– Почему он повесился? – спросил Матвеев. – Ты знаешь?
– Знаю, – кивнул Баклагов. – Кто-то рассказал на его работе, что он лежит здесь. Ему об этом сказала вчера жена.
– И из-за этого он полез в петлю?
– А разве этого мало?
– Но ведь он мог просто уйти с той работы.
– Я ему вчера об этом говорил, хотя и сам не верил в сказанное.
– Почему?
– Потому что уйти с работы – значит признать, что слухи правдивы.
– Да наплевать на то, что о тебе говорят! – воскликнул Матвеев.
– На себя-то не наплюешь, – пожал плечами Баклагов. – Коля ведь не людей испугался, а себя. Он переступил порог, за которым осознание того, что ты не такой, как все.
– Но ведь это правда.
– Не знаю, – покачал головой Баклагов. – Есть два пути: поверить в это или не поверить. Коля поверил.
– Значит, он сам виноват?
– Конечно, нет. Его толкнули на это, убедив, что он ненормальный.
– Он, по-твоему, нормальный?
– А в чем критерий нормальности?
Матвеев с досадой махнул рукой и вышел.
После этого Матвеев заболел. Ему поставили диагноз – ОРЗ и выписали больничный. Неделю он провалялся в постели, посасывая пиво, которое ему приносил сосед, пока не понял, что он не болен, а лишь взял тайм-аут, подумать. Он стал вспоминать, о чем же думал все эти дни, и с удивлением обнаружил – о Баклагове. Этот больной занимал все его мысли. Матвеев понял, что он теперь всегда будет думать только о нем – и ни о ком больше. Со временем эти мысли превратятся в навязчивый липкий бред, Баклагов будет приходить к нему по ночам в его снах, и не будет спасения. Когда Матвеев понял это, он закрыл больничный и вышел на работу.
Первым делом он заглянул в восьмую палату. На койке Баклагова лежал незнакомый ему человек.
– Баклагов где? – спросил Матвеев, почему-то испугавшись.
Один из больных поднял голову, посмотрел на него.
– Где Баклагов? – повторил вопрос Матвеев.
– Его в четырнадцатую перевели, – сказал больной. – Он совсем плохой стал.
Матвеев и без этого понял, что Баклагов плох, раз его перевели в четырнадцатую: в эту палату с зарешеченным окном и единственной койкой, привинченной к полу, помещали самых безнадежных.
Медсестра улыбнулась ему, когда он шел по коридору:
– С выздоровлением.
– Привет! – бросил он. – Ключ от четырнадцатой у тебя?
– Да, а зачем…
– Давай! – сказал Матвеев.
Баклагов лежал на кровати, раскинув руки, и смотрел в потолок. Матвеева поразил землистый цвет его лица.
– Эй, – позвал Матвеев. – Ты меня слышишь?
– Он совсем плохой, – сказала за его спиной медсестра. – Лекарства ему почти не помогают.
– Что ты ему колешь?
– Я – ничего. Родионов сам им занимается.
– Сам? – Матвеев резко повернулся к ней и тут же опустил глаза, обо всем уже догадавшись.
– Да, конечно, сам – как же иначе.
Он взял рукой лицо Баклагова и повернул к себе. Глаза больного смотрели сквозь него, не узнавая.
– Хорош, – пробормотал Матвеев. – Ничего не скажешь.
Он повернулся к медсестре:
– Где сейчас Родионов?
– У главного. – Она вздохнула. – У него неприятности какие-то, комиссия третий день работает.
– Неприятности? – вскинул брови Матвеев.
Медсестра оглянулась на дверь и сказала, понизив голос до шепота:
– Там какая-то история всплыла некрасивая, вроде партия медикаментов пропала три года назад.
– Их Родионов украл, что ли?
– Он их и в глаза не видел.
– Почему же у него неприятности?
– Все валят на него.
– Зачем?
– Его место кому-то понадобилось.
– А ему что – в тюрьму идти из-за этого?
– Ну ты же видишь, что делается, – развела руками медсестра. – Все это так неожиданно.
– Да, пожалуй, – пробормотал Матвеев и повернулся к Баклагову.
Ему показалось, что взгляд Баклагова принял осмысленное выражение.
– Привет, – сказал Матвеев.
Баклагов расцепил свои коричневые губы и произнес с усилием:
– Привет.
– Я хочу поговорить с тобой.
– О чем?
– Выйди, пожалуйста, – попросил Матвеев медсестру.
Когда дверь за ней закрылась, он придвинул к кровати стул и сел. Баклагов молча следил за его действиями.
– У Родионова неприятности, – сказал Матвеев. – На него вешают дело, к которому он не имеет никакого отношения.
– Бывает, – сказал Баклагов. – Такое иногда случается в жизни.
– Говорят, он тобой лично занялся?
– Ты же видишь, – слабо улыбнулся Баклагов.
