– Суэ просит прощения, что не может обратиться к вам по-русски, – перевел Тэо. – Он не изучал земные языки, ведь в его задачу не входит общение с землянами. С момента нашего прилета на Землю Суэ неотлучно находится при этеронефе.
– Не стоит извиняться, – сказал приват-доцент. – Ведь и я не могу обратиться к нему на его родном языке.
Марсиане обменялись короткими репликами и рассмеялись.
– Суэ говорит, что ему проще объясняться с механизмами, чем вести светские беседы, – пояснил Тэо.
– Иу но моро…
– Идемте, – перевел инженер-пилот. – Суэ хочет показать вам этеронеф.
– Это очень любезно с его стороны, – отозвался Борис, несмотря на усталость, его разбирало любопытство.
Инженер-механик закрепил лодку особыми пружинными подвесами и, открыв овальный люк, жестом подозвал Тэо и Бориса. За люком обнаружилась небольшая кабина, едва вместившая троих. Инженер-механик нажал на рычаг, и она плавно двинулась вверх. Борис почувствовал, что по мере подъема вес его как будто уменьшается. Похоже, что сила тяжести на борту этеронефа не была постоянной. Лифт в междупланетном корабле не удивил приват-доцента, он понимал, что столь дерзновенное творение нечеловеческого гения должно содержать в себе куда более интересные агрегаты. Суэ, хоть и не знал русского языка, явно уловил интерес землянина к этим самым агрегатам, потому что вдруг быстро, с увлечением заговорил об устройстве эфирного корабля. Тэо едва успевал переводить. Выяснилось, что внутри этеронеф разделен на пять палуб. На самой нижней, трюмной, они уже побывали. Вторую палубу занимал машинный отсек, который делился перегородками еще на пять отсеков – центральный и четыре радиальных. Название третьей палубы Тэо перевел, как «научная». Четвертая – была отведена под каюты экипажа. Пятая представляла собой ходовую рубку.
Лифт остановился. Выйдя из кабины, они оказались в просторном отсеке, посреди которого возвышались грандиозные, изящно исполненные механизмы. Поток технического красноречия Суэ набирал силу. Как объяснил инженер-механик, основную часть корабельной машины составляет металлический цилиндр, три сажени в высоту и полсажени в диаметре, сделанный из осмия – весьма тугоплавкого металла, родственного платине. В этом цилиндре происходит разложение радиирующей материи, которая взаимодействует с аппергитом, циркулирующим в трубах, что оплетают цилиндр, наподобие удава. Таким образом, выделяется колоссальное количество энергии, достаточное как для обеспечения поступательного движения корабля в пространстве, так и для удовлетворения всех потребностей и нужд этеронавтов. Из соображений безопасности экипажа весь цилиндр окружен вдвое более просторным футляром из особого прозрачного вещества, прекрасно защищающего от вредоносных излучений. Остальные части машины, связанные разными способами с цилиндром: электрические катушки, аккумуляторы, указатели с циферблатами, – расположены в специальных нишах. Благодаря системе зеркал, инженер-механик мог видеть все их сразу, в каком бы месте машинного отсека он ни находился. Суэ также сообщил, что машинное отделение занимает значительную часть этеронефа и что гондолы с аппергитом расположены таким образом, дабы уравновесить остальные элементы конструкции.
Покончив с экскурсией в машинном отделении, Суэ провел Бориса и Тэо в один из радиальных отсеков. Это оказалась астрономическая обсерватория, наружная стена которой была из сплошного, отшлифованного до идеальной чистоты стекла. Повсюду были расположены наблюдательные инструменты, установленные на сложных штативах, спускавшихся с потолка и прикрепленных к внутренним переборкам обсерватории. Главный телескоп, около сажени длины, но с непропорционально большим объективом и окуляром, был оснащен неким подобием фотографического аппарата. Борис с удовольствием осмотрел бы обсерваторию подробнее, но неутомимый инженер-механик повел их дальше. Так же нигде особенно не задерживаясь, они бегло осмотрели следующий, так называемый вычислительный отсек.
Оказалось, что на борту этеронефа существует специальная машина – тектограф, которая суммирует показания всех корабельных приборов и сама отдает команды исполнительным механизмам. При сверхвысоких скоростях, которых достигал этеронеф в полете, такая машина была незаменима, ведь она отзывалась на малейшие изменения в ходе движения в тысячи раз быстрее пилота. У тектографа, совсем как у живого существа, имелось зрение – специальные навигационные телескопы, слух и осязание – приборы, определяющие расстояние до любого предмета в пространстве, посредством радиоволн, и даже речь, выражавшаяся световой сигнализацией и печатью особых пиктограмм на длинных бумажных лентах. Все это было чертовски интересно, но Суэ уже тащил «экскурсанта» и сопровождающего его переводчика в следующий радиальный отсек.
