– Уволена! – что есть сил завопил Фокин. – Старая грымза! Из-за тебя я погиб, так и знай!!!
Ван Гог свистнул в два пальца, и на пороге появились два бритых наголо парня.
– Этих грибников сбросить в колодец, – распорядился главарь, кивнув на своих пленников.
– А пить что будем? – удивился один из парней.
– Минералку! – рявкнул Ван Гог.
– Там это… их машину нашли, – подал голос второй парень. – Что с ней делать?
– Облить бензином и запалить!
– А зарево, пахан? Брандмейстеры не понаедут?
– А ты запали, фуфел, а там посмотрим, понаедут или не понаедут. Мы когти рвем, сучары вы тупые, не понятно, что ли?! Сейчас тут все МВД будет вместе с генералами ФСБ! – Ван Гог затопал ногами и ударил кулаком воздух. – Товар в машины, и на восток!
Парни схватили Севку с Лаврухиным и выволокли во двор. Там чувствовалась обстановка поспешных сборов: с заведенными движками возле ворот стояли пять машин, возле них суетились бандиты, перегружая из сарая в багажники какие-то тюки и свертки.
Словно бычков на бойню, Севку и Васю тычками в спину подогнали к колодцу.
– Прости, Фок, если что не так, – дрогнувшим голосом сказал Лаврухин. – Прощай.
– И ты прощай. И ты прости, – откликнулся Севка, ожидая смерти и не веря в нее.
Неужели прямо здесь и сейчас, вот так, испортив колодезную воду продуктами своего разложения?..
Фокин ожидал выстрела в спину, или удара по затылку, или тычка под ребра, или… А чего ждать, вдруг подумал он и, высоко подпрыгнув, сам сиганул в колодец.
– А-а-а-а-а-а-а! – издал он свой прощальный крик.
В него могли пальнуть, пока он летел, но не пальнули, – вместо этого на его вопль наложился лаврухинский мат и его «а-а-а-а!»
Севка, поняв, что прикрыт от пули Васей, схватился за веревку, удерживавшую ведро, и уперся ногами в стену. Если Лаврухин не сделает то же самое, он сломает мне шею, подумал Фокин, стремительно разворачиваясь задом вверх. Предстояло выдержать удар лаврухинского тела, и он его выдержал, потому что не хотел падать в ледяную колодезную воду.
– Ногами в стену упрись! – прокряхтел Фокин.
– Уперся! – удобно усевшись на Севку, заверил его Лаврухин.
– Пули не трать, сами утонут! – крикнули наверху.
Стрелять в них не стали, просто перерезали веревку, на которой болталось ведро, но это было уже непринципиально, потому что Севка вовремя его отпустил и уперся руками в скользкую стену.
Опыт скалолазания оказался бесценным. Плюс воля к жизни, как броней прикрытая сверху Лаврухиным, вес которого не казался тяжелым от осознания того, что сверху все-таки может прозвучать выстрел.
– На восток!!! – заорал наверху Ван Гог. – На восток, суки!
Взревели движки, колеса шлифанули траву, послышался шум отъезжающих на бешеной скорости машин.
– Ушли, гады! – с досадой воскликнул Вася.
– Слышь ты, кукухин сын, ногами упрись, а то я сорвусь.
– Да уперся я! Что делать-то будем, Фок?!
– Петь.
– В каком смысле, Фок?
– В прямом. Нас кто-нибудь услышит!
– Кто нас услышит в глухом лесу, Фок?
– Твой гребаный ОМОН, Лавруха…
– Во Вьетнаме, во Вьетнаме,
В ох……ой глуши,
Проживает дядя Ваня,
Инженер моей души!
– спел Вася.
– Ты что-нибудь поприличнее знаешь?
– Выдавайте меня замуж,
Очень молодую.
Милый в армию уйдет,
А я заблядую!
– пропел Лаврухин.
– Я сейчас сорвусь, – предупредил Фокин. – У меня от твоих частушек организм слабеет!
Запас сил у Севки действительно заканчивался, а впереди были только бездна и смерть.
– Вышел милый на крыльцо,
Почесать свое яйцо.
Сунул руку, нет яйца,
Так и е….ся с крыльца!
– отчаянно спел Вася и вдруг заорал как бешеный: – Вертолет! Я вижу вертолет, Фок!!! Он кружит над нами!
Севка не мог ничего видеть, он слышал только нарастающий гул винта, но это уже не имело значения, влажные стены колодца оказались скользкими, как каток, и цепкости рук не хватало…
– О! Фок! Там твоя секретарша!
– Где?
– Болтается на лестнице в небе, как боюсь сказать что…
– Это глюк, Лавруха. Мы же грибов наелись!
– По легенде мухоморы жрал только ты, Фок, а я тебя ловил! Скажи, у твоей мисс Пицунды трусы белые?
– Откуда я знаю? Я с ней так близко не знаком, слава богу. И потом, вряд ли у нее только одни трусы…
Руки поехали по стене вниз. Ледяная вода приближалась со скоростью метр в секунду. Лаврухин схватил его за ремень и удержал в последний момент, но ненадолго, – тоже поехал вместе с ним вниз.
– Всеволод Генрихович, цепляйтесь! – послышался уносимый ветром голос Драмы Ивановны.