– Он хочет помочь тебе.
– Возможно.
– Он вообще отличный врач – любого может поставить на ноги.
– Возможно.
– Что ты заладил – возможно, возможно, – раздраженно сказал Матвеев.
– А ты что-то другое от меня хочешь услышать? – спросил Баклагов и посмотрел Матвееву в глаза.
– Мне кажется, что у Родионова неприятности начались не просто так.
– Неужели?
– И то, что его место кому-то якобы понадобилось, – это все чепуха, – продолжал Матвеев. – Ведь до этого все было спокойно.
– До чего – «до этого»? – спросил Баклагов.
– До того, как он вплотную тобой занялся.
– Может быть, это просто совпадение? – спросил Баклагов, и Матвееву в его голосе послышалась насмешка.
– У меня свои соображения на этот счет.
– Поделишься?
– Я только хочу понять, почему все это происходит. Откуда ты ехал, когда тебя сняли с поезда?
– Не помню.
– Неправда.
– Правда.
– А куда ты ехал?
– Не знаю.
– У тебя проблемы с памятью?
– Моя память не хуже твоей.
– Но почему же в таком случае ты говоришь, что…
– Мне надоел этот разговор, – сказал Баклагов. – Давай о чем-нибудь другом.
– У тебя есть родственники?
– Есть.
– Где они?
– Один из них сидит возле меня.
– Я серьезно.
– И я серьезно. Все люди – родня. Или ты будешь с этим спорить?
– Хорошо, я по-другому спрошу. У тебя есть близкие родственники?
– Близких нет.
Дверь открылась, и в комнату заглянул Родионов.
– Матвеев, зайди ко мне, – сказал он и исчез.
– Бледный какой-то, – сказал Баклагов. – Видимо, всерьез за него взялись.
Матвеев запер дверь палаты и пошел в кабинет Родионова. Доктор широкими шагами мерил комнату. Увидев Матвеева, он резко остановился и сунул руки в карманы брюк.
– Вы что-то хотели мне сказать? – спросил Матвеев.
Взгляд доктора метался по комнате, ни на чем не останавливаясь. «А ведь он добьется в конце концов своего, – подумал Матвеев с неприязнью, которая для него самого была неожиданной. – Он угробит Баклагова. У него чертовски богатый опыт, и он сделает это так, что никто и не поймет, что же произошло на самом деле. Никто, кроме меня. Эти инъекции, постоянное наращивание доз – все выглядит как отчаянная борьба за здоровье Баклагова. Но он уже покойник».
– Дело вот в чем, – сказал Родионов и, вынув из карманов руки, потер, словно они у него озябли. – Я хочу попросить о небольшом одолжении. Не могли бы вы сказать, если вас об этом кто-то будет спрашивать, что три года назад, осенью, вы получали для меня кое-какие лекарства?
– Кто будет спрашивать? – поинтересовался Матвеев.
– Ну мало ли, – замялся Родионов.
– Я должен знать.
– У меня неприятности, – пробормотал Родионов, пряча глаза. – Кто-то написал анонимку, будто я похитил в больнице медикаменты. Сейчас здесь работает комиссия, копают это дело.
– Возместите сумму пропавших лекарств, и дело с концом.
– Они этого не допустят. – Родионов судорожно вздохнул. – У них цель – растоптать меня.
Матвеев поймал себя на мысли, что ему совсем не жаль Родионова.
– А при чем тут я? – спросил он.
– Одна из наших медсестер написала в объяснительной, что я передавал ей какие-то лекарства неучтенные. Но в складских документах никак не отражено их получение. Значит, они украдены оттуда.
– И вы хотите, чтобы вором назвался я?
– Нет-нет, – замотал головой Родионов. – Все можно представить иначе. Предположим, вы по моей просьбе ходили на склад и получали эти лекарства. Если вы заявите об этом, то получится, что никто их не воровал – просто кладовщица забыла сделать соответствующую запись в своих бумагах. А это уже не кража, это небрежность.
– Так вот вы и скажите, что вы действительно получали эти лекарства, но кладовщица забыла это отметить.
– Не получится, – вздохнул Родионов. – Если об этом заявлю я, мне никто не поверит. А вы, лицо незаинтересованное…
Матвеев снова вспомнил землистое лицо Баклагова. «А ведь я и сам хочу его смерти, – неожиданно подумал он. – И в этом я мог бы помочь Родионову. Но то, что он предлагает мне сейчас…»
– Нет, – сказал он, поморщившись. – Я не хочу быть замешанным в это дело.
– Послушайте, – пробормотал Родионов. Он выглядел совсем растерянным. – Помогите мне выпутаться из этой истории, прошу вас.
– Вам из нее уже не выпутаться.
– Почему? – Родионов взглянул на него испуганно.
– Мне так кажется, – пожал плечами Матвеев.
