собаки, то скрываясь за скалами, то появляясь вновь, бродили по плато.
— Ты молодец, Таш, — неожиданно сказал Иволгин. — Ты чист. Поверь, я завидую.
— Брось, Коля. Было б чему!
— Таш, я с тобой. Давай уходить отсюда. По дороге поговорим.
— Тебе-то к чему? Я уйду один. В крайнем случае ты меня не видел. И все.
— Кончай выступать, — в голосе Иволгина прозвучала мрачная решимость. — Ты так говоришь, потому что не знаешь, в каком дерьме я сижу. И называется оно кооператив "Гмерти". Пошли!
Иволгин поправил автомат и шагнул на тропу.
— Что значит "Гмерти"? — спросил Таштемир, догоняя его.
— Организовал один грузин. Был, как и многие, в Афгане. Железный мужик. Как делать деньги, для него все равно, лишь бы делать побольше. Он создал группу телохранителей для деловых людей…
— Ты не ответил, что такое "Гмерти".
— Это какой-то грузинский бог. По легенде, у него были свои волки. Он их посылал на землю, чтобы охранять угодных и карать неугодных людей. Вот мы и есть эти волки. Охраняем алчных, бессовестных рвачей и хапуг. А нас, лихих и смелых, взнуздали в сбрую из сторублевок и заставляют рвать на куски тех, кому не нравятся наши хозяева. Едут к нам разные господа Темиркановы и Вашуковы получать куш, который сорвали через подставных лиц на валютных операциях, а рядом с ними — Коля Иволгин с кейсом. В кейсе, как положено, — автомат "Скорпион". На моей шкуре клейма пока нет, а на совести уже выжжено: "Осторожно! Злой волк бога Гмерти!"
Они шли среди скал, то и дело оглядываясь. В глубоком, растопившемся от зноя небе, распластав крылья, кружил, выглядывая добычу, орел, могучий хозяин вершин.
— Теперь вот на тебя натравили, Таш…
— Как, говоришь, зовут вашего грузина?
— Мамардадзе. Мераб.
— Ты сказал, он афганец?
— Какая разница? Я тоже афганец, и что? Стал вот наемником. Ты знаешь, сколько каждому из нас за твою голову отвалить обещано?
— Сколько? — Таштемиру стало любопытно, намного ли выросло вознаграждение с тех пор, как он ушел из Койдалы.
— По десять кусков на рыло. И я не уверен в том, что Мамардадзе выложил все, что выторговал. Он у нас бизнесмен и привык класть в карман большой навар.
— Разве ты не мог отказаться, Коля?
— Не мог, Таш! Что ты обо мне знаешь?
Тропу пересекал невысокий скальный выступ, похожий на развалины каменного забора. Таштемир оперся о его гребень и легко перемахнул препятствие. Иволгин последовал за ним, но это получилось у него неуклюже, и он тяжело упал, едва перевалившись через преграду.
— Ты что, — спросил удивленно Таштемир. — Зацепился?
— Хуже, Таш. Это конец.
Таштемир присел на корточки, удивленно глядя на товарища. Тот устало прикрыл глаза. Из-под сомкнутых век на загорелую пыльную щеку скатилась слеза.
— Мне труба, Таш. Я на пороге смерти. Жаль, но факт. Мое ранение в Афгане обернулось остеомиелитом. Чуть что, ты видишь, ломаются кости. Сейчас, — он осторожно погладил ногу, — скорее всего, лопнула шейка бедра. А я дурак, вместо того чтобы пожалобнее ныть и лечиться, всегда был патриотом. Когда рванул Чернобыль, оказался там в числе первых. В момент заработал лейкоз. Вот и догораю, дурак деланый…
— Так какого ж ты… — сорвался Таштемир. — Тебе лечиться надо, а ты подался в банду!..
— Кому я нужен, Таш? Я и работы себе найти не мог. Куда ни сунусь вопрос: "Афганец? Знаем вас. Вы за справедливость права качать любите. Нам таких не надо".
