– Нога ничего, заживает! Скоро бегать буду! – Алешка изо всех сил старался казаться оптимистичным, хотя в душе он совсем не был уверен в своем скором выздоровлении. – Ты лучше скажи, что с тобой случилось.
– Сама не знаю, – вздохнула Аня. – Вроде ничего не болит, и температура нормальная. Как будто симулирую, – невесело рассмеялась она. – Только сил – никаких. Едва до телефона дошла.
– Ой, извини, что заставил тебя встать! – смутился Алеша.
– Вот еще глупости! – возмутилась Аня. – Что же это я, совсем инвалид, что ли?! Я очень рада, что хоть кто-то позвонил. А то лежи тут целыми днями одна и пялься на этот дурацкий портрет!
– Портрет?! – воскликнул Алеша, едва не поперхнувшись.
– Ну да, портрет. Помнишь того фотографа? – спросила Аня.
– Еще бы не помнить! – пробормотал Алеша, пытаясь собраться с мыслями. Он никак не ожидал такого совпадения с его собственными ощущениями.
– Ну да! – продолжила Аня. – Мама его, конечно, на самое видное место повесила. Мне он тоже сначала понравился. А сейчас так бесит, просто не представляешь. Я даже снять его хотела, да чуть со стула не грохнулась. Оставила пока все как есть.
– А ты бы родителей попросила!
– Да ну! Чего их расстраивать зря! И так все испереживались. А так решат, что у меня еще и с нервами что-то.
Анин портрет Алеша отлично запомнил. Он показался ему самой удачной работой странного фотографа. Анька на снимке была очень хороша – прямо кинозвезда. Неудивительно, что ее мама была в восторге. Да и сама Аня, как понял Алешка, сначала очень обрадовалась. Она вообще обожала фотографироваться, а своим подружкам по секрету говорила, что не прочь стать фотомоделью.
– И что же тебе не нравится? – спросил Алеша.
– Черт его знает! – ответила Аня. – Просто раздражает, и все. Наверное, потому, что смотрю на него целыми днями. Вот и Кешке он не нравится.
– А ты откуда знаешь? – спросил Алешка. – Он что, сказал тебе? – Кешка был Аниным попугаем.
– Он на него ни разу не сел, – ответила она. – Даже близко не подлетает.
Обычно Кешка летал по всей комнате и очень любил садиться на всякие картины, зеркала и вообще всюду, за что только мог уцепиться.
– Мой Маркиз тоже портрет не любит, – сказал Алеша. – Даже шипит на него иногда.
– Значит, у тебя тоже? – Аня как будто даже обрадовалась этому факту. – Ну а сам ты как?
– Я тоже не очень-то его люблю, – признался Алешка.
– Ну, слава богу! – воскликнула девочка. – А то я уже думала, что это у меня крыша едет! Заклинило меня на этом фото.
– Значит, у нас обоих крыша поехала, – невесело пошутил Алешка.
– Может, это из-за рамки? – подумала вслух Аня. – Уж больно она какая-то тяжелая и неприятная. В такой только портреты покойников вешать!
– А животным-то что от рамки! – возразил Алешка. – Разве что каким-то составом специальным все это обрабатывалось, вот звери и чуют.
– Ага, ядовитым! – продолжила Аня. – Вот мы и заболели.
– А я от этого ногу сломал? – рассмеялся Алешка.
– Да, точно! – согласилась Аня. – Вообще, у нас получается какая-то беседа двух психов: рамки, портреты, животные…
– Тут действительно спятишь скоро! – решился наконец Алеша перейти к той теме, ради которой первоначально и затевался этот разговор.
– Да? А что такое? – насторожилась Аня, и мальчик по интонации одноклассницы понял, что она тоже что-то держит при себе и недоговаривает.
– Да мерещится тут всякое, – уклончиво начал Алеша, но постепенно разговорился.
– Сначала мне казалось, что кто-то меня толкнул, когда я падал, – начал он. – И потом еще раз на том же месте едва не свалился. И опять то же самое чувство. И еще: как будто холод какой-то…
Мальчик прервался, опасаясь услышать смех и ехидные замечания, но Аня слушала очень серьезно и его не прерывала. Это ободрило Алешку, и он продолжил.
– А еще сны какие-то дурацкие снятся! – смущенно проговорил он, словно оправдываясь за то, что рассказывает такие глупости. – Все какие-то кошмары, а потом просыпаюсь, и как будто что-то остается… – Алешка прервался, ожидая реакции.
– Со снами у меня тоже не все в порядке, – тихо сказала Аня после долгой паузы. – Я думала, что это от болезни…
– А что происходит? – спросил Алеша, когда молчание сделалось слишком долгим.
– Да нет, ерунда, наверное, – ответила Аня. – Просто снятся такие ситуации, из которых не могу выбраться. А утром просыпаюсь совсем без сил, как будто все это на самом деле произошло. И мерзну, как будто не июнь, а январь.
