Повезло же девушке-акробатке, а еще режиссеру и сценаристу. Вот это история! Мне хочется верить в любовь, и я верю, что так может быть. Что когда-нибудь подобное может случиться и со мной, – найдется ангел, который поймет, полюбит меня и спасет.
И когда-нибудь потом я обязательно напишу про это.
* * *
Вечером звонит Коля, как ни в чем не бывало, болтает всякие новости редакции. Что гонорары так и не начислили. И еще, что сегодня компьютеры редакции нечаянно подцепили новый вирус. Теперь вся система на два дня вышла из строя. Почему-то слушаю его, смеюсь, не бросаю трубку, не даю понять, что обижена. Неожиданно, он сбивчиво просит прощения за вчерашнее. Говорит, что у него поехала от меня крыша, и он сам не понимал, что вытворяет. Желая загладить вину, кротко приглашает завтра на выставку фотографий.
Я опаздываю, иду быстро-быстро, а потом почти лечу через парк. Сквозь свежую листву светит солнце, как золотой глаз с длинными ресничками лучей. Я бегу мимо черных и серых стволов, чувствую, что жива, мелькают ветви с сочными нежными листьями, земля, камешки дорожки, клочки неба, голубого-голубого и чистого, что, как ни старайся, такое не нарисуешь. А где-то в городе, в центре ждет меня пока непонятный человек, он как будто читал мои мысли, понял, что был не прав, извинился, и меня уже тянет к нему. Сейчас я верю, что жизнь прекрасна. Мне кажется, что это и будет именно та история, где все получится.
Станция метро Кропоткинская похожа на античный храм. Почему-то всегда здесь вспоминаю тот день, когда проснулась в гостинице, у подножья горы Парнас. Было раннее утро, свежесть неба тянула на балкон, мельком увидеть и навсегда запечатлеть в памяти вершину горы. Я двигалась в полусне. Вдруг, сильный удар, съезжаю на пол, сжимаюсь, так сильна эта боль. Вход на балкон был закрыт дверью из прозрачного, толстого стекла, которое я не увидела. Чувствуя боль, я смотрела на Парнас, недостижимо и гордо взирающий на меня.
В центре ярко освещенного, белого зала метро, долговязо прижавшись к колонне, ждет меня Коля в своей причудливой фуражке и в вельветовых штанах болотного цвета, с подтяжками a la Titanic, недавно вышедший и всеми любимый фильм. Он дарит мне белую розу. И в знак примирения на ломаном английском поет какую-то песенку.
Мы идем на выставку в Манеж мимо строящегося Храма Христа Спасителя, о чем-то говорим, я не замечаю улицы, а только вслушиваюсь в первые аккорды какой-то музыки.
– Знаешь, в Москве такие девушки, чуть что – сразу прыгают щучкой в постель. А ты ни на кого не похожа. Тот таксист, что нас вез, сказал, что я ничего не понимаю, что такая девушка, как ты, встречается раз в жизни. Он сказал, чтобы я бросил всех ради тебя. Он думал, что ты моя девушка, что мы давно знакомы.
* * *
На выставке фотографий в Большом Манеже мы ходим, будто пришли порознь. Каждый в своих мыслях. Я смотрю на фотографии, удивляясь, скольким люди жертвуют, желая прорваться к славе. Особенно поразил стенд «Fashion на кладбище»: могилы со свежими венками, а на переднем плане женские фигуры в черных прозрачных одеждах. Я спрашиваю Колю, нравится ли ему это. А он спокоен, его ничего не удивляет. Наблюдаю за ним искоса. Все больше и больше кажется, что он похож на вампира. В нем есть что-то дрянное, отталкивающее, холодное. Он истощенный. Голодный. Надломленный. Его кожа серо-зеленого цвета.
Зато мне очень понравилась одна фотография – рисунок на стене храма святого Павла – углем. Перед ней Коля принялся рассказывать, где они с родителями живут, произносил какие-то немецкие названия улиц. Под впечатлением от вчерашнего фильма, конечно же спрашиваю, смотрел ли он «Небо над Берлином». А он заявляет, что даже был на премьере, во Франкфурте.
– Вот, видишь, в стоящих работах все натурально, максимально приближено к жизни. Кажется, что снимок сделан случайно, без всякой предварительной подготовки, – с видом знатока объясняет он.
– Интересно, а если так же писать – не зная, что будет на следующей странице. Без всяких планов и задумок. Как будто диктует сама жизнь.
Он не ответил, потому что, погруженный в собственные мысли, разглядывал название какого-то коллажа. Роза завяла, мы незаметно оставляем ее в Манеже. На полу.
