– Ну, как успехи в школе? Готовитесь к экзаменам?
Об этом обычно спрашивал муж маминой сестры. Дядя Петя. Круглое, как тарелка, лицо плюс свиные глазки. Воровал где-то в Министерстве легкой промышленности. На его тему я всегда думал – зачем маме вообще сестра?
– В школе все в порядке. К экзаменам готовимся. Может, мы лучше пойдем?
– Почему так рано? Давайте лучше чаю?
– Да нет, завтра у Марины по химии контрольная. Антонина Михайловна будет проверять материал за полгода.
– Тогда это серьезно.
– До свидания, Лидия Тимофеевна.
– До свидания… Ты знаешь, Саша…
– Да?
– Если увидишь Антона…
– Что-нибудь передать?
– Скажи ему, чтобы позвонил мне.
– Хорошо.
– А ты увидишь его?
– Ну, я могу специально к нему зайти.
– Да? Ты тогда зайди к нему, пожалуйста. Пусть он обязательно мне позвонит.
– Конечно.
Она наконец улыбалась.
– Пиши шпаргалки для химии, Марина.
– Нет, Антонина Михайловна если поймает – убьет.
– Антонина Михайловна может.
Она опять улыбалась.
– Ну, пока, ребята. Скоро увидимся.
Про контрольную я, в общем, тоже наврал.
Но Маринка молодец. Сообразила.
* * *
Потом они еще несколько раз не пришли вместе. Антон и Елена Николаевна. Антон сказал, что решил заняться испанским. Его отца переводили служить на Кубу. Может быть. Через два года.
А Елена Николаевна вообще ничего не сказала. То есть это нам она ничего не сказала, кто мы такие? А насчет Лидии Тимофеевны я не знаю. Может, они разговаривали на эту тему. Я не знаю, о чем они говорили без нас. Если говорили.
Потому что Лидия Тимофеевна ближе к Новому году вообще стала неразговорчивая. Иногда только начинала задавать вопросы. Странные. Хотя насчет странности – это кому как. Может, ей самой совсем другое казалось странным.
– Проходите, – говорила она, открывая дверь Антону и Елене Николаевне. – А вы опять вместе?
– Да вот, в подъезде столкнулись, – отвечала Елена Николаевна.
– Как вчера?
– Да, как вчера.
– И позавчера. И три дня назад тоже. Такое ощущение, что вы там ждете друг друга.
Лидия Тимофеевна говорила шутливым тоном, а сама все время смотрела в мою сторону, как будто я один тут должен был понимать ее юмор.
– Да нет. Просто договорились собраться в два часа, вот и пришли в одно время.
– А Саша с Мариной пришли пораньше.
– У них, наверное, часы спешат.
– У обоих?
Лидия Тимофеевна подмигивала мне, как будто выдала гениальную шутку. Как будто я вот-вот должен был покатиться от смеха.
– А у вас обоих отстают, – продолжала она. – При этом на одинаковое время. Может, вы часы покупали в одном месте? Не там, где Саша с Мариной?
Она снова смотрела на меня, и я наконец улыбался. А что мне оставалось делать? Она ведь ждала, чтобы я улыбнулся. Остальные-то все стояли там как столбы.
– Ну, хорошо. Зато мы сможем теперь обсудить планы на Новый год. А то вечно кого-нибудь не хватает. Марина, тебе чай или кофе?
– Кофе, Лидия Тимофеевна. Две ложечки.
– Это не слишком крепко?
Она уходила на кухню, а мы продолжали стоять в прихожей, как экспонаты из музея восковых фигур. Ноги, руки, лица – все как настоящее.
* * *
Один раз ушел свет. Мы все сидели за столом и, в общем, молчали, как обычно. Вдруг лампочка в люстре начала мигать и через минуту погасла.
– Опа, – сказал Антон в темноте. – Кто-нибудь меня видит?
Гелиоцентрические инстинкты. Не помню, какой номер был у того Людовика. Король-солнце.
– Может, она перегорела?
– Я ее купила два дня назад, – сказала Лидия Тимофеевна. – Какая-нибудь авария, скорее всего. Сейчас принесу свечку. На кухне где-то должна быть.
Она принесла три свечи.
– Смотрите, какое у Сашки смешное лицо, – сказала Марина.
– Нормальное у меня лицо.
– Это тени, – улыбнулась Елена Николаевна. – А хотите, поиграем в одну игру?
– В «бутылочку»? – быстро спросил Антон.
– Ты что, еще не вырос?
– Подождите, – вмешалась Лидия Тимофеевна. – У меня кое-что есть.
Она вернулась из кухни с большой тарелкой в руках.
– Апельсины, – восторженно протянула Елена Николаевна. – Ты где их взяла?
– Два часа в очереди простояла.
– Уже начали продавать? До Нового года еще неделя.
– Давка была ужасная. Одну тетеньку в «Скорую» отвезли.
– А запах какой! – сказала Марина. – Можно?
– Конечно. Я специально для вас покупала.
– Прямо как в Новый год! Когда апельсины вижу, всегда на елку хочу. У нас во Дворце пионеров каждый год подарки дают.
