– Расскажите нам о вашем романе, тетушка Джимси! – попросила Фил. – Впрочем, у вас, конечно, было их множество!
– Думаете, все в прошлом? – лукаво спросила пожилая леди. – У меня и сейчас они есть! Дома, например, три старых вдовца добиваются моей благосклонности. Вы, дети, вообразили себе, что только вы одни играете в эти игры?!
– Слова «вдовцы» и «благосклонность» что-то звучат не слишком романтично, тетушка!
– Конечно, нет! Но ведь и молодые не всегда полны романтики! По крайней мере, среди моих старых поклонников попадались одиозные личности. Я жестоко их высмеивала, этих бедолаг! Среди них был один такой, «мечтатель», по имени Джим Эльвуд. Никогда толком не знал, что вокруг происходит. До него дошло только через год, что я ему отказала! Он благополучно женился на другой. Однажды, когда они вместе ехали из церкви, его жена вывалилась из саней, а он и не заметил. А еще я помню одного, которого звали Дэн Уинстон. Этот слишком много знал. Ему было известно абсолютно все обо всем в этом мире и даже будущее! Он, не задумываясь, дал бы вам ответ на любой вопрос. Если б вы спросили его, когда наступит День Страшного Суда, он и тогда ответил бы, – и глазом не моргнул. Вот кто мне нравился, так это Милтон Эдвардс. Но замуж за него я не вышла. Почему? По двум причинам. Во-первых, шутки до него доходили, как до жирафа, а во-вторых, он никогда не просил меня стать его женой! Ну, самый интересный «жених» мой был некто по имени Горацио Рив. Но этот любил сочинять! Когда он рассказывал какую-нибудь историю, он добавлял такие подробности, что трудно было отличить правду ото лжи. Я не знала, то ли он беспардонно врет, то ли у него просто воображение разыгралось…»
– Ну а другие, тетя Джимси?
– Подите и распакуйте чемоданы, – строго сказала та, принимая по ошибке Джозефа за спицу и размахивая им в воздухе. – Остальные мои «женихи» были слишком хороши, чтобы над ними изголяться! Мне дорога память о них. Кстати, там коробка с цветами в вашей комнате, Энни! Час назад их принесли.
Через неделю после своего возвращение в Пэтти-Плейс девушки засели за зубрежку; они заканчивали свое обучение в Редмонде и надеялись, что их усилия будут вознаграждены. Энни посвятила себя занятиям английским языком, Присцилла – классической литературе, а Филиппа ушла с головой в математику. Иногда они чувствовали себя уставшими, временами – разочарованными, а порой им казалось, что игра не стоит свеч. Одним дождливым ноябрьским вечером Стелла в очередной раз усомнилась в том, что от всей этой зубрежки есть какой-то прок. Она отложила учебник и направилась в голубую комнатку.
Энни сидела на полу, в круге света, посреди измятых листов, сложенных в горку, наподобие снежной. Позади нее стояла лампа, которая освещала «поле битвы».
– Чем это вы тут занимаетесь?
– Да вот просматривала на досуге старые «сказки» – из тех, что мы писали еще в нашу бытность членами Клуба Сочинителей. Просто мне надо было перевести дыхание и взбодриться. А то я столько занималась, что начала видеть всякие «глюки». Вот я и поднялась сюда, чтобы достать эту макулатуру из чемодана. Эти истории слишком душещипательные и драматичные, чтобы можно было их воспринимать всерьез.
– Мне скучно и грустно, – сказала Прис, садясь на кушетку. – Нет, игра не стоит свеч! Все мои мысли кажутся мне допотопными. Они и раньше приходили мне в голову. Ну и в чем смысл нашего существования после этого?
– Детка, мы просто впали в депрессию после наших титанических усилий в процессе освоения наук… А еще нас доканывает эта погода. Вернее, непогода! Разве что Марку Тэпли не по чем этот ливень по ночам, после изнурительной зубрежки! А жить все-таки стоит!
– Да, ладно, я же не спорю. Просто сейчас у меня сплин, вот и все!
– Вспомните великих мира сего, которые жили и работали, не покладая рук! – мечтательно сказала Энни. – Разве не замечательно, что мы изучаем их интеллектуальное наследие? Нам передается их вдохновение! И подумайте о тех великих умах, которые будут жить в далеком будущем! Мы внесем свою скромную лепту в фундамент их гениальных дел и, быть может, облегчим им их задачу!
– Умом я соглашаюсь с вами, Энни, но душой воспрянуть мне не удастся никак. Я всегда такая скучная и меланхоличная дождливыми ночами.
– Иногда я ничего против не имею, когда по ночам идет дождь. Можно лежать в постели и слушать, как он барабанит по крыше и шелестит в соснах.