Таштемир в очередной раз приподнялся для наблюдения. Взглянул и тут же присел, прижавшись к камню: "загонщики" приближались к перевалу. Повернулся к Иволгину:
— Вот что, Коля, ты уж дождись своих, а я пошел. Ты оставайся. Сам понимаешь, у меня дело…
Таштемир поднял автомат, упавший на камни, закинул за плечо.
— Нет уж, Таш, — сказал Иволгин твердо. — Я с тобой. Автомат оставь. Сам иди, я прикрою.
— Зачем тебе лезть в мое дело? Скажешь — я тебя оглоушил. Пусть сами ловят…
— Значит, не веришь? И все равно, иди. Я их здесь придержу.
Иволгин тяжело перекатился на бок, достал из кармана гранату. Положил рядом с собой. Потом вынул плотный пакет, завернутый в полиэтиленовую пленку, протянул Таштемиру.
— Здесь деньги и адрес матери. Отошли. А теперь иди. Мне догорать в богадельне противно. Я здесь на солнышке постою за то, что предал. Поднесу сволочи свой сюрприз.
Они обнялись на прощание.
— Я сделаю все, Таш. Держись…
Таштемир был на середине перевала, когда снизу из ущелья долетел клепальный стук автоматов. Он остановился и замер. Тугой комок подкатился к горлу, и тогда Таштемир упал на колени и заплакал по-детски безысходно, в голос. Потом резко встал, мазнул рукавом по лицу и, еще раз взглянув вниз, быстро зашагал по склону к Каптаркале.
…Первую очередь Иволгин пустил поверху. Он постарался предупредить тех, с кем подрядился на черное дело, и остановить их на рубеже огня. Он считал, что автомат на горной тропе достаточно сильный аргумент в такого рода делах и может охладить пыл Мамардадзе. Но тот аргумента не принял.
— Иргашев, сдавайся! — прокричал волк Гмерти, сложив руки рупором.
— "Эв-ай-сь!" — прогремело эхо, отразившись от скал, и тут же его оборвало многоточие автоматной очереди, которую пустил вверх Романадзе. Иволгин ответил короткой строчкой. Он все еще не целился, хотя уже и не стрелял вверх.
— Сволочь! — разозлился Мамардадзе. — Обходим его, Гиви. Пора это дело кончать.
Обойдя тропу по головоломной круче, Мамардадзе вышел к позиции Иволгина с тыла. Тот успел повернуться и ударил в упор по ногам.
— Зараза! Русский пес! — заорал Мераб и всадил весь магазин в Иволгина. — Собака… Сколько же тебе этот гад заплатил, чтобы перекупить?!
Раненая нога его подогнулась, и он рухнул на колени, завыв по-волчьи от боли. Автомат, выпущенный из рук, отлетел в сторону и, звеня, покатился по камням.
Подбежал Романадзе. Бросил взгляд на окровавленное тело Иволгина, присел возле шефа.
— Мераб, что с тобой?
Мамардадзе приоткрыл глаза, глубоко вздохнул и еле слышно проговорил:
— Пить… Дай попить, бичо…
— Ты меня узнаешь?
— Да, Гиви. Дай флягу…
— Что с тобой?
— Нога… Пес поганый! Я его с рук кормил, а он изменил.
— Э, генацвале, побереги силы. Не волнуйся.
Романадзе нагнулся и осмотрел ранение. Было хорошо видно, что три или даже четыре пули, кучно ударившись в бедро, раздробили кость, превратив ногу в кровавое месиво, из которого торчали белые острые осколки.
— Пей, — сказал Романдзе и протянул Мерабу флягу.
Тот жадно схватил губами горлышко и, захлебываясь, стал пить. Наглотавшись теплой воды, откинул голову и закрыл глаза. Попросил негромко:
— Перевяжи…
— Сейчас, — сказал Романадзе.