Петербуржский астроном узнал, что в нем хранятся солидные запасы бертолетовой соли, из которой можно выделить, по мере надобности, до десяти тысяч кубических саженей живительного газа. Этого количества было достаточно для нескольких путешествий с Земли на Марс и обратно. Тут же находились аппараты для разложения бертолетовой соли, помещались запасы барита, едкого калия для поглощения углекислоты из воздуха, а также – серного ангидрида для поглощения лишней влаги и летучего левкомаина – физиологического яда, что выделяется при дыхании и который гораздо вреднее углекислоты. В четвертом, «водяном», отсеке находился огромный резервуар с водою и аппараты для ее очищения. От резервуара отходило множество труб, которые проводили эту воду по всему этеронефу.
На следующей палубе располагались лаборатории: фотографическая и химическая, просмотровый зал, оборудованный магнитным синематографом, гимнастическая зала, библиотека, салон, амбулатория. Выше находились каюты. Немного отупев от такого количества обрушившихся на него сведений, приват-доцент почувствовал настоящее облегчение, когда они наконец-то остановились перед округлой металлической дверью, и Суэ, пробормотав что-то, ретировался.
– Входите, это ваша каюта, – произнес Тэо немного осипшим голосом, отворяя дверь простым нажатием на ручку.
Борис вошел, с любопытством огляделся. Жилое помещение на этеронефе он видел впервые. Ничего ошеломляющего – каюта междупланетного судна напоминала пароходную. Круглый иллюминатор. Койка в горизонтальной нише. Шкафчики, нависающие над койкой вторым ярусом. Под иллюминатором привинчен столик и пара одноногих, видимо, вращающихся кресел. В вертикальной нише, справа от входа еще одна дверь. На переборке, напротив койки, висела карта Марса, мгновенно приковавшая взор астронома. Столь подробного изображения четвертой планеты не могло быть ни в одном астрономическом атласе Земли. Карта была выполнена в естественных цветах марсианской поверхности – синеватые жилы каналов пересекали оранжевые равнины, сходясь на гигантских фиолетовых цирках, видимо, искусственных водохранилищах. Помимо обыкновенной координатной сетки, полушария покрывала другая, радиально расходящаяся от полюсов, смыкающаяся на экваторе, образующая в точках пересечения узловатые утолщения. Эта карта, лучше многословных описаний, свидетельствовала о том, что на Красной планете существует высокоорганизованная жизнь.
– Нравится? – осведомился Тэо, имея в виду каюту.
– О чем речь!
– Превосходно! – откликнулся инженер-пилот. – Располагайтесь. Я приглашу нашего инженера-медика, пусть осмотрит вас, а заодно покажет, как пользоваться гигиеническими устройствами…
Это предложение немного смутило приват-доцента.
– Благодарю, но… – начал было он, но Тэо, быстро сказав: «До встречи!», вышел, закрыв за собою дверь.
Оставшись в одиночестве, Борис бросил в угол оттянувший руку баул и взялся за застежки шубы. Неожиданно дверь каюты снова распахнулась, и на пороге возник еще один этеронавт. Этот марсианин был чем-то похож на Тэо, но изящнее сложен, и на голове у него золотился пушок, который так и тянуло погладить.
– Мэй, инженер-медик, – без всяких церемоний представился этеронавт. – Я помогу вам.
– Чрезвычайно признателен, – откликнулся приват-доцент, чувствуя, что краснеет – серебристый костюм инженера-медика плотно обтягивал ладно скроенную фигуру, и только слепой мог не заметить, что фигура эта – женская, – но я постараюсь обойтись собственными силами…
Мэй взглянула на него холодно и непреклонно.
– Я отвечаю за чистоту корабля, – медленно, четко произнося слова, сказала она, – ваша одежда, как и вы сами, можете нести на себе массу болезнетворных микробов. Я пошла навстречу пожеланиям инженера-астронома и не стану заключать вас в карантин, как этого требуют правила, однако не допущу, чтобы вы и впредь разгуливали по кораблю в первозданном виде… После подъема вы будете обязаны прийти в амбулаторию. Вам необходимо сделать прививки. Здесь мы защитили себя от большинства ваших болезнетворных микроорганизмов, но на Шэоле вы будете представлять серьезную опасность…
