И лишь в тот момент, когда мы уже покидали «Бездну», пол глухо дрогнул под нашими ногами, и низкий рокот взрыва вполз в безмятежно куролесящий зал.
Впрочем, и этого многие предпочли не заметить…
Лишь когда мы очутились в номере гостиницы, который мы сняли на двоих с Валентиной, я смогла перевести дух.
– Черт возьми! – воскликнул Родион. – Мне кажется, нам нужно о многом поговорить.
– Мне тоже так кажется, – сказала я. – Тем более что у нас есть хороший повод для беседы. Живой повод. К счастью – живой.
И я указала пальцем на бледного, окровавленного и всклокоченного Вишневецкого, который сидел прямо на полу, уткнувшись лбом в сложенные на коленях руки.
На мои слова он никак не отреагировал.
– Но мне кажется, – сказал Родион, – что нам все-таки нужно объясниться и между собой?..
– Совершенно верно! – заявила Валентина. – А то вы меня просто за дуру какую-то держите! Я такого отдыха никогда не забуду! Как мы прыгали с четвертого этажа в бассейн, глупость какая! И этот француз с его туринской теткой!..
Мы обменялись рассказами. Я поведала боссу о наших приключениях, а он в свою очередь вкратце обрисовал, какие меры он предпринял для обнаружения Вишневецкого. Правда, как обычно, он не вдавался в подробности, а потом скромно заявил:
– Честно говоря, те несколько дней, когда я этим занимался, оказались весьма плодотворными. А могли бы искать несколько месяцев или даже год. В Питере у меня мало связей и каналов по сравнению с тем, что имеется в Москве. Но все равно – повезло. Григорий, – обратился он к Вишневецкому, – вы знаете, мы можем решить ваши проблемы. Мы действительно хотим вам добра. А вот люди Платова – напротив. Да вы и сами догадывались, иначе не стали бы взрывать «Скрябин». И многого другого делать не стали бы.
– Где Епанчинцев? – глухо спросил Вишневецкий.
– Он умер.
– Умер?!
– Я полагаю, у него был инсульт, – ответил Родион Потапович. – Впрочем, у меня не было времени установить это точно. Экспертиза покажет. Это, думаю, действие вашей адской системы.
– Она не адская, – возвысил голос Вишневецкий, – никакая не адская! Она и создана для того, чтобы успокаивать, гладить нервы, дарить покой. Лекарство тоже убивает, если принять лошадиную дозу!
– А отчего произошел взрыв? – проговорил Родион. – Тот, который прозвучал уже после нашего выхода из нижнего зала? Ведь он был, мне не послышалось. Я не думаю, что у кого-то в «Бездне» был пластит и соответствующие намерения.
– В такой неадекватной обстановке о каких-либо намерениях рассуждать просто смешно, потому что вы создали настоящее психотропное оружие, Григорий, – сказала я. – Жуткая вещь, я сама едва удержалась от желания разрядить всю обойму автомата в эту толпу. А вот что касается причин взрыва… я не хотела говорить об этом, но мне кажется, что вы должны знать об этом лучше меня.
– Что ты имеешь в виду? – буркнул Вишневецкий.
– Я имею в виду, что такой серьезный и многоопытный специалист, как вы, Вишневецкий, не смогли бы выпустить в свет свое изобретение, высоко вами ценимое, не снабдив его системой самоуничтожения, срабатывающей в определенных критических случаях. Наверное, вы хорошо понимаете во взрывном деле, если смогли устроить такое на «Скрябине» и в «Бездне». Вы вообще… много что понимаете. И не стоит смотреть на меня так пристально… не так ли, Григорий?
Тот вытер тыльной стороной ладони пот со лба и, не сводя с меня холодно мерцающих глаз, проговорил:
– Система взрывается автоматически через три минуты после включения ее без введения кода. Ведь она была включена локтем, когда я падал. Это чертовские деньги, но нужна страховка. Тем более что деньги у меня есть.
– Татьяна Рудольфовна Анджеевич, не так ли? – произнес Родион.
– И это вы знаете… Ну что ж. Я расскажу вам.
– Тем более что мы можем вам помочь.
– Как?
– Вернуть базу данных в Россию, чтобы Платов не смог наладить выпуск и не охотился за вами.
– Тем более что база уже возвращена, – сказала я.
Вишневецкий от неожиданности подпрыгнул на стуле:
– Что?!
– Да-да. Я выкрала ее из барселонского дома Платова. Она лежит в ячейке камеры хранения Финляндского вокзала.
– Вы правду говорите?
– Зачем же мне врать?
– Быть может, быть может… Хорошо, – сказал тот. – Очевидно, полковник сказал, что я хочу продать систему и предать Платова и его компанию. Вам не приходилось слышать фамилию Селадес?
– Приходилось, – сказала я. – Это тот, которого застрелили.
