Но вдруг погода изменилась. Налетел, откуда ни возьмись, злой порывистый ветер, принеся с собой холод и шквал внезапно хлынувшего дождя. Разом потемнело небо, и тропинка через поле сразу растворилась в сплошном месиве из полевой грязи, черной воды и поникших цветов.
– Санька, бежим быстрее! – закричала испуганная Катя и дернулась в сторону сына. Но тут она с ужасом поняла, что не видит и не слышит его из-за сплошной стены ливня и громовых раскатов. Более того – она не знает, в какую сторону бежать! – Санька, где ты? Отзовись, сынок! – кричала она с надрывом. Но очередной раскат грома заглушил ее крики, а яркие сполохи молний ослепили глаза.
Она продолжала идти, не переставая звать сына, и все вглядывалась и вглядывалась сквозь водяную пелену, застившую глаза, в надежде увидеть его. Она уже давно сбилась с пути, бредя наугад, но знала, что спасительная деревушка где-то совсем рядом…
Вдруг она теряет опору под ногами, проваливается в какую-то глубокую яму, падает, ударяясь грудью и животом обо что-то твердое, и понимает: вот он – конец! Катя в панике кричит от невыносимой боли и… просыпается.
Но нестерпимая боль продолжает терзать тело и после пробуждения. Кажется, болит все – грудь, живот, спина…
– Сева! – позвала она мужа слабым голосом, хриплым от еле сдерживаемого крика. – Сева, проснись, мне очень плохо!
Сева моментально поднял голову, будто и не спал:
– Что с тобой, родная? Где болит? Живот? Сейчас, сейчас… Где-то здесь лекарство… Сейчас все будет хорошо… Только потерпи немного! – он, лихорадочно распаковывая лекарство, оставленное доктором для таких экстренных случаев, с ужасом думал, что именно об этом его и предупреждал Спесивцев – новой стадии болезни, сопровождаемой сильными болями в области селезенки. Лекарство это содержало наркотик, и должно было на некоторое время снять изнуряющую боль.
Наконец, ближе к утру, Катя успокоилась и забылась тревожным сном – еще одной стороной воздействия снадобья. Разбуженная Елена Дмитриевна, сидя на кухне, с мольбой смотрела на зятя:
– Сева, дорогой, ну что же ты тянешь? Надо немедленно звонить Спесивцеву. Он же обещал посодействовать. У нас уже совсем не остается времени! Надо что-то делать! Что ты сидишь? – Она была на грани срыва.
– Я думаю, что предпринять… Давайте так: вы позвоните доктору и расскажите ему обо всем. Пусть он приедет и осмотрит ее. Может быть, ее придется госпитализировать. «Скорую» без него не вызывайте. Только с его ведома! Пусть он сам им все объяснит, если понадобиться забрать ее в больницу. А я съезжу в одно место. Я скоро вернусь.
Когда Сева подъехал к дому Зины, по его расчету она должна была как раз выйти, чтобы успеть на работу вовремя. И действительно, она не заставила себя долго ждать. Как только она появилась в дверях подъезда. Сева приоткрыл дверцу своего авто:
– Зина, доброе утро! Я могу подвезти вас на работу?
– Всеволод Николаевич? – удивилась она. – Что вы здесь делаете так рано? Что-то случилось? – она смотрела встревожено.
– Случилось, Зина. Давайте я вам все по дороге расскажу.
– Ну, хорошо, поехали. Ой, я с вами даже не поздоровалась от неожиданности. Доброе утро, хотя, судя по всему, для вас оно не такое уж и доброе?
– Вы правы. Как я и предполагал, у моей жены ухудшение наступило гораздо раньше, чем наш фермент получит официальное разрешения на использование. Не можем мы больше ждать! Теперь вся надежда только на вас!
Мне просто необходимо это лекарство. Вопрос жизни и смерти! Медлить нельзя ни одного дня! Сегодня или никогда! Выручайте, Зина! – он говорил чеканными фразами, и голос его звучал глухо.
Воцарилось продолжительное молчание. Зина, глядя прямо перед собой, напряженно думала. Наконец, она произнесла:
– Вы меня высадите, пожалуйста, пораньше, не доезжая до института. Не хочу, чтобы нас видели вместе. Вы поезжайте домой, Всеволод Николаевич, а я вам позвоню. Не волнуйтесь, я сделаю все, что в моих силах и возможностях!
Игорь Александрович Сергеев в который уже раз задавал себе один и тот же вопрос: вправе ли он делать то, на что его толкает директор. После их последнего разговора у Сергеева остался очень неприятный осадок. Он чувствовал себя отвратительной марионеткой, которую дергал за ниточки могущественный кукловод.
