он по глупости у себя на фабрике производство льда вдвое увеличил?
Уилл Гамильтон хорошо помнил, что не только предостерегал Адама, но и предрекал, что произойдет, – так оно в точности и произошло. Особого удовольствия он при этом не испытывал, но что поделаешь, если не хотят слушать здравомыслящих людей? Уж кто-кто, а он, Уилл Гамильтон, знает цену пустым мечтаниям. Откуда-то подкралась исподтишка мыслишка: Сэм Гамильтон тоже порядочный недотепа был. А уж с Тома Гамильтона вообще взятки гладки – чокнутый, и все тут.
Когда Ли счел, что срок пришел, он не стал ходить вокруг да около. Он решительно сел перед Адамом, давая понять, что хочет объясниться.
– Ну как настроение?
– Нормальное.
– Обратно в скорлупу залезть не собираетесь?
– С чего ты взял?
– У вас такой же отрешенный вид, как и раньше. И глаза как у лунатика. Сильно расстроились?
– Нет, не сильно. Гадаю только, окончательно я в трубу вылетел или нет.
– Не окончательно, – сказал Ли. – У вас еще целых девять тысяч долларов и ферма.
– Да, но там счет на две тысячи за вывоз отбросов.
– Этот счет учтен.
– За новые холодильные установки надо платить.
– Уже уплачено.
– Выходит, девять тысяч осталось?
– И ферма, – уточнил Ли. – К тому же можно продать фабрику.
Лицо у Адама посуровело, недоуменная улыбка пропала.
– Нет, я и сейчас считаю, что идея стоящая. То, что произошло, просто стечение обстоятельств. Фабрику я не продам. Холод все-таки сохраняет продукты, верно? Да и прибыль она как-никак приносит. Может, придумаю что-нибудь.
– Не что-нибудь, а то, что не требует расходов, – поправил Ли. – Жалко расставаться с газовой плитой.
3
Близнецы тяжело переживали неудачу отца. Им уже было пятнадцать, они свыклись с мыслью, что они сыновья состоятельного человека, и расстаться с ней было трудно. Если бы первоначальная затея отца не стала своего рода праздником – еще куда ни шло. Но они с ужасом вспоминали огромные полотнища на вагонах. Городские дельцы открыто подсмеивались над Адамом, а уж от школьников братьям вообще прохода не было. Их в одночасье прозвали Арон-салатник и Кэл-салатник, а то и еще хлестче – Салатная башка.
Арон первым заговорил о своих тревогах с Аброй.
– Теперь все по-другому будет.
Абра выросла в очаровательную девушку. С годами грудь ее округлилась, лицо светилось теплотой и приятностью. Она была не просто красива, но и умна, энергична и вместе женственна.
Она смотрела на его огорченное лицо.
– Почему по-другому?
– Потому. Бедные мы теперь.
– Разве ты не собирался наняться на работу?
– Я в колледж поступить хочу, ты же знаешь.
– И в колледж можно. Я буду помогать тебе. Твой папа – он что, все деньги потерял?
– Точно не знаю. Говорят, все.
– Кто говорит?
– Ну, вообще. Твои родители скорее всего тоже не захотят, чтобы ты за меня вышла.
– А я им не скажу.
– Очень ты смелая.
– Да, смелая, – сказала она. – Поцелуй меня.
– Прямо сейчас, на улице?
– Ну и что?
– Увидят же.
– Пусть видят на здоровье.
– Не надо! Не нравится мне, когда напоказ.
Абра стала перед ним, загородив дорогу:
– Вот что, мистер, извольте-ка сейчас же поцеловать меня.
– Но зачем?
– Затем, – медленно ответила она, – чтобы все знали, что я хочу быть миссис Салатная башка.
Он смущенно чмокнул ее в щеку, и они снова пошли рядом.
– Нет, пора давать задний ход.
– Что значит – «давать задний ход»?
– Не пара я тебе. Кто я теперь? Обыкновенный парень из бедных. Думаешь, я не вижу, как переменился твой отец?
– Вот выдумал, – сказала Абра, нахмурившись: она и сама видела, что отец действительно переменился по отношению к Арону.
Они вошли в кондитерскую Белла и сели за столик. В том году помешались на пряной сельдерейной шипучке – так же, как в прошлом на мускатной содовой с мороженым. Абра помешивала соломинкой пузырьки в стакане и думала над переменой в отце.
– Не думаешь, что тебе стоит разнообразить компанию? – сказал однажды он.
– Я помолвлена с Ароном.
– Помолвлена! – презрительно фыркнул он. – С каких это пор дети стали женихаться? Раскрой глаза, дочка. Тебе что, кавалеров не хватает?
Потом она вспомнила разговор родителей о том, что приличные семьи должны знаться с приличными, а один раз даже услышала намек, что семейный позор рано или поздно раскрывается.
Абра нагнулась к Арону:
– Знаешь, что мы можем сделать? Это так просто – со смеху помрешь!
– Что?
– Жить на ферме твоего отца, вести хозяйство. Папа говорит, там земля хорошая.
– Ни за что, – отрезал Арон.
– Почему?
– Я не желаю быть фермером. И моя жена не будет фермершей.
– А я хочу быть женой Арона Траска, и мне все равно, кто он.
– Я хочу учиться в колледже.
– А я буду помогать тебе, – повторила Абра.