Севка не мог ни за что уцепиться, но что-то невозможное сотворил Лаврухин, и в обессиленных пальцах Фокина оказались ступени веревочной лестницы.
И уж тогда он полез! В небо, вверх, – так, как не лазил ни на одну скалу. Над ним, пыхтя, карабкался Вася, и развевалась юбка Драмы Ивановны, под которой – о ужас! – мелькали белые трусы.
В кабине вертолета мисс Пицунда реанимировала их текилой, виски, сухим вином и ромом. Все это добро оказалось во встроенном баре, так же как и лимон, шоколад, сыр и презервативы.
После «микса» из текилы, виски, сухого вина и рома Севка наконец осознал, что жив.
– Постойте, – вдруг догадался он, уставившись на пилота с греческим профилем, – это и есть тот самый племянник, с которым все на козлов с вертолета охотятся?
– Не все, а только нужные люди, – уточнила Драма Ивановна.
– Откуда вы узнали, где мы? – посуровел Севка, вспомнив канкан на ветке.
– Я не случайно сделала вам последний звонок, почувствовала, что вы с Василием Петровичем вляпались. У моего племянника есть возможность отследить, откуда идет вызов, и определить местонахождение абонента с точностью до квадратного метра.
Севка опасливо покосился на пилота, но ничего сверхъестественного в нем не нашел. Он отхлебнул еще «микса» и пихнул в бок загрустившего вдруг Лаврухина.
– Как тебе моя идея с частушками?
– Частушки – это моя идея. Мисс Пицунда, у вас уши в трубочку не свернулись от моих песнопений?
– Вы думаете, я что-нибудь слышала? Я догадалась, что вы в колодце! – Драма Ивановна звонко расхохоталась.
– Жаль, банда ушла, – вздохнул Вася. – Теперь где-нибудь так окопается, что хрен найдешь.
– Да взяли вашу банду! – откликнулся вдруг племянник. – Мне кореша по рации передали, что ОМОН повязал их на трассе, в восточном направлении.
– Ура! – завопил Севка. – Драма Ивановна, дайте мне ваш телефон, мой у Ван Гога остался!
Мисс Пицунда протянула Фокину огромный смартфон последней модели.
Севка перебрался ближе к хвосту и позвонил Милавиной, номер которой помнил наизусть.
– Слушаю, – прожурчал ее голос.
– Милочка, это я! – заорал Севка, стараясь перекричать вертолетный гул. – У меня есть для тебя хорошие новости! Убийцы твоего дяди пойманы! Картины нашлись! Все десять! Пока они в полиции, но тебе обязательно их вернут, слышишь?!
– Слышу. Спасибо тебе, – сказала Милавина, и в ее голосе Севке послышались счастливые нотки.
– А можно тебя увидеть? Сегодня, сейчас, немедленно…
– Торопыга, – засмеялась она. – Ну какой же ты торопыга! Я заеду завтра. В обед. Или ближе к вечеру, как получится.
– Я едва не погиб, – в отчаянии пробормотал Севка.
– Что? – закричала она. – Я не слышу!
Связь прервалась, и жизнь остановилась до завтрашнего обеда. Или до вечера, уж как получится.
Фокин вернулся на свое место возле бара и отдал смартфон Драме Ивановне.
Вертолет пошел на снижение.
– Где мы? – выглянул в окно Вася.
– На военном аэродроме, – пояснил племянник. – Мой водитель сейчас развезет вас по домам.
Пораженный масштабом личности пилота, Севка с опаской покосился на мисс Пицунду, припоминая, уволена она на данный момент или нет и вправе ли он воспользоваться услугами ее всемогущего, крутого племянника.
– И все-таки почерк разный! – шепнула ему на ухо Драма Ивановна, но крикнуть привычное «Вон!» Севка не мог.
Она не приехала ни в обед, ни ближе к вечеру.
Севка извелся, набирая с нового мобильного ее номер, но абонент был недоступен.
Словно она улетела на Марс.
– Драма Ивановна! Мне никто не звонил на городской? – крикнул Фокин, прекрасно зная, что никто не звонил.
Мисс Пицунда, заглянув в кабинет, посмотрела на него, как медсестра на тяжелобольного.
– Чай? Кофе? – спросила она. – Коньяк с валерьянкой?
– Кисель с цианистым калием, – огрызнулся Севка. – Я вас спросил, звонил мне кто-нибудь на городской телефон или нет?!
– Если вы имеете в виду Милавину, то… – Драма Ивановна как-то странно замялась и присела напротив Севки на стул. – Мила Милавина завтра вечером улетает в Лондон.
– Как?! – подскочил Севка. – Как улетает?! Какой к черту Лондон?! Откуда вы знаете?
– Она дала интервью сегодня утром местным телеканалам. Сказала, что закончила все дела, выполнила свой долг перед дядей и уезжает. На прощание она хочет сделать подарок родному городу и завтра, в три часа дня, приглашает всех желающих посмотреть в Доме культуры свои фотоработы, которые она увезет в Лондон на персональную фотовыставку. Ее фотографии будут выставлены у нас всего на два часа, представляете? Желающих посмотреть набралось так много, что организаторы будут пускать в ДК только по пригласительным билетам, которые уже все распроданы.
