По просыпающемуся камню волнами распространялось тепло. Барону мрака стало вдруг вдвойне хорошо: и от тепла камня, и от прикосновений руки Пельки. Так хорошо ему было только в ранней юности, в Эдеме, когда он, устав от полетов, лежал на росистой траве и сквозь ажурные ветви смотрел на солнце.
Камень изучал мечника. Его нельзя было не пустить в мысли, нельзя было ничего от него утаить. Времени для него не существовало, как не существовало и минувшего. В Арее оживали его хорошие и дурные поступки. Они текли один за другим, как течет река, а он наблюдал за ними, но не с берега, а с одинокого островка сознания. Они были здесь все, мелкие и крупные, забытые и незаметные, даже какая-то мелочовка, вроде косого взгляда или скверной, но охотно принятой сердцем мысли. Вместе с камнем Арей ощупывал свою жизнь, как ощупывают нечто сложившееся.
В том, как камень показывал хорошие поступки, не было восхищения ими, а когда проплывали дурные, то в том, как они преподносились памяти, не было укора. Камень просто зондировал их, взвешивал, точно желая понять, кто и что перед ним. При этом Арей не сказал бы, что артефакт имел свой разум – скорее то первичное, из чего он состоял, заключало в себе помимо прочего и разум, но разум нерасчлененный, не изучающий себя, во многом дремлющий и оживляющийся только в соприкосновении с чем-либо. Это было идеальное ничто, которое готово было сделаться чем угодно.
Прошлое, будущее – все собралось воедино, и Арей очень ясно понял, не понял даже, почувствовал, что время – это размотанный клубок бытия, который однажды скатают вместе, и тогда временные связи исчезнут, станут ненужными, лишенными всякой логики. Потому что зачем идти по длинной нити, когда все тут рядом, под боком, в вечной цельности?
Как долго он лежал на камне с точки зрения раздробленного, линейного Пелькиного времени, Арей не знал. Он и про Пельку почти забыл. Она превратилась для него в отдельные легкие прикосновения, в жалость и любовь, лишенную материального воплощения. Но постепенно тепло камня начало слабеть, он стал как бы осторожно отстранять от себя Арея, и тогда тот разобрал вдруг слова:
– Эй! Вы живы? Эй! Эй! – повторяла Пелька, теребя его за плечо.
Причем повторяла уже давно, поскольку голос был безнадежным и монотонным.
– Жив, – неуверенно отозвался мечник.
Отрываясь от камня, Арей ощутил, что по ноге его что-то течет. Первой мыслью, к которой он отнесся почти равнодушно в его теперешнем благостном растворении, было: «Я истекаю кровью. Я умираю. Ну и пусть. Какая разница, когда мне так хорошо, как давно уже не было?»
Но потом барон мрака понял, что вытекает раскаленный металл наконечника впившегося в него пилума. Он удивился, что не испытывает боли – она должна была быть дикой. Напротив, Арей ощущал, что к ноге возвращаются силы. А раскаленный металл… должен же был наконечник как-то выйти? Камень выбрал самый естественный путь.
Пелька наконец оставила Арея. Перебежала к дракону. Барон мрака, оглянувшись, увидел, что она пытается подтащить его к Камень-голове. Зная, что ей одной это не по силам, Арей помог ей. Вдвоем они подтащили дракона к камню, положили сверху его израненную морду. Камень не потеплел, и они поняли, что опоздали.
Арею это стало ясно раньше Пельки. Ничего не говоря девушке, он тихо отошел и присел на валун недалеко от неподвижного хвоста дракона. Положив на него руку, мечник гладил его, как недавно его самого гладила Пелька.
А девушка все теребила и теребила дракона, проявляя то же властное упорство, с которым недавно спасала Арея. Барон мрака усмехнулся своему заблуждению: выходит, она одинаково любит всех живых существ – и его, и дракона, и какого-нибудь мула. Прошло долгих полчаса, пока наконец и она, уставшая, убито опустилась рядом с мечником.
– Что дальше? – спросила она.
Мечник пожал плечами. Он не знал.
– Но вы же нашли камень?.. За ним посылал вас ваш хозяин?
– Лигул не мой хозяин, – резко ответил Арей. – Никто не знает, что я нашел артефакт и где нашел. В живых остались только мы вдвоем. А раз так, то, возможно, мы ничего и не нашли. Не так ли?
– То есть мы просто уйдем? – радостно удивилась Пелька. – И он будет лежать здесь? Чтобы к нему прилетали раненые драконы? Да! Здорово!
– Не все так просто, – колеблясь, отозвался Арей.
Ему хотелось оставить Камень-голову у себя, но он понимал, что этот артефакт не огонь в печи, который греет тебя всякий раз, как ты не поленишься скормить ему полено. В этот раз он помог Арею потому, что тот был изранен, и потому – о унижение для темного стража! – что он уронил на него слезу.