– Хорошо, когда дождевая вода остается на крыше, – заметила Стелла. – Не всегда так бывает. Я провела кошмарную ночь прошлым летом в одном старом фермерском доме. Крыша протекала, и капли дождя барабанили… прямо по моей кровати! Понятное дело, ни о какой романтике здесь не могло быть и речи! Пришлось мне вскочить и в потемках передвинуть эту старую, тяжеленную кровать из-под струи воды, – а она весила по крайнем мере тонну. Но это «кап-кап, кап-кап-кап» продолжало действовать мне на нервы всю ночь! Вы и понятия не имеете, что это за пытка – слушать отвратительную ночную «капель», барабанящую по голому полу. Она напоминает шаги привидения в ночи… Над чем вы смеетесь, Энни?
– Да эти истории, как сказала бы Фил, они – «убийственные», во всех отношениях, ибо все в них погибают. А все эти наши великолепные героини! Как мы их одевали! Они носили шелка, атласные и бархатные наряды, драгоценности, кружева, – и всегда – только это! Помнится, одна из героинь Джейн Эндрюс спала в ночной рубашке из белого атласа, расшитой отборным жемчугом.
– Продолжайте, – оживилась Стелла. – Жизнь вновь обретает определенный смысл в моем понимании, раз есть над чем посмеяться!
– А вот мои «перлы». Главная героиня, обвешанная бриллиантами «чистой воды», забавляется игрой в мяч… Но зачем она решила разодеться для этого «в пух и прах», – ума не приложу!
К тому же, хоть и встречают по одежке, но провожают по уму. Уж не знаю, на что она рассчитывала… В общем, всех их, наших героев и героинь, подстерегала одна и та же, печальная участь. Они либо умирали не своей смертью, либо несчастная любовь, в конце концов, сводила их в могилу. Никто не оставался в живых.
– Дайте почитать ваши истории!
– Ну, вот это, к примеру, – своего рода «шедевр»! И название – «Мои могилы» – вполне соответствующее. Я пролила примерно с четверть галлона слез, пока писала эту историю, а девчонки наплакали и того больше – несколько галлонов, – пока я ее им читала. Матушка Джейн Эндрюс после этого так ее распекала! Дело в том, что она не успевала стирать ее носовые платки! В общем, этот душещипательный рассказ – о «хождениях по мукам» жены одного священнослужителя. Я решила, что они будут принадлежать к методистской церкви, так как ей пришлось претерпеть много мук. И она хоронила своих детей, одного за другим, переходя с места на место… Всего их у нее было девять, и от Ньюфаунленда до Ванкувера потянулась сплошная полоса их могилок, отстоявших друг от друга на приличном расстоянии… Я описывала бедных детей, их последние минуты на смертном одре, их надгробия и сочинила не одну эпитафию… Вначале предполагалось, что я отправлю «на тот свет» всех девятерых несчастных, но, когда я избавилась очередным зверским образом от восьмого, у меня наступил кризис жанра. Ничего такого я уже выдумать не могла, и пришлось оставить девятого ребенка в живых, сделав его калекой…
Итак, Стелла погрузилась в чтение «Моих могил», рыдая от смеха почти над каждым абзацем; Расти спал без «задних лап», как только может спать кот, который провел ночь, свернувшись калачиком, на рассказе Джейн Эндрюс об одной пятнадцатилетней красавице, поступившей на работу нянечкой в лепрозорий (естественно, бедняжка скончалась потом от проказы)… А Энни листала старые рукописи и вспоминала былые деньки в эвонлийской школе, когда члены Клуба Сочинителей, сидя под елями или внизу, у ручья, среди папоротников, писали свои «истории». Как же здорово они тогда проводили время! Когда Энни читала эти старые рукописи, душа ее вновь переживала радостные, светлые мгновения, которые они все вместе пережили в те золотые дни. Эти забавные, «трагичные» истории членов Клуба Сочинителей по своему «пафосу» могли сравниться разве что с грандиозными сочинениями римлян и греков… Одна пьеса была, как ни странно, написана на куске оберточной бумаги… В глазах Энни зажглись веселые огоньки, когда она вспомнила, при каких обстоятельствах она ее написала. Этот скетч родился в тот день, когда девушка «загремела» с крыши дома одной… приятельницы, неподалеку от Тори-Роуд.
Энни вначале просмотрела его, а затем погрузилась в чтение. В этом скетче астры переговаривались с душистым горошком, а вьюрки, в кустах сирени, – с ангелом-хранителем сада. После того, как Энни дочитала его до конца, она долго сидела в молчании, глядя перед собой в пространство. Когда Стелла ушла к себе, она разгладила поверхность старой бумаги.