После выставки пошли в недавно открывшийся на Тверской клуб «Территория», пили кофе, он показывал альбом с фотографиями своих работ. Мне больше всего понравился один рисунок: на голубом холме, обхватив колени руками, грустит малюсенький, в бейсболке, ангел.
И тут немного потеплевший, разоткровенничавшийся Коля признается, что у него огромные проблемы с паспортом, с пропиской, с работой. Есть одна подруга, Валерия, на которой он собрался жениться, чтобы их решить. Взамен он обещал купить ей диджейские вертушки. Вся эта информация окончательно сбивает меня с толку. Я путаюсь в калейдоскопе его проблем и девиц.
* * *
По пути домой читаю Юнга, который тоже задавался вопросом, что отличает талантливых людей от сумасшедших, юродивых и придурков. Пишет, что псих несет всякий бред, а талантливый человек берет и делает. Рисует картину. Снимает фильм. И добивается понимания. Потому что талант, как черный ворон, севший на плечо, стремит жизнь человека в определенном направлении, подчиняет ее своим законам, затягивает в какой-то темный замкнутый круг. Смешно, но иногда я хожу в церковь и прошу у бога, чтобы он послал мне талант. Интересно испытать, как это, когда ты одарен чем-то свыше. Интересно узнать это ощущение – что черный ворон таланта затягивает тебя куда-то.
* * *
Лето пролетело так быстро, будто кто-то в очереди к парикмахеру без интереса небрежно пролистал журнал и кинул его на место. Журнал упал и вылетело несколько страничек.
$Страничка первая
Как-то вечером я от нечего делать написала рассказ «Украденные улыбки». Позже тетушка, заместитель главного редактора, позвонила и торжественно объявила, что мой рассказ пойдет в следующий номер. Его напечатали в последнем номере журнала. На сорок шестой странице. Как раз перед закрытием.
Украденные улыбки.
По большой дороге на огромной скорости несется машина. Назад убегают огоньки домов и ночь. В машине едет человек, лет сорока, один. На заднем сидении лежит ружье, заряженное. Шумит двигатель. Человек хмур и полон мрачной решимости. Сквозь холод и дождь его куда-то несет. Он едет, чтобы больше никогда не вернуться. Есть одно местечко, придется ехать почти всю ночь, зато там тихо, безлюдно, никто не помешает. Вдруг, из темноты, рассеченной светом фар, возникает силуэт, одиноко голосующий на обочине ночи. Человек в машине сначала хочет проехать мимо.
«А, какая разница. Все равно», – думает он. И нехотя тормозит. Передняя дверь распахивается, заглядывает кто-то, слегка под шефе, бормочет название ближайшего городка и напряженно прибавляет:
– Сколько? – машина наполняется характерным запахом выпившего.
– Денег не надо, – сухо произносит водитель.
И кто-то радостно плюхается на переднее сидение рядом с ним. Живо и дружелюбно осматривается. Оборачивается. Замечает ружье. Машина пропитывается напряжением, слышно, как у попутчика начинают стучать вены в висках. Он нервно поглядывает на дверь, на всякий случай нащупывая ручку.
– Я Вас не трону, – спокойно произносит водитель, не отрывая взгляда от освещенного клочка ночной дороги.
– Вы преступник? – спрашивает мало обнадеженный попутчик.
– Нет, просто стреляться еду.
Кто-то резко поворачивает голову и в упор смотрит на водителя.
Машина мчится со скоростью 130 км /ч. Через открытое окно дует холодный ветер.
– Вы спятили?
– Не слишком умный вопрос.
Попутчик начинает тараторить:
– ЯнезнаюктоВы. НоуВаснеприятности. Этобывает. Можетбытьрасскажите, япомогу, еслиэтобудетвмоихсилах. Нельзяподдаваться состояниюаффекта и поступатьопрометчиво. Яобещаю, чтопомогу.
После непродолжительного молчания, обдуваемого ветром и озвучиваемого лишь ревом двигателя, водитель спокойно произносит:
– Вы, что, Господь?
– Нет... зачем... я – хирург... врач... у меня связи...
– Почему тогда Вы, вдруг, решили мне помочь, почему приняли слишком близко к сердцу мое решение. Мы незнакомы... Разве я могу Вам верить? И можно ли вообще верить, разумно ли это? – задумчиво, откуда-то издалека изрек водитель.
– Я знаю, у Вас депрессия, это явно. Мой лучший друг – психиатр, вот такой мужик (попутчик сует водителю под нос кулак с оттопыренным большим пальцем), проблем не будет.
– Разве есть доктора, способные вылечить подгнившую совесть, забродившую душу?
– Нет, но мой друг – профессионал высокого класса, он такие чудеса творит, Вы даже не представляете! Помню, как-то он рассказывал об очень похожем случае из своей практики ...
