Ну что, дождь, наконец, отстучал. Так намного лучше.
– Как не расстался с жизнью еще в детстве? За что держался? Не знаю… Я часто задумывался о самоубийстве. Обдумывал способ, место, день. Таблетки – проще всего. Заснул и не проснулся. Какие нужны, знал. Смелости хватало. Но вот какая-то странная тяга к жизни, ничем не оправданная, не пускала наложить на себя руки. Я мечтал о новой жизни с первой секунды сознательного возраста…
В детстве считаешь, что дольче-вита – твой удел, точно такая, как в сказках. В юности надеешься, что она поджидает тебя совсем скоро, во взрослой жизни. А уже во взрослой жизни понимаешь, что дольче-виты просто нет, да и не нужна она. Вместо нее хочется настоящей свободы. А ее получить, может быть, еще сложнее…
Тогда я держался не только внутренней волей – держался ради маленьких, даже самых ничтожных проявлений теплоты окружающего мира. Например, мамины глаза, блестящие как дождливый май. Благодаря им я знал, что такое уют, который никогда не почувствовал бы в реальности детства. Когда становилось страшно, прятался под ее теплым взглядом…
Тогда я держался ради счастья смотреть на мою спящую сестру, юную принцессу со щечками круглыми и яркими, как хурма. Любил смотреть на посапывающую Назиру. В ней было то, что отсутствовало во мне, – чистота. Она любила смотреть вокруг сквозь разноцветные стекляшки, которые собирала в железную коробку из-под кизиловых конфет. Наблюдать за спящей Назирой – в этом было что-то настолько важное, что сейчас я теряюсь в словах, пытаясь найти подходящее выражение. Хранить чужой покой. Заглядывать в безоблачное будущее. Просто знать, что все хорошо… Да, вопреки всему страшному было в моем детстве и прекрасное…
В любых состояниях, радостных или чаще – грустных, мы обращаемся к двум периодам нашей жизни: когда были детьми и когда по-настоящему любили. Чтобы укрепить осознание: наше время не подошло к концу, и мы еще не превратились в заурядных индивидуалистов, абсолютно не способных ценить прожитое…
Мне очень-очень важно сохранить в себе детство. Все, что учило и будет учить жить еще долго. Так, перечитывая однажды прочитанную книгу, мы видим в ней то, что не видели раньше в силу возраста, неопытности, зашоренности… Вижу детство в своем сердце. Я тот же. Обожаю чай с гвоздикой, гадаю по летящим по ветру пакетам, мечтаю, чтобы все бездомные собаки стали счастливыми, даже верю, что все дороги мира в конце концов ведут в весенний сад…
Не надо смотреть на свое настоящее как на готовый продукт, расставляя оценки, задаваясь вопросами. Иногда достаточно вернуться в детство и оттуда по-новому увидеть пройденный путь – может, где-то остались не открытые еще двери?..
– Знаешь, чему мне пришлось учиться после переезда в город? Нежности в сексе. А точнее, сексу вообще. Долгое время я думал, что секс – это когда грубо спускают штаны, расставляют ноги, плюют в анальное отверстие и больно входят в тебя. Представляешь, я даже не знал, что сексом занимаются обнаженными, ласкаясь телами, обмениваясь поцелуями, прикосновениями, дыханием. Я был изуродованным дикарем, после очередного соития молящим Всевышнего о том, чтобы не было кровяных выделений. Жутко боялся крови. Каждый раз перед тем, как натянуть штаны, проводил рукой между ног. Если в белой вязкой жидкости, остающейся на пальцах, не было ничего красного, значит, сегодня повезло…
В отдаленных уголках Востока мальчиков-геев именно трахают, по-животному. Без прелюдий, смазок, презервативов. Представляешь, многие из нас даже получали удовольствие при этом. Если тебя поймал самец, он не отпустит, пока не разрядится в тебя. Ничто не помешает ему. Поэтому лучше подчинись, отдайся, чтобы не быть еще и избитым…
Поначалу от боли грубого проникновения чуть сознание не терял. Со временем – привык. «Потерпи, ритм сейчас усилится, станет больнее, но через пару минут он застынет, кончит, и все прекратится», – успокаивал я себя, когда сын директора нашей школы подловил меня в сосновом частоколе заднего двора. На десятиградусном морозе. От холода сфинктер сжался, а он продолжал пробивать его своим огромным членом с бордово-фиолетовой головкой.
