Поэтому когда в Серегиной квартире никто нам дверь не открыл и Генка сказал, что, видимо, придется ехать к моему отцу, я просто молча стоял в этом грязном подъезде у зеленой стены, смотрел на него и не знал, что ему на это ответить.
– Ну и чего ты вылупился? – сказал он. – Чего ты молчишь? Ты же по пьяни сам говорил, что он у тебя в московской мэрии работает. Поедем к нему, поговорим. Он там узнает у себя насчет продажи этой квартиры. Кто купил и когда. И насчет бомжей у них там тоже должна быть какая-то служба. Регистрация… В общем, чего – куда. Поехали. А то время уже, на хрен, шепчет.
– Я не видел его десять лет.
– Ну и хули? Теперь увидишь. Кончай сопли жевать. Нам без него никто информации насчет Серегиной квартиры не даст. А без такой информации сюда можно вообще не соваться. Нам надо узнать – кто там живет. И как они вообще туда, на хрен, попали. Давай-давай, говори адресок.
Я посмотрел на Пашку, но он в этот момент отвернулся.
* * *
– Вам кого? – сказала молодая женщина, открывая дверь.
Испугалась. Слышно было по голосу. Мы стояли там перед ней, как три бандюгана. Я старался хоть немного спрятаться за Генку. Хотя бы лицо.
– А, это ты, Костя, – сказал отец, появляясь в коридоре у нее за спиной. – Заходи. Давайте, ребята, все проходите.
Я сделал шаг из-за Генкиной спины, и отец крепко обхватил меня своими руками.
– Вот ты и приехал. А я тебя давно жду.
* * *
Водка у него была дорогая. С импортными этикетками и в красивой бутылке. Но мало. Хватило только на пятнадцать минут.
– Марина, купи нам еще водочки, – сказал отец. – А то нас тут всех скоро замучит жажда.
– У тебя завтра совещание, – сказала она, стараясь не смотреть в мою сторону.
– Я помню. Ты сходи, золотая, купи. Мне надо с сыном наконец водки попить. Чего ты так долго не приезжал? А, Костя?
– Дела были, – сказал я.
– А я все хотел тебе брата с сестрой показать. Ты знаешь про них? Они, правда, сейчас в школе. Наташка в пятом классе, а Славка в первый пошел. Оба во вторую смену. Знаешь, такие смешные.
– Я представляю.
– Да ничего ты не представляешь. Давай рассказывай – ты-то как?
Он посмотрел мне в лицо, и я увидел, что ему это было нелегко сделать.
– Сам видишь.
– Да ладно тебе. Всякое в жизни бывает. Главное, что живой.
Он помолчал и повертел в руках пустую рюмку.
– А вообще как? Тяжело пришлось?
– Несладко.
– Понятно. А как угораздило?
– В БТР из «шмеля» долбанули.
– А ребята были с тобой?
Он посмотрел на Генку и Пашку.
– Их раньше вытащили. Серега думал, что мертвый я.
Отец еще немного помолчал, потом глубоко вздохнул и оторвал взгляд от пустой рюмки.
– А насчет вашего Сергея, честно говоря, не знаю, как вам помочь. Я совсем в другом отделе. Занимаюсь патриотическим воспитанием.
– НВП, что ли, в школах проводите? – сказал Генка.
– Не только.
– Ясно. Зарницы, значит. Всякая фигня.
– Это не фигня, – сказал отец и поставил рюмку на стол. – Надо поднимать престиж армии.
– А вы сами в каком звании?
– Подполковник.
– Круто. Воевали уже? Горячие точки? Афганистан?
Отец посмотрел на Генку, и глаза у него чуть сузились.
– Нет, не пришлось. Я занимаюсь кадровой работой.
– Ясно. Вопросов больше нет.
– Вот ваша водка, – сказала Марина, входя на кухню. – Можете упиться.
– Да нет, спасибо, – сказал Генка. – Мы лучше пойдем. Водки в любом другом месте – как грязи. А нам с утра снова в Москву. Все равно будем искать до упора. Счастливо оставаться, товарищ подполковник. Понятно теперь, почему Костя не хотел ехать к вам.
В коридоре, уже у самой двери, вдруг заговорила Марина:
– Но если вы завтра снова приедете в Москву, может, Константину лучше у нас ночевать остаться? Зачем ездить взад-вперед? Все равно еще есть одна свободная комната.
– Нет, спасибо, – сказал я. – Мне надо в Подольск. У меня там одно важное дело.
Внизу Генка сел в джип, запустил двигатель, но почему-то не спешил трогаться.
– Слышь, – он наконец повернулся ко мне. – А знаешь что? Ты лучше оставайся. Какого хрена мы будем возить тебя в Подольск? Лишних часа полтора на дорогу. Завтра мы за тобой заедем в одиннадцать часов. Он же отец твой. Давай, братан, выметайся.
* * *
– Вот ваша комната, – сказала Марина, пропуская меня вперед. – Располагайтесь. А Николай тем временем приведет из школы детей. Она тут у нас совсем рядом. Прямо во дворе.