– Берите. Возьми один для Саши, Марина.
– Я и сам могу.
– Нет, пусть Марина тебе очистит. А Елена Николаевна пусть очистит для Антона.
– Зачем? – спросила Елена Николаевна.
– Не хочешь? Ну, тогда я сама. Тебе какой больше нравится, Антон?
– Ну как? – сказала она через пару минут. – Вкусно?
Мы все промычали что-то свое. Сама Лидия Тимофеевна не ела. Она смотрела, как ест Антон.
– Очень важно, чтобы апельсин мужчине давала женщина. Это традиция. Ева соблазнила Адама именно апельсином.
– А я думал, что яблоком, – сказал я.
Руки липкие, и на губах сладко. Только во рту немного жжет.
– Все так думают. Но это ошибка. В слове «апельсин» есть два других слова – «апель» и «син». «Апель» – это действительно «яблоко», а «син» – это грех. Если перевести с английского. Вот и выходит – «яблоко греха». Так что Ева Адаму давала именно апельсин. А никакое не яблоко.
Она посмотрела на молчавшую Елену Николаевну.
– Так в какую игру ты предлагала нам поиграть?
Елена Николаевна ответила ей не сразу. Сначала долго смотрела на нее и только потом ответила:
– Ничего особенного. Просто я думала, что при свечах это будет романтично.
– Но ты нам скажи. Может, мы захотим.
– Нет, это глупо.
– Кончай, ты сама затеяла с этой игрой. Видишь, как Антону хочется поиграть. Антоша, тебе ведь хочется?
– Да мне как-то…
– Конечно же, хочется! Я прямо вижу, как у него глаза горят. Давай, Ленка, рассказывай.
Лидия Тимофеевна еще никогда не называла при нас Елену Николаевну Ленкой.
– Давай, давай! Нам всем хочется поиграть.
– Хорошо, – сказала Елена Николаевна, и я услышал, что голос у нее изменился. – Правила будут такие…
– Подожди! – вдруг прервала ее Лидия Тимофеевна. – Антон, вкусный был апельсин?
– Да.
– А теперь сходи на кухню и помой руки. Нечего сидеть здесь с липкими руками.
Я спрятал свои руки под стол.
– Продолжай, Лена, – сказала Лидия Тимофеевна. – Извини, что я тебя перебила.
– Да там ничего особенного… Просто я хотела, чтобы каждый рассказал о том, как первый раз влюбился.
– Я не буду рассказывать! – быстро вставила Марина.
– … и главное правило – говорить правду.
– Я, чур, не буду.
– Подожди, Марина, – сказала Лидия Тимофеевна. – По-моему, очень неплохая идея. Как остальным?
Она посмотрела на меня. Я просто пожал плечами. Антон вернулся из кухни и взял еще один апельсин.
– Почисти ему, Лена.
– Я сам.
– Нет, пусть Елена Николаевна.
– Я сказал – я сам.
Такого голоса у Антона я тоже еще не слышал. Вечер открытий. Скажи мне – кто твой друг…
А если самому непонятно?
– Хорошо, чисти сам, если хочешь. Но за это ты начнешь первым.
– Что начну?
– Ты слышал.
– Тупая идея.
– Антон, своему учителю нельзя так хамить.
– Тупая идея.
– Елена Николаевна – твой учитель.
– Тупая идея.
– У тебя что, пластинку заело?
– И апельсиновая история – дерьмо. Тупые приколы.
– Слушай, ты нарываешься. Ты с кем так разговариваешь?
Я посмотрел на Марину, и она кивнула мне головой. Пора было уходить. Но в этот момент неожиданно вмешалась Елена Николаевна:
– А может быть, ты сама нам расскажешь?
– О чем? – опешила Лидия Тимофеевна.
Она как будто забыла, что Елена Николаевна вообще здесь сидит.
– О том, как влюбилась в первый раз.
– Я?!! Да я даже…
Она вдруг запнулась и долго смотрела непонимающими глазами на Елену Николаевну. В ее зрачках дрожали огоньки свечей. Маленькие пляшущие черти. Наверное, слишком долго изучала Средневековье. Ведьмы, инквизиция – все дела.
– Хотя… почему бы и нет? Только… это будет не совсем первая любовь…
– Так нечестно.
– …но она все же моя… Рассказывать или нет?
– Рассказывайте, рассказывайте, – вставила Марина.
Я пожал ей под столом руку. Умная девочка. Правда, пальцы немного слипались от апельсинов.
Я лично успел съесть только два.
– Ну, слушайте…
А я вдруг подумал – вот бы про это написать. Как мы тут такие сидим. Напряженные. И свечи горят. У Елены Николаевны почти белое лицо. Может выйти забавнее, чем про Кортеса. И никакой эротики. Мама бы заценила. Хотя вряд ли одобрит. Как объяснить, почему в комнате вдруг оказались две учительницы и три ученика? Два ученика и одна девочка.
Как ее все-таки звали? Может, и не Марина. Марина, кажется, была потом. На втором курсе.