– Да. Он хотел продать проект американцам. За огромные деньги. А меня собирался использовать в качестве чуть ли не посредника. И одновременно – прикрытия, если Платов узнает об этом плане. Он прокололся, и Платов заподозрил, что я в компании с Селадесом хочу кинуть его. Как раз подоспело испытание квадросистемы на «Скрябине», и Платов приставил ко мне Епанчинцева и Протасова. Селадес, как вы говорите, был убит. На американцев он вышел через какую-то крупную шишку тут, в России. Договорились о цене, обо всем. Я хотел избавиться от своего изобретения, которое причиняет мне одни несчастья, получить деньги и уехать за океан. В Штаты, в Бразилию или в Мексику. Жить спокойно. Нам обещали то ли два, то ли три миллиона долларов. Так говорил Селадес, а ему – его могущественный покровитель из России. Но полковник Платов узнал обо всем, и с этого момента я был обречен.
– И тогда вы пустили в ход даму с собачкой, – сказал Родион. – Вы позвонили ей, сказали, что, мол, все – край.
– Какая дама с собачкой? – спросила я. – Та, что во время взрыва на «Скрябине» баламутила народ?
– Ее зовут Татьяна Рудольфовна Анджеевич. Это моя мать и совладелица того самого клуба, в котором вы так скоропостижно устроили погром, господа, – сказал Вишневецкий. – А мужчина с мобильным телефоном – ее третий муж. Первым был мой отец, а вторым… кто бы вы думали?
– Я знаю, полковник Платов, – сказал Родион. – А я еще вспоминал, где же я видел эту даму!! Конечно же – на даче у Платова много лет назад! Только тогда она, кажется, была не столь полна.
– И не столь богата, – уточнил Вишневецкий.
– А зачем нужна была катастрофа судна? – пробормотал босс.
– Они достали меня. Они достали… все! Но взрыв был запланирован заранее. Вы же знаете, мне удалось взять на борт «Скрябина» лодку и движок к ней. До каких пор мне терпеть эти издевательства? У меня не выдержали нервы! – выкрикнул Вишневецкий. – Мать направлялась в Барселону, чтобы встретиться с Платовым, но я предпочел решить конфликт иначе. Мать сама сильно испугалась при том взрыве на «Скрябине»… она и подумать не могла, что его устроил я. Потом – подсказали. А вот вы зря влезли в это дело, устроили разгром в нашем клубе. В чем провинились эти люди? Зачем им было портить жизнь, ведь она и так у них укорочена до предела.
Босс недоуменно взглянул на него.
– Вы что, Вишневецкий, окончательно свихнулись со своей системой? – возмутился он.
Вишневецкий посмотрел на босса каким-то беспомощным взглядом и вдруг схватил его за руку и потянул на себя.
– Поедем со мной! – выпалил он. – Вернемся в клуб, и я покажу тебе, зачем я делал все это… и как использовал мое рвение твой благодетель полковник Платов! Если ты не веришь моим словам, тогда…
– Да погоди ты, – отмахнулся Родион. – Не надо отрывать мне верхние конечности.
– Базу данных нужно уничтожить, – быстро сказал Вишневецкий. – Полковник не сказал, на чем основан принцип действия системы. Я тоже не буду подробно объяснять, скажу лишь, что я изобрел качественно новую обработку инфразвуков, а это краеугольный камень системы. Инфразвуки воздействуют на подкорковые центры страха и мало-помалу совершенно меняют сознание. Есть и другие факторы, система основана далеко не на одних инфразвуках, но… через два года постоянного слушания такой системы человек сойдет с ума. Это как LSD, только акустический вариант – и с куда более разнообразным спектром действия. Вот что хотел установить по всему миру полковник. Одна огромная психушка – вот что вышло бы из его проектов.
– Но как же вы можете осуждать его, если работали над системой вместе с ним? – спросила я.
– Да, для чего работал я? – почти торжественно произнес Вишневецкий. – Для чего работал я, вы хотя бы поинтересовались этим, вот вы, господин Шульгин!
Босс посмотрел на него в упор:
– И для чего же?
Вишневецкий засмеялся со счастливо идиотским выражением лица.
– А вот для них, тех, которых вы видели в «Бездне»! Людей, доживающих последние свои дни на этой земле. Ведь планета для них уже остывает, уже догорают последние закаты. Они все больны неизлечимыми заболеваниями в тяжелой стадии. Неужели вы, человек с профессиональной наблюдательностью, не заметили этого? И карлик, и Винс, и все те, кто был в нижнем зале. Не буду называть диагнозов. Я тоже болен, это наследственное, и мне осталось максимум три года. Вот такая, простите, романтика. Плата за гениальность, что называется. А те, кого вы видели… Это сделано на деньги матери и ее фирмы. Они пытаются сжечь остаток своей жизни в оргиях, я же хотел продлить им жизнь, заменить наркоту, которой они глушат себя, музыкой, меняющей сознание и плавно, без страданий, выносящей из этой жизни. Помогая им, я помогаю себе… неужели вы не видите?.. Я продолжил работу над системой по ее заказу, Петр Дмитриевич ничего не знал об этом. А потом он сделал мне предложение, от которого нельзя было отказаться, и я уехал из России. Бежал, и теперь мне нельзя вернуться, да и… зачем?