Мне было немного странно оттого, что она называет отца Николаем. Мать всегда называла его по фамилии. Как одноклассника в школе. Или как политического деятеля из газет.
– Это я тут повесила, – сказала она, заметив мой взгляд. – Люблю армянскую живопись. Не знаю, правда, кто написал, но пейзаж явно ереванский. Видите – вот тут характерные грозовые тона, и вот эти домики, взбирающиеся на гору. Я детство провела в Ереване. Там очень красиво.
– Это Эль Греко, – сказал я.
– Что?
– Это репродукция картины Эль Греко. Испанский художник. По происхождению грек. Настоящее имя – Доменико Теотокопули. Но это неважно.
Она перевела взгляд на меня. В глазах удивление.
– Вы уверены?
– Да.
Я смотрел на нее и думал – чего не хватило моей матери, чтобы соперничать с ней?
– Ну, если вы так считаете…
В голосе – бездна сомнения.
– Я не считаю. Это Эль Греко.
Она снова посмотрела на меня и наконец улыбнулась.
– Хорошо. Эль Греко так Эль Греко. Какая, собственно, разница? Знаете, вы не обижайтесь на своего отца. У него сейчас очень сложная ситуация на работе. Может быть, я смогу вам чем-то помочь.
– Вы?
– Да. У меня есть знакомые журналисты, которые занимаются криминальной хроникой. У них большие связи с московской милицией.
Я хотел сказать, что это было бы неплохо, но в это время раздался звонок.
– Вот наши пришли, – сказала она. – Пойдемте, я вас познакомлю.
Девочка даже не посмотрела на меня. Прошептала «здрасьте» и быстро скользнула в комнату. Очевидно, отец их предупредил.
Чтобы не глазели.
Но мальчик был совсем маленький. Круглые щеки, круглые глаза. Смотрел на меня не отрываясь. Даже рот немного открыл. И куртку свою перестал расстегивать.
Отец сказал:
– У них последнего урока не было у обоих. Целый час на улице играли в снежки.
– Слава, невежливо так смотреть на людей, – сказала Марина из-за моей спины. – Познакомься, это твой брат.
Я присел перед ним и протянул ему руку.
– Здорово, братишка. Меня зовут Константин.
У него глаза стали еще больше. Посмотрел на меня, потом на Марину. Протянул руку и наконец сказал:
– У меня уши замерзли, как каменные. Совсем не гнутся.
* * *
– Они такие разные, – сказала Марина, когда отец пошел укладывать детей спать. – Славка очень самостоятельный. До всего хочет дойти сам. А Наташка живет рядом с ним, как цветочек. Лишь бы солнышко на нее светило. Хотя старше его на три года. Вот, клади себе сахар.
Она замолчала на секунду и улыбнулась.
– Помню, как-то отводила ее в детский сад и очень опаздывала. Номер сдавали, не спала целую ночь. А Наташка по дороге упросила меня забежать на рынок. Ягодку хотела купить.
Она опять улыбнулась.
– Прибежали в детский сад очень поздно, а воспитательница не мне стала выговаривать, а на нее начала кричать: «Почему ты так поздно приходишь? Все дети уже собрались». Знаешь, такая строгая дама.
Она посмотрела на меня.
– Ничего, что я говорю тебе «ты»?
– Нормально.
– Вот. А Наташка смотрит на нее, смотрит. Потом протягивает ручку вперед, открывает ее и говорит: «Черемушка». А там у нее в кулачке все слиплось. И улыбается стоит.
Она прикрыла глаза рукой на секунду.
– А воспитательница эта смотрит на нее и не знает, что ей сказать. Так и разошлись без ругани. Я, наверное, на всю жизнь запомню. Ты бери конфеты, чего ты просто так-то чай пьешь?
– Мне нормально. Я сладкого не люблю.
– Это потому, что ты водку любишь. Все, кто водку пьют, сладкого не едят. И наоборот. Я, например, даже запаха ее не могу вытерпеть. Меня сразу тошнит. Как вы ее пьете – не понимаю.
– Нормально пьем. Просто надо привыкнуть.
– Ну ладно, – сказала она. – Это неважно. Я же тебе про детей начала… Ничего, что я так много про них говорю?
– Ничего. Мне интересно.
– Они же тебе брат и сестра.
– Да-да, я понимаю.
– Вот. А Славка совсем другой. Маленький такой, но уже упрямый. Учит какие-то английские слова. И никто его, главное, не заставляет. Говорит – надо для одной компьютерной игры, она только на английском. Еще в шахматы научился играть. Теперь мучит каждый день Николая. Говорит, что обыграет его через год. Упрямый такой.
Она опять улыбнулась.
– А Наташка, как обезьяна, все повторяет за ним. Хоть и старше его на три года. Подошла ко мне и спрашивает – как ходит конь? Буквой Г через две или через три клеточки? А я не помню сама. Пришлось спрашивать у Славки.