Отчетливо помню тот день. Ощущения, звуки, чувства. Помню дикое чувство голода и желание проснуться с радостной мыслью: все происходящее сон, я здесь, дома, в теплой кровати, натоплена печь, и сквозь дырочки ее железной двери слышно жалкое шипение чуть сыроватых дров, которые вот-вот охватит пламя… Реальность всегда побеждает. Хладнокровно разрушает иллюзии, доказывая, что если ты рожден без крыльев, то у тебя они никогда не вырастут, и даже если получится, так всегда найдется тот, кто безжалостно обрубит их на корню…
Два месяца назад я вколол себе ботокс. Разгладил морщины на лице. Зачем подобные процедуры мужчине в тридцать два? Никаких комплексов, да и морщин было не так много. Но, поверь, каждая из них напоминала о пережитом. О морозе того дня, об отцовских пощечинах, насмешках людей. Мои морщины – это следы боли, а не места, отмечающие прежние улыбки…
– Они смотрят в мои глаза и, веришь, я готов отдать им все те крошки счастья, которые у меня есть. Их не так много, и скорее всего, это не слишком щедрый дар – остатки былой роскоши. Но это все, что осталось. А для них мне ничего не жалко. Собаки, которые так и не обрели хозяев, а значит, домашнего уюта, бескорыстной ласки, искреннего друга. Изгои животного мира. Их жалеют, но мало кто желает их приютить. Людям подавай породу. Отбросы, неудачники не нужны.
Да, они погладят тебя по голове, угостят чем-нибудь вкусненьким, подарят подстилку и надежду на время, а потом «всего хорошего, до новых встреч». Уходят, тронутые до слез, и даже решают на семейном совете завести собаку – купить у проверенного производителя. Платят за свой будущий непокой – чтобы трястить над породистой покупкой из-за каждого ее чиха и налета на языке. Кому нужна верность? Кому мы нужны? Неваляшки! Можно сколько угодно рассуждать о доброте, но пока ты не готов увидеть в каждом, абсолютно в каждом живом существе друга, помочь ему подняться – грош цена твоим рассуждениям!
Вот и у моих четвероногих братьев уши уродливо длинные, сердце чересчур доброе, хвост не купирован, вдобавок наследственность не оставляет шансов. Как же, с матерью-дворнягой позабавился породистый кабель и… все. Какое тут может быть продолжение, не сказка же «Золушка» в самом деле. В итоге рождаются изгои, которых сердобольные подкармливают, сочувственно цокают языком, а домой не забирают. Впрочем, кому как повезет. Только везет все же очень редко…
Я вижу в них себя. Горько плачу, но за пределами собачьих приютов – нельзя унижать их слезами. Им и так плохо. Знаешь почему? Не от голода, демодекоза или кровожадных блох. Это поправимо: еще есть и будут добрые люди, которые, преодолевая частокол препятствий, организовывают фонды помощи животным. Кормят, лечат, купают. Истинная причина тоски собачьей та же, что и у людей, – одиночество. Многим из нас не хватает самого элементарного – тепла. Пусть будем недоедать, пусть жарко и мало воды, пусть кожа зудит, а ноги гудят от усталости, и голову негде преклонить, но пусть рядом будет тот, с кем можно все преодолеть, пережить и умереть вместе…
В Большом городе около шестидесяти собачьих приютов. Когда могу, я посещаю многие из них. В минувшем месяце все думал, как потратить «лишние» деньги, когда за все уплачено. Такие свободные деньги тяготят. И знаешь, что интересно – отдал всю сумму на помощь четвероногим изгоям, и сразу наступил покой. Само собой, можно было бы отложить на квартирный платеж в будущем месяце, например, еще на какие-то предсказуемые траты. Но вот этой душевной чистоты и прозрачности тогда бы не было.
Понимаешь, собакам хуже, чем мне, мне-то есть куда вернуться. Свое пространство, чистая постель, консервированные овощи, клетка яиц, батон хлеба. Мне хватает… Изгой должен думать об изгое. Так происходит маленькое чудо: заботишься о другом, и начинаешь сам верить в то, что спасение возможно, помощь возможна. А кроме того, забываешь о собственных неприятностях, когда возишься с чужими. Поэтому тоже стараюсь больше отдавать, ничего не держать в себе… Всегда есть кто-то, кому хуже. Вдумайся только: всегда есть кто-то, кому хуже. Разве одно это не лишает нас права жаловаться?
А вот когда у меня будет дом… Маленький домик на краю света, где воздух всегда свежий, и никаких лампочек – только солнце. Я уеду туда, заберу с собой четырех собак из одного окраинного приюта. Любимчики мои. Двое из них подобраны за городом, одному псу машина переехала лапу, другому – выбили глаз. Остальные двое диабетики, они до конца жизни на лекарствах. Пока эти страдальцы находятся в доме хозяйки приюта на моем попечении. Она невероятно добрая женщина, ангел по имени Аида. Согласилась держать псов, пока я не заработаю на дом, вообрази. Теперь я просто обязан заработать. Скорее всего, оформлю кредит. Осталось накопить на первоначальный взнос…