– Хорошо бы! – мечтательно сказала Пелька. – Но не получится. Они теперь приблизительно знают, где искать. Если не сегодня, то через полгода сюда придут новые. И найдут его…
– Все на свете можно спрятать! Даже слона в кармане! – произнес кто-то рядом.
Барон мрака вскочил, нашаривая рукоять меча. Перед ним, покачивая в руке посох, стоял Мировуд.
– Фух-фух-фух! Ты так всегда встречаешь гостей? А я, между прочим, принес тебе обещанный дарх! – сказал он.
– Повесь его на мой меч! – приказал Арей.
Волхв повесил цепь принесенного дарха на меч. Дарх закачался и, предчувствуя для себя беду, попытался улизнуть. Арей дернул мечом, мешая цепочке сползти.
– Порой я жалею, что не могу использовать энергию дархов. Она же огромна, правда? – с искренним интересом спросил Мировуд.
– Она значительна, – скупо подтвердил Арей. – Откуда ты здесь?
Мировуд пошевелил пальцами:
– Видишь ли… Когда ты ушел, мне стало не то чтобы одиноко – меня начало раздирать недоверие… Он, конечно, дойдет, говорил я себе, но вспомнит ли он о бедном волхве? Захочет ли вернуться? И множество других вопросов терзало меня.
– Где малыш титан? – спросил Арей.
Волхв самодовольно посмотрел на шар на своем посохе:
– Вчера я воссоединил семейство! И очень этому рад. Везти малютку в тачке было натуральным мучением. Дважды нас с ним едва не съели. По счастью, малыш принимался орать, и как следствие мы питались теми, кто хотел сожрать нас. Кстати, гробовщики на вкус омерзительны. Не советую повторять мой опыт. Я сам сделал это из чистой любознательности.
Арей заверил, что лично у него любознательности гораздо меньше.
– Да-да, – продолжал Мировуд. – У меня едва не отвалились руки, пока я толкал эту тачку. Но в целом все оказалось проще, чем я ожидал. Охотники шли по вашим следам. За охотниками двигались титаны. Разве вы ночами не слышали, как дрожит земля? Как-то на рассвете, когда титаны были настроены мирно – у них есть свои часы покоя, – я вернул малыша матери. Пока она радовалась, я отсиделся в расселине скалы, а после вылез, вытопил из ушей воск, которым я их залил на всякий случай, и рискнул приблизиться к титанам.
– За вознаграждением? – спросил Арей.
Мировуд смутился и бросил быстрый взгляд на стоящий в отдалении мешок.
– Ну… э… можно сказать и так. Небольшая компенсация в форме мешочка алмазов, сколько их может за один раз унести один человек. Обе части моей души были довольны. Одна торжествовала, что воссоединила семейство. Другая же радовалась, что недурственный поступок был достойно оплачен.
Продолжая болтать, Мировуд бочком приблизился к камню.
– Что я вижу! Ты и есть Камень-голова? Это к тебе все летит и ползет? – спросил он.
– Его будут искать, – хмуро сказал Арей.
– Правильно! – согласился волхв. – Поэтому часть моей души – я пока не разобрал какая – предлагает следующий вариант. Если перед тобой что-то ценное, что все хотят украсть, говорит она, то… УКРАДИ ЭТО ПЕРВЫМ! Не можешь все целиком – укради часть!
И прежде чем Арей с Пелькой успели остановить его, волхв, размахнувшись, сильно ударил по камню острым краем своего посоха. Удар пришелся в самую хрупкую часть артефакта – туда, где у коня, будь камень действительно головой лошади, находился бы нос.
По камню пробежала трещина. Мировуд жадно наблюдал, как в глубине трещины зарождается крошечная алая точка – будто искра, высеченная наконечником посоха. Чем-то она напоминала крупную каплю крови, которая, постепенно набухая, выдавливается из уколотого пальца.
– Мне нужно совсем немножко… ну одна крошечка от бесконечности! У тебя же много сил, не жалей! – горячо шептал Мировуд, точно уговаривая камень и заклиная искру.
Воздух густел и теплел. Дышать было уже невозможно: казалось, ты заглатываешь раскаленный бульон.
– Ты больной! Уйди!.. Что он наделал! – заорала Пелька и кошкой кинулась на волхва, однако добраться до него не успела.
Арей, схватив ее, с ней вместе бросился на землю. Он первым понял, что сейчас произойдет. И угадал. Искра разрослась, беззвучно лопнула, а потом не было уже ничего. Только испепеляющий гнев первохаоса. Ослепительному взрыву предшествовал ураган, взметнувший все, что возможно, в том числе и Арея с Пелькой. Барон мрака прижимал девушку к себе. Он боялся, что ураган оторвет от него Пельку и разлучит их. Ураган же хотя и нес их как сухие листья, но о скалы не ударял.
