Карлос Кастанеда - Путешествие в Икстлен

Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен

КНИГА ТРЕТЬЯ

Введение

В субботу, 22 мая 1971 года я приехал в Сонору "Мексика", чтобы увидеться с Хуаном Матусом, индейцем-магом из племени яки, с которым я был связан с 1961 года. Я думал, что мой визит в этот день никак не будет отличаться от множества других визитов, которые я делал за те десять лет, пока я был его учеником. События, которые имели место в тот день и в последующие дни были для меня поворотными. На этот раз мое ученичество пришло к концу. Это не было каким-либо моим уходом, а законченным окончанием учения.

Я уже представил мое ученичество в двух предыдущих книгах: "учение дона Хуана" и "отделенная реальность".

Моим основным положением в обеих книгах было то, что основными моментами в учении на мага были состояния необычной реальности, производимые приемом психотропных растений.

В этом отношении дон Хуан был экспертом в использовании трех таких растений: daturа iпохiа, известной, как дурман; lернорнеса williамвi, известной, как пейот; и галлюциногенный гриб из рода рsilесуве.

Мое восприятие мира под воздействием этих психотропных веществ было таким запутанным и внушительным, что я был вынужден предположить, что такие состояния являлись единственной дорогой к передаче и обучению тому, чему дон Хуан пытался научить меня.

Это заключение было ошибочным.

Чтобы избежать любого недопонимания в моей работе с доном Хуаном, я хотел бы прояснить следующие моменты.

До сих пор я не делал никаких попыток поместить дона Хуана в культурные рамки. Тот факт, что он считает себя индейцем яки не означает, что его знания магии известны индейцам яки в основном или практикуются ими.

Все разговоры, которые мы провели с доном Хуаном во время моего ученичества велись на испанском языке, и лишь благодаря его отчетливому владению этим языком я смог получить полные об'яснения системы верований.

Я сохранил название этой системы - "магия", и я также по-прежнему называю дона Хуана магом, потому что это те категории, которые он использовал сам.

Поскольку я был способен записать большинство из того, что было сказано на его позднейших фазах, я собрал большую кучу записок. Для того, чтобы сделать эти записки читабельными и в то же время сохранить драматическое единство учения дона Хуана, я должен был издать, а то, что я выпустил, является, я считаю не относящимся к тем вопросам, которые я хочу поднять.

В моей работе с доном Хуаном я ограничивал свои усилия рамками видения его, как мага, и получения ч л е н с т в а в его знании.

Для того, чтобы выразить свою мысль, я должен прежде об'яснить основные моменты магии так, как дон Хуан представил их мне. Он сказал, что для мага мир повседневной жизни не является реальным или "вокруг нас", как мы привыкли верить. Для мага реальность, или тот мир, который мы все знаем, является только описанием.

Для того, чтобы упрочить этот момент, дон Хуан сконцентрировал основные свои усилия на том, чтобы подвести меня к искреннему убеждению, что тот мир, который я имею в уме, как окружающий, был просто описанием мира; описанием, которое было накачено в меня с того момента, как я родился.

Он указал, что любой, кто входит в контакт с ребенком, является учителем, который непрерывно описывает ему мир, вплоть до того момента, пока ребенок не будет способен воспринимать мир так, как он описан. Согласно дону Хуану мы не сохраняем памяти этого поворотного момента просто потому, что, пожалуй, никто из нас не имел никакой точки соотнесения для того, чтобы сравнить его с чем-либо еще. Однако, с этого момента и дальше ребенок становится ч л е н о м . Он знает описание мира и его членство становится полноправным, я полагаю, когда он становится способным делать все должные интерпретации восприятия, которые, подтверждая это описание, делают его достоверным.

Для дона Хуана в таком случае, реальность нашей повседневной жизни состоит из бесконечного потока интерпретаций восприятия, которым мы, т.Е. Индивидуумы, которые разделяют особое членство, научились делать одинаково.

Ты идея, что интерпретации восприятия, которые делают мир, имеют недостаток, соответствует тому факту, что они текут непрерывно и редко, если вообще когда-либо, ставятся под вопрос. Фактически, реальность мира, который мы знаем, считается настолько сама собой разумеющейся, что основной момент магии состоящий в том, что наша реальность является просто одним из многих описаний, едва ли может быть принят, как серьезное заключение.

