ревизию товарной наличности и обнаружил в лавке Элесеуса большое количество неходовых товаров, вроде зубных щеток, вышитых дорожек для стола, даже птичек на стальной проволоке, которые пищат, если их подавить в надлежащем месте.
Со всеми этими товарами он и отправился в путь, надумав продать их рудокопам за горой. Еще со времен Аронсена он знает по опыту, что, когда рудокопы при деньгах, они покупают все что ни попадя. Сейчас его сердит только то, что пришлось оставить дома шесть деревянных лошадок-качалок, купленных Элесеусом в последнюю его поездку в Берген.
Караван входит во двор Селланро, и они сбрасывают тюки на землю. Отдыхают недолго; напившись молока и для потехи предложив свои товары обитателям хутора, они вскидывают груз на спины и идут дальше. Затеяли-то они этот поход не одной только потехи ради. Они идут, пошатываясь, через лес в южном направлении.
Идут до полудня, останавливаются перекусить и снова идут до вечера. Потом разводят костер, ужинают и ложатся передохнуть часок-другой. Сиверт спит, сидя на камне, который он называет мягким креслом. Сиверт в таких делах знает толк. Ведь солнце за день так накалило камень, что сидеть и спать на нем одно удовольствие, товарищи его не столь опытны да и советов не слушаются, они укладываются на вереск и просыпаются в ознобе и с насморком. Встав, они завтракают и идут дальше.
Идут, все время прислушиваясь, в ожидании взрывов; они рассчитывают к середине дня набрести на людей и шахты, работы, верно, уже отошли далеко от моря в сторону Селланро. Но взрывов не слышно. Они идут до полудня, не встретив ни одного человека, но время от времени наталкиваются на большие ямы, которые выкопали люди, проводя разведочные работы. Что все это значит? Должно быть, руды на той стороне горы так богаты, что они разрабатывают полновесную, без всяких примесей медь и почти не двигаются вверх от моря.
После полудня им встречается несколько рудников, но людей не видать; они идут до вечера, и вот уже внизу их глазам открывается море, они бредут мимо пустынных, покинутых людьми рудников и не слышат ни единого взрыва. Все это просто поразительно, но им надо развести костер, поужинать и лечь соснуть – еще одна ночь под открытым небом. Они совещаются: уж не закончились ли тут работы? Не повернуть ли им назад со своими тюками?
– И речи быть не может! – говорит помощник Андресен.
Утром к месту их ночлега подходит человек, бледный и изнуренный, он хмурит брови и смотрит на них, пронизывая взглядом.
– Это ты, Андресен? – говорит человек.
Это Аронсен, торговец Аронсен. Он не прочь выпить с ними горячего кофе и закусить и присаживается к костру.
– Я увидел дым и решил поглядеть, в чем дело, – объясняет он. – Я подумал: вот видишь, они взялись за ум и возобновили работу. А оказывается, это всего лишь вы! Куда вы собрались?
– Сюда.
– А что несете?
– Товары.
– Товары?! – кричит Аронсен. – Вы пришли сюда продавать товары? Кому? Здесь никого нет. Все уехали в субботу.
– Кто уехал?
– Все. Здесь никого нет. А если б и были, так у меня довольно товаров. У меня полная лавка. Можете купить товары, если хотите.
Ах ты, Господи, опять торговцу Аронсену не повезло: работа на руднике прекратилась.
Он немножко повеселел, выпив вторую кружку кофе, и они приступили к нему с расспросами.
Аронсен уныло мотает головой.
– Этому нету слов, это просто непонятно! – говорит он. Все шло хорошо, он продавал свои товары и копил деньги, поселки вокруг благоденствовали, все привыкли к манной каше, к новым школам, лампам с подвесками и к городской обуви. И вдруг господа решают, что больше работать не стоит, и все прекращают. Не стоит? Ведь до сих пор стоило? Разве медная лазурь не выходит на белый свет при каждом взрыве? Это просто чистое жульничество. – Они не думают о том, что ставят такого человека, как я, в затруднительные обстоятельства. Но, должно быть, так и есть, как они говорят: всему виной опять этот Гейслер. Не успел он приехать, как работы прекратились, точно он пронюхал об этом.
– Разве Гейслер здесь?
– Еще бы не здесь! Его следовало бы пристрелить. Он приехал однажды с почтовым пароходом и сразу к инженеру: «Ну, как дела?» – «На мой взгляд, хорошо», – ответил инженер. А Гейслер стоит и опять спрашивает: «Так вы говорите – хорошо?» – «Да. Насколько мне известно», – ответил инженер. Но не было печали: когда распечатали почту, в ней оказались письмо и телеграмма инженеру, мол, овчинка выделки не стоит, извольте прекратить работу!
Участники процессии переглядываются, но их предводитель, коротышка Андресен, видимо, не потерял мужества.
– Поворачивайте-ка лучше домой! – советует Аронсен.
– И не подумаем, – отвечает Андресен, укладывая в тюк кофейник.
Аронсен смотрит поочередно на всех троих.
– Да вы с ума сошли! – говорит он.
Но помощник Андресен не очень обращает внимание на своего бывшего патрона, он теперь сам себе патрон, это он снарядил экспедицию в дальние края, повернуть обратно здесь, на вершине горы, значило бы потерять весь свой авторитет.
– Да куда же вы пойдете? – раздраженно спрашивает Аронсен.
– Не знаю, – отвечает Андресен. Но у него есть план, не иначе как в голове у него туземцы, к которым они пришли втроем, с большим запасом стеклянных бус и колец. – Ну, пойдемте, – говорит он, обращаясь к товарищам.
Собственно говоря, выйдя нынче утром из дома, Аронсен намеревался пройти подальше, может, ему хотелось посмотреть, все ли рудники опустели, правда ли, что ушли все до единого человека; но эти разносчики своим упрямым желанием непременно идти дальше расстроили все его планы: он во что бы то ни стало должен отговорить их продолжать путь. Вне себя от злости, Аронсен забегает вперед, поворачивается к ним лицом и кричит, вопит во всю мочь, защищая неприкосновенность своей территории. Так они доходят до барачного поселка.
Вокруг пусто и уныло. Основные инструменты и машины внесены в помещения, но бревна, доски, сломанные повозки, ящики и бочки валяются повсюду без призора; кое-где на стенах домов прибиты плакаты, воспрещающие вход.
– Видите! – кричит Аронсен. – Ни души! Куда вы идете? – И грозит каравану великими бедами и ленсманом; сам он пойдет за ними по пятам и проверит, не торгуют ли они запрещенными товарами. – А за это тюрьма и каторга, уж будьте покойны.
Вдруг кто-то окликает Сиверта. Поселок не вовсе покинут, не совсем мертв; у одного из домов стоит человек и машет им рукой. Сиверт шагает к нему со своей ношей и сразу узнает его: это Гейслер.
– Вот