– А что все-таки снится? – настаивал Алешка. Он понимал, что сам едва ли бы стал рассказывать про всякие кошмары. Мало ли что кому городится! Но ему почему-то казалось, что девочке это сделать гораздо легче; ведь принято считать, что женщины придают снам куда большее значение, чем мужчины. И все-таки он не очень-то рассчитывал на Анино согласие. Тем не менее она вдруг начала рассказ.
– Ты понимаешь, – говорила она, – снится все время, что я то ли связана, то ли прикована где-то, то ли просто непонятно почему пошевелиться не могу. Пытаюсь вырваться, закричать, но ничего не выходит. А иногда только больнее становится.
– А это место на пещеру не похоже? – прервал Алешка.
– А ты откуда знаешь? – спросила Аня с некоторым недоверием. Она даже подумала на мгновение, что кто-то рассказал мальчику ее сон, но тут же поняла, что она о нем не только никому не рассказывала, но даже и не записывала в дневник, который иногда вела.
– Это я там во сне оказываюсь, – мрачно пояснил Алешка.
– Тогда понятно, – ответила Аня, хотя на самом деле это ничего не проясняло, а скорее, наоборот, запутывало. С чего бы это им видеть во сне одно и то же место, да еще такое, где, по-видимому, никто из них не только не бывал, но и в глаза не видел?!
– Так вот, – продолжала она, собравшись с мыслями. – У меня такое ощущение, будто я в этой пещере или норе не одна.
– А еще там вещает какой-то отвратительный голос! – воскликнул Алешка.
– Ты, похоже, мои сны не хуже меня знаешь! – заметила Аня.
– Конечно, если снится почти одно и то же! – согласился Алеша.
– А голос и вправду отвратительный! – продолжила девочка. – И причем такое ощущение, будто я его где-то когда-то уже слышала. Вот только никак не могу вспомнить, где и когда.
– И у меня то же самое! – почти кричал в трубку Алеша. – Ну что же это за голос такой!
– Я уже всех знакомых перебрала, – подхватила Аня. – Ну, ни на кого не похоже! Я уж даже артистов стала в памяти перебирать. Может, в каком фильме слышала…
– А это мысль! – воскликнул Алешка. – Точно! Надо бы всякие ужастики пересмотреть. И фантастику. Там такие противные голоса и могут встречаться!
– Мало тебе в жизни ужастиков! – возмутилась Аня. – Вот смотри свои сны, и никаких ужастиков не нужно будет! – она сильно не любила этот жанр. – К тому же я их и не смотрю никогда.
– Значит, тут что-то другое, – не стал спорить Алешка, решив про себя, что ужастики надо будет все-таки пересмотреть. Все равно дома делать нечего!
– Так вот, этот голос говорит, что мы попались и нас отсюда не выпустят, – продолжила Аня. – И так страшно становится, что начинаешь верить, что это действительно так!
– Не понимаю, как нам может сниться почти одно и то же, – сказал Алешка.
– Знаешь, а я рада, что у тебя то же самое! – неожиданно заявила Аня. – А то я уж думала, что с ума сходить начинаю! А вместе с ума не сходят, только поодиночке, – добавила она, вспомнив мультик про Простоквашино.
Они договорились созваниваться и обмениваться новостями. Правда, про дядю Семена Алешка так ничего и не сказал. Но ведь это, похоже, и не относилось к делу. А зачем зря расстраивать человека?! Тем не менее, несмотря на все неприятности, Алешка после этого разговора почувствовал какой-то подъем сил. Он был уверен, что следующий звонок совершит очень скоро, вне зависимости от того, будут новости или нет.
Этот день получился таким выматывающим, что Алешка заснул, едва коснувшись подушки. Но, как это и бывало в последние дни, сон не принес ему никакой радости. То, что он увидел, оказалось еще худшей картиной, чем в предыдущие ночи. Конечно, тут могли сказаться переживания последнего времени, как он и объяснял себе утром, но осадок получился очень неприятным.
Итак, во сне он вновь оказался в той же самой пещере и вновь ничего не мог поделать с собой. Только на этот раз там был ярко освещенный участок, что-то вроде сцены в зрительном зале или арены в цирке. И в самом центре этого пятна света находился покойный дядя Семен. Он был очень бледен. Казалось, он силится что-то сказать, но во рту у него был кляп, поэтому оттуда не доносилось ни звука. Его руки и ноги уходили во тьму, но Алешке казалось, что они там прикованы или привязаны.
– Ты очень меня огорчил, помощник, – прозвучал все тот же отвратительный глуховатый голос, от которого мурашки бежали по коже. Только на этот раз в холодном тоне слышалась некоторая издевка. – Ты был настолько глуп, что посмел ввязаться не в свое дело. Да еще ты, червяк, вообразил, будто можешь справиться со мной! Если бы не это, я, быть может, и не тронул бы тебя. А так, прощай!
