю и, прихрамывая, отправился искать свою дудочку. Пока он искал ее, Мефодий покончил с дархом Ловуса и ссыпал эйдосы в контейнер для фотопленки. Привычка носить с собой такие контейнеры сохранилась у него со времен службы мраку. После он отдаст его Эссиорху и попросит переправить в Эдем.
Варсус бродил по полю, отыскивая свою дудочку. Нашел ее и проверил, не испортилась ли она. Судя по краткому вихрю, взметнувшемуся над лесом, с дудочкой было все в порядке. Однако Варсус все равно был чем-то недоволен. Мефодий видел, как он трясет дудочку, проверяя, не забита ли она снегом, постукивает по ладони, а затем опять подносит ее к губам.
– Ничего не понимаю, – бормотал он. – Из всех маголодий срабатывают одни атакующие… А исцеляющие, ободряющие, оживляющие… да что такое с этой бешеной дудкой?! Снег… это все проклятый снег… Она отсырела…
Заметив, что Варсус идет к нему, Буслаев убрал контейнер с эйдосами в карман. Он видел, как кончик дарха, висевшего на груди у пастушка, вздрагивает и шевелится, пытаясь указать на спрятанные эйдосы. Эйдосы в контейнере нагревались. Ладонью Мефодий ощущал их испуганное тепло.
– Надеюсь, все, что было, останется между нами? – мрачно спросил Варсус.
– Да, – ответил Меф.
– Отлично, – Варсус усмехнулся. – Тогда до встречи! Боюсь, мы еще встретимся.
– Да, – признал Буслаев. – Я тоже этого опасаюсь.
Варсус невесело кивнул и взлетел. Свои бронзовые крылья он сжимал в ладони. Мефодий заметил, что пастушок постарался подпрыгнуть повыше и лицо у него было напряженным. Как видно, боялся опять упасть в снег. Не упал. Крылья удержали. Варсус быстро полетел над лесом. Мефодию показалось, что полет у Варсуса стал картонным, утратил ту дразнящую, чуть даже небрежную легкость, которая прежде отличала его от других стражей света. Сейчас Варсус просто летел. И это, собственно, все, что можно было сказать.
Когда пастушок скрылся, Мефодий еще некоторое время потоптался на опустевшей поляне. Что-то мешало ему уйти. Он подобрал оружие темных стражей, затем присел на корточки и поднял с земли опустошенный Варсусом дарх Аспурка. Он знал, что эйдосов там нет, но все равно встряхнул его над своей левой ладонью. Из дарха ничего не выпало, но Мефодий зачем-то встряхнул его еще раз. Постучал по ладони, пытаясь разобраться, что именно его беспокоит. Потом понял. На мертвом дархе было какое-то вздутие, как если бы некогда дарх проглотил слишком крупную добычу, навеки застрявшую у него внутри.
Когда и после ударов о ладонь из дарха ничего не выпало, Буслаев пустил в ход кинжал, безжалостно сокрушив ставшие хрупкими стенки сосульки. Что-то хрустнуло, и на ладонь ему выпал окаменевший шарик. Эйдосом он совершенно точно не был. Таких крупных эйдосов не существует. Но почему он в дархе? Как дарх смог проглотить его, хотя, конечно, при жизни эта тартарианская пиявка изгибалась и растягивалась как угодно. Чем дольше Мефодий рассматривал этот твердый, с непонятными розовыми прожилками шарик, тем отчетливее понимал, что это…
– Глаз! – воскликнул он. – Глаз дракона!
Мефодий высоко поднял ладонь. Ему приходилось слышать, что глаза драконов навеки сохраняют то, что видели последним в жизни. Изображение становится частью зрачка, и удалить его нельзя никак и ничем. Интересно, правда это или легенда?
Туча раздвинулась ровно настолько, чтобы пропустить один-единственный лунный луч. Буслаев заглянул в зрачок, и внезапно ноги у него стали ватными. Он покачнулся и, чтобы не упасть, присел на корточки, опираясь о землю кончиками пальцев. В зрачке дракона навеки был отпечатан Арей, опиравшийся на гарду своего двуручника. Рядом с Ареем стояла неизвестная худенькая девушка.
– Варвара? – попытался угадать Мефодий и сам себе ответил: – Нет, не Варвара. Но чем-то похожа…
Глава десятая. Девчушка под мостом
Вы никогда не задумывались, что книги существуют отдельно от писателей? Имеют свою особую, никак не соединенную с ними судьбу? Ну как яблоко, когда отделится от яблони, уже никак с ней не связано. Живет отдельной независимой жизнью, и яблоня смотрит на него даже с некоторым недоумением: неужели это яблоко – мое?
Йозеф ЭметсЕще не дойдя по реки, Арей увидел горы. Они высились вдали, синеватые, с плоскими, съеденными временем вершинами. За первым близким рядом гор угадывался еще второй, дальний, молодой. Здесь почти у всех гор были острые пики. Горы вздымались в полном хаосе. Казалось, под землей некогда ворочался кто-то могучий и снаружи все взрывалось и бурлило. У одной горы была начисто оторвана вершина, и из оторванной вершины курился дымок. Он сливался с тучами, и оттого казалось, что все тучи в мире ведут свое происхождение от этого дымка.
– Ага, вот и вулкан, – пробормотал Арей. – И наверняка еще несколько есть. Значит, титаны сейчас там.
– Точно! Куда ж они, болезные, денутся! – произнес кто-то рядом.
Арей резко повернулся, забросив руку за плечо, на рукоять меча. Маленькая старушка хихикнула. Она сидела на поваленном дереве и качала сухонькой ножкой.
– Не появляйся так внезапно! Никогда к этому не привыкну, – попросил Арей.
– Что, не ждал? Очень воинственно ты за железку-то схватился! Да только, голубок ты мой, я б тебя три раза уже чикнула, коли б захотела.
Барон мрака разжал пальцы, позволив извлеченному до половины мечу под собственной тяжестью скользнуть в ножны.
– Разнарядки у тебя нет! – буркнул Арей.
Аидушка передернула плечиками.
– Что правда, то правда. Да ить я и ошибиться могу! На всякую старуху бывает проруха, – сказала она.
– Ошибись на Лигуле. На нем и так природа ошиблась, – посоветовал мечник, садясь рядом с Аидушкой.
Мамзелькина опять хихикнула:
– Напрасно ты так. Лигул в молодости был очень хорош собой.
– Восхищайся одна. Я не целевая аудитория, – заметил Арей.
Плаховна достала тыковку.
– По глоточку медовушки? – предложила она.
Арей отхлебнул и понял, что это вовсе не медовуха. И даже не то, что они пили в прошлый раз. Крепость была просто зашкаливающей. Арей закашлялся. На глазах выступили слезы.
– Что это? – прохрипел он. – Лава из вулкана?
– Какая еще лава! – обиделась Аидушка. – Ты меня что, за пьяницу держишь? Я туда положила клюковку.
– Одну, что ли?
– А что ж, две? Чего жидкость-то из фляги вытеснять?
