букетов свежих, шуршание стихарей крахмальных в духоте сладостной! Вечера летние, в окошко кабинета лучи закатные – и я, задумчивый, чаем налившийся и дымом трубки своей окутанный, том в переплете кожаном, изящном листающий: «Лирические грезы Вильяма Шентона, эсквайра», «Сокровища старинной английской музы из собрания Дж. Лэмпри, ДБ», доктора богословия распутного…
Рыжий. Пошли хоть кто, кипятку наберем с бачка-то? Молоко есть, чай есть. Вот токо сахар драный есть у кого?
Дороти. Холод, какой холод! Просто насквозь пронизывает! Неужели вот так всю ночь?
Миссис Бендиго. Да уймись! До смерти не выношу плаксивых девок.
Чарли. А что ль не вдарит холодрыга? Гляди, тумана уж на самый столб налезло. К утру хрычу Нельсону грабли отморозит [51].
Миссис Уэйн. Конечно, когда мы еще при нашем торговом деле состояли, когда у нас табак и сласти в лотке прямо на углу…
Живчик. Ой, Боженька! Одолжь, Рыжий, пальтом угреться. Ей-богу, подыхаю!
Хрюкач. Гад долбаный! Чтоб я в другой раз его не достал, кишки б наружу ему не выпустил!
Чарли. Солдатский фарт, старик, солдатский фарт. Сегодня костенеть на площади – завтра антрекот лопать и пуховик давить. А в четверг чертов, так чего и ждать?
Миссис Бендиго. Отлезь, отлезь, Папуля! Нужна больно мне на плече твоя башка вшивая, коли муж у меня есть?
Мистер Толлбойс (сам себе). Никем не превзойден в проповедях, псалмах и модуляциях. На всю епархию прославлен исполнением «Сердцем воспряньте». Равно был прекрасен во всех стилях церкви Высокой, Низкой, Широкой и Безразмерной. Блестяще интонировал католический вой англокошачий, рубил святые марши англиканцев, гнусил низкоцерковное нытье и подпускал на радость сектам инакомысленным рулады ржания лошадиного…
Глухарь (поет). Эх, бури-бури…
Рыжий. Отыми когти, Живчик! Да никой одежи ты с меня не получишь, покуда вшу свою не вытравишь.
Чарли (поет).
Ка-ак сердце жаждет хладных струй,
Ко-огда горит огнем желаний…
Миссис Макэллигот (во сне). Ето ты, Майкл, мил мой?
Миссис Бендиго. Небось у его и другая живая жена была, когда подлец со мной женился.
Мистер Толлбойс (торжественным тоном священника). А если кто из вас знает причины или препятствия, мешающие соединению этих двоих священными узами брака…
Живчик. Браток! Браток драный! Пальта он драного пожалил!
Миссис Уэйн. Ну, если вы о чае разговор, так у меня привычки нету отказывать чайку попить с приятностью. Как еще живши бедная мамашенька, так мы с ней чайничек за чайничком…
Проныра-Ватсон (сам себе, гневно). Суки! Сами же наведут и сами садят. И дела даже не успеешь провернуть, а срока каждому впаяют. Суки!
Глухарь (поет). Эх, бури-бури…
Миссис Макэллигот (полусонно). Майкл мил мой… Уж вот взаправду ласков был дружок-то дорогой. Никакой боле парень мне не глянулся с той ночи, как сошлись мы за мясниковым двором, и он мне дарил сосисков, которы коло складов на свой харч выскулил.
Миссис Бендиго. Ну, я гляжу, нам чаю драного дадут в аккурат через сутки.
Мистер Толлбойс (нараспев, цитируя). «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда о тебе вспоминали, о Сион!» [52]
Дороти. О, какой холод, какой холод!
Хрюкач. Ну все, чтоб мне до Рождества еще хоть раз тут эти звезды долбаные числить! Да я в завтрашний день выдеру свою койку, хоть бы из брюха у сволочей выдеру.