Но Сергеев не хотел быть куклой! У него, серьезного ученого, имеющего свое направление в биологии, многочисленных учеников, научные труды, новый руководитель института вызывал чувство гадливости и горького разочарования.
Когда Игорю Александровичу было предложено возглавить новое приоритетное направление, впрямую не связанное с его темой, он сразу же отказался, но через полчаса уговоров, разъяснений, посулов и даже откровенных, хотя и завуалированных угроз вынужден был согласиться. В конце концов, он – действительно «солдат от науки», как выразился Грошев.
Ну, не драться же с ним, в самом деле. А последствия его отказа наверняка грозят перечеркнуть результаты многолетнего труда…
Игорь Александрович сразу понял, с кем имеет дело. Такой человек, как Грошев, не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. Сергеев прекрасно помнил институтские слухи в отношении Колмогорова. В общем, ему пришлось приступить к делу, стиснув зубы.
Но теперь он молчать не мог.
Когда его ассистентка и помощница Зиночка принесла записи Севы Колмогорова, содержащие научную бомбу, он сначала несказанно обрадовался. Еще бы, его миссия, как руководителя этой темы была завершена. И он мог приступать, наконец, к своим делам. Но все оказалось куда сложнее!
Он прекрасно знал со слов Зины, кем и каким образом был получен фермент, который сейчас с такой помпой преподносится всему научному сообществу как изобретение мирового значения, полученное под руководством директора института Грошева. А про истинного изобретателя – Колмогорова – не было сказано ни единого слова!
Сергеев был честным человеком, к тому же высококлассным специалистом и понимал, насколько нужно было жить этой темой, каким гением нужно быть, чтобы получить панацею от болезни, обрекающей на смерть людей с генетическими патологиями.
А тут еще этот разрекламированный симпозиум, на который пригласили и его, Сергеева, как одного из соавторов Грошева, а также в качестве руководителя лаборатории, где было получено замечательное лекарство.
Что он будет говорить там, в Лондоне? Что это они под руководством великого Грошева создали это лекарство и поэтому достойны всяческих похвал, премий и почестей?
– Игорь Александрович, можно мне с вами поговорить? – оторвала его от невеселых мыслей Зина. – Это очень важно! – она смотрела умоляюще.
– Да, конечно, внимательно слушаю, – напряженно проговорил Сергеев. Неужели всегда молчаливая Зина догадывается, что у него на душе, и хочет высказать свою точку зрения.
– Это касается Колмогорова и… его жены Кати! – голос помощницы звучал взволнованно. Было видно, что разговор ей дается с трудом. – Так вот, я сегодня перед работой разговаривала с Всеволодом Николаевичем, и он мне сообщил, что Катя – при смерти! Без полученного в нашей лаборатории ЕГО лекарства ей не выжить. И они уже не могут ждать официального разрешения от Минздрава. Короче, он попросил меня передать ему лекарство уже сегодня. Что вы думаете на этот счет?
– А почему вы меня об этом спрашиваете, Зина? – он перевел дух. Ему очень не хотелось с кем бы то ни было обсуждать моральную сторону вопроса, связанного с ферментом. – Вы и без меня очень хорошо знаете, где оно находится. Ключи тоже у вас имеются. Или вы боитесь, что я буду против?
– Признаться, я думала о том, чтобы передать ему фермент без спросу, но посчитала своим долгом рассказать именно вам об этом, как непосредственному руководителю и…
– …и переложить ответственность на меня? – закончил фразу Сергеев. – Знаете, Зина, я могу понять, что движет вами, и почему вы решили все рассказать мне. Лично бы я поступил по-другому, не впутывая никого. Но то – я! А сейчас получается, что если я не разрешу, может погибнуть человек, хотя формально, как руководитель лаборатории, я поступлю правильно. А если разрешу, то взвалю на себя всю ответственность за возможные негативные последствия! В любом случае, вы останетесь в стороне, не так ли? Умно, ничего не скажешь! – Завлаб хмуро поглядел на нее и, не дожидаясь ответа, спросил: – А сами-то вы что хотели?
– Я бы хотела им помочь. Они это заслужили хотя бы тем, что имеют полное моральное право на испытание собственного препарата на самих себе, как Кох или Луи Пастер! А что касается меня, зря вы так! Я всего лишь слабая женщина, к тому же подчиненная… Но – вы правы – я не хочу рисковать, а помочь очень хочу!
– Ну, что ж, и я такого же мнения. И все же, никакого официального разрешения за моей подписью не будет, но неофициально я вам даю свое добро! Действуйте, Зина! Давайте сделаем так: вы возьмете из сейфа столько, сколько надо, но завтра это количество должно быть срочно синтезировано и положено на место. Договорились? А теперь не теряйте драгоценного времени. Надеюсь, что все пройдет хорошо.