К счастью, в случае моего ученичества, дона Хуана совершенно не заботило, могу я или нет понимать то, что он говорит. Таким образом, как учитель магии, дон Хуан взялся описывать мне мир со времени нашего первого разговора. Моя трудность в понимании его концепции и методов проистекала из того факта, что его описание было чуждым и несовпадающим с моим собственным описанием.

Его утверждением было то, что он учит меня, как "видеть", в противоположность просто "смотрению", и что "остановка мира" была первым шагом к "видению".

В течение многих лет я рассматривал идею "останавливания мира", как загадочную метафору, которая на самом деле ничего не значит. И только лишь во время неофициального разговора, который имел место к концу моего ученичества, я полностью понял ее об'ем и важность, как одного из основных моментов в знании дона Хуана.

Дон Хуан и я разговаривали о различных вещах в свободной и непринужденной манере. Я рассказал ему о моем друге и его проблеме со своим девятилетним сыном. Ребенок, который жил с матерью в течение последних четырех лет, и теперь жил с моим другом, и проблема состояла в том, что с ним делать. Согласно моему другу, ребенок был негоден для школы. У него не хватало концентрации, и он ничем не интересовался. Он всему оказывал сопротивление, против любого контакта восстает и убегает из дома.

"У твоего друга действительно проблема", - сказал дон Хуан, смеясь.

Я хотел продолжать рассказывать ему обо всех "ужасных" вещах, которые сделал ребенок, но он прервал меня.

"Нет нужды говорить дальше об этом бедном мальчике", сказал он. - "нет нужды ни для тебя, ни для меня рассматривать его поступки так или иначе в наших мыслях".

Его манера была прямой, и его голос был тверд, но затем он улыбнулся.

- Что может сделать мой друг? - спросил я.

- Наихудшая вещь, которую он может сделать, это заставить ребенка согласиться с ним, - сказал дон Хуан.

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что отец ребенка не должен его шлепать или пугать в тех случаях, когда тот ведет себя не так, как хотелось бы отцу.

- Но как он может научить его чему-либо, если он не будет с ним тверд?

- Твой друг должен найти кого-нибудь другого, кто бы шлепал ребенка.

- Но он не может позволить никому тронуть своего мальчика! - сказал я, удивленный его предложению.

Дону Хуану, казалось, понравилась моя реакция, и он засмеялся.

- Твой друг не воин, - сказал он. - если бы он был воином, то он бы знал, что наихудший вещью, которую можно сделать, будет противопоставить себя человеку прямо.

- Что делает воин, дон Хуан?

- Воин действует стратегически.

- Я все же не понимаю, что ты имеешь в виду.

- Я имею в виду, что если бы твой друг был воином, то он бы помог своему ребенку остановить мир.

- Но как мой друг может сделать это?

- Ему нужна была бы личная сила. Ему нужно было бы быть магом.

- Но он не маг.

- В таком случае он должен использовать обычные средства для того, чтобы помочь своему сыну изменить идею мира. Это не останавливание мира, но это подействует так же.

Я попросил его об'яснить свои слова.

- Если бы я был твой друг, - сказал дон Хуан, - то я бы начал с того, что нанял бы кого-нибудь, кто бы шлепал маленького мальчика. Я пошел бы в городские трущобы и нанял бы наиболее страшно выглядящего человека, которого бы смог найти.

- Чтобы испугать маленького мальчика?

- Не просто для того, чтобы испугать мальчика, дурень, этот парнишка должен быть о с т а н о в л е н . Но этого не произойдет, если его будет бить собственный отец.

- Если кто-либо хочет остановить других людей, то он всегда должен быть в стороне от того круга, который нажимает на них. Таким образом, он всегда сможет управлять давлением.

Идея была необычной, но каким-то образом она находила во мне отклик.

Дон Хуан подпирал подбородок левой ладонью. Его левая рука была прижата к груди, опираясь на деревянный ящик, который служил низеньким столом. Его глаза были закрыты, его глазные яблоки двигались. Я чувствовал, что он смотрит на меня через закрытые веки. Эта мысль испугала меня.

- Расскажи мне еще, что должен делать мой друг со своим мальчиком.

- Скажи ему, пусть он пойдет в городские трущобы и очень тщательно выберет мерзко выглядящего подонка, продолжал он. - скажи ему, пусть он берет молодого, такого, в котором еще осталась какая-то сила.