Проныра-Ватсон. Свой, говорит, сыскарь? Смит из «Летучего отряда». Иуда он летучая! Одно токо и могут, дьяволы, – повяжут ребятишек и на, судейский клюв, долбай их.
Рыжий. Ну че, пойду накапаю с бачка-то? Есть у кого медяк на кипяток?
Миссис Макэллигот (просыпаясь). О-хо-хо! Вся хребтина сломата! Езус свят, лавка ета прям поясницу впополам! А сон мне был, как бы я на постеле, и мне на тунбе чай поставлен с гренкой масляной. Ну, уж, видать, не прикемарить до завтрева, пока не доберуся в читальную.
Папуля (высовывая голову из пальто, как черепаха из-под панциря). Об чем ты вякнул, малый? А, деньгу за воду? Ты это скок дороги топчешь, хвост кролячий? Деньгу за драный кипяток? Ты его выскуль, парень, выскуль! Не плати, коли можно наскулить, и не скули, коли спереть можно. Такое мое слово, я ж дороги топчу с мальства самого. (Скрывается в недрах пальто.)
Мистер Толлбойс (нараспев). О все вы, чада Божии!
Глухарь (поет). Эх, бури-бури…
Чарли. А кто тя сцапал-то, Проныра?
Живчик. Ой, Боженька!
Миссис Бендиго. Отвали, отвали! Во народ, прям как под заклад скамейку хапают.
Мистер Толлбойс (нараспев). О все вы, чада Божии, хулите Господа, хулите Его, поносите во веки вечные!
Миссис Макэллигот. Ето уж, знамо дело, завсегда на нас, которы католики нещастны, валят всяку обиду клятую.
Проныра-Ватсон. Смит, морда полицейская! «Летучий» у него отряд – гнида летучая! Нарисовал, как влезть, как брать чего, а там уж фараонов полно и повязали всех зараз. Я сочинил вот, пока в Черной Мэри тряслись:
Легавый Смит, он знает ребяток заметать,
А сам-то –… поганый, от меня передать.
Хрюкач. Эй, будет, что ли, этот долбаный чай? Давай, Живчик, ты на ногу скорый, сбегай, приволоки побарабанить. Монету старой шлюхе не кидай. Похнычь, слезу пусти.
Мистер Толлбойс (нараспев). О сыны, дщери человеческие, хулите, поносите Его!
Чарли. А этот Смит, видно, типчик крученый?
Миссис Бендиго. Я, девочки, скажу, что меня аж до сердца забирает. Вспомню только, что муж мой окаянный храпит под четырьмя перинами, а мне на площади околевать! Ух, паразит!
Рыжий (поет). «Счастливой парочкой…» Гляди не слей, Живчик, с того бачка, куда сосиски ложены варить.
Проныра-Ватсон. Крученый, говоришь? Да рядом с им штопор навроде шила. В ихнем драном «Летучем отряде» нет такого, чтоб за десять бобов не сдал бабулечку свою на живодерню и не уселся б после на могилке чипсы хрумкать. Суки легавые вонючие!
Чарли. Адская невезуха. И скок отсидок за тобой?
Рыжий (поет).
Счастливой парочкой
Идут ночной порой…
Проныра-Ватсон. Четырнадцать. Тебе такую карту не покрыть.
Миссис Уэйн. Что ж, он вас то есть и не обеспечивает?
Миссис Бендиго. Куда! Вот за каким вот гадом поганым замужем.
Чарли. А я девять раз адски попадался.
Мистер Толлбойс (нараспев). О Анания, Азария и Мисаил! [53] Хулите и поносите Его во веки вечные!
Рыжий (поет).
Счастливой парочкой
Идут ночной порой,
А мне одно-о-ой!
С разбитым сеердцем!..
Черт, три дня вродь бы щетину не скоблил, а ты, Хрюкач, рыло давно
