Здания еще постарели, но за некоторыми был уход. Видимо, не все были сиротами.
Появились каналы и мосты, дышать стало труднее. Трафик, господа, трафик.
Нас окружали невысокие, но довольно изящные здания. С продуманными фасадами девятнадцатого века. Но все они напоминали театральные декорации. В том смысле, что близко их лучше не рассматривать. Это становилось очевиднее, глядя на церкви и соборы, которые на удивление выглядели очень респектабельно и ухоженно. То есть жизнь начиналась не с городской, обычной среды, а с наиболее значимых мест. То есть не важно, в чем вы тут каждый день ходите, главное, чтобы на выход у вас был приличный костюм. То есть вас приглашали не в дом, а в специальную комнату для гостей. Это сильно напоминало разорившегося аристократа, который скрывает свою бедность всеми возможными способами и, как говорят в России, «пускает пыль в глаза». Именно налет чего-то бывшего лежал на всем центре Питера. С ним, с этим Питером, уже можно было не считаться, потому что он перестал быть Санкт-Петербургом. И, видимо, давно и безвозвратно.
Мы остановились в довольно приличном отеле «Кемпински», администрация которого, устанавливая цены на свои услуги, видимо, руководствовалась исторической памятью, а не реальным ощущением места и времени, а может быть, просто включила в стоимость номера осмотр всех архитектурных достопримечательностей города и шоу «Белые ночи».
И они имели на это право. Ведь рискнули же они здесь построить отель.
Все, что происходило в течение дня, было довольно утомительно, и вечером я сидел в баре отеля на первом этаже, окна которого выходили на улицу. Полумрак, кресла «Честерфилд», тихая музыка и пара посетителей. Я попросил принести «Хеннесси», курил и рассматривал посетителей, пытаясь представить их жизнь и характеры. В общем, почти скучал.
В какой-то момент я встал и пошел к барной стойке. Вот тут-то я и увидел ее. Боковым зрением я обратил внимание на движение за столиком рядом с выходом. Оглянувшись, я увидел девушку, откровенно улыбающуюся именно мне. Но я не придал этому значения. Однако, когда я возвращался к своему месту, она опять привлекла своим поведением мое внимание. Это была проститутка.
Я присел в кресло и тут же увидел, как она переместилась от меня, но так, чтобы я видел ее. И стала призывно смотреть на меня и улыбаться. Я вначале сделал вид, что не замечаю ее, а потом подумал, к черту все эти условности и махнул ей рукой, чтобы она подошла. Она, как любвеобильная собачонка, тут же подскочила, подхватила свою сумочку и также улыбаясь, пошла ко мне.
– Здравствуйте. Как дела? Меня зовут Наташа. Как вас зовут? – отрепетированно проговорила она.
– Присаживайся. Хочешь, закажи себе что-нибудь.
Она обрадовалась и попросила у официанта коктейль.
– Первый раз в Питере? По делам или так, отдохнуть?
Я не знал, что мне ей отвечать. Для правды она была посторонним человеком, а включаться в ее игру не хотелось.
– Сколько ты стоишь? – напрямик поинтересовался я.
– Пятьсот евро.
Ей было около двадцати восьми лет. Темные, недлинные волосы. Обычное лицо, правда, без обилия косметики. Если бы не крупный нос, она была бы вполне симпатичной, а так пропорции ее лица были неправильными и, исходя из профессии, ее можно было скорее отнести к скорой помощи, чем к приятному времяпрепровождению.
Поговорили ни о чем. Какие-то общие замечания и реплики о погоде. Я подумал о том, что можно извлечь из такой ситуации. И на всякий случай спросил, часто ли она встречает интересных мужчин. Она призналась, что не задумывается об этом, но есть мужчины с какой-то очень сильной сексуальной энергетикой. Вот она была как-то в клубе и познакомилась там с мужчиной. Звали его Андрюша. Невысокий, лет тридцати пяти. Скорее полноватый, чем стройный. Приятный на лицо. Непонятно чем занимается. Скорее всего, ничем, но у него крутой брат, олигарх.
– И вот прикинь. Поехала я, значит, с ним. Там, в гостиницу. Ну, все путем. Отдохнули мы, значит, и он меня проводил на такси. И все. Такая бодяга началась. Не могу его забыть и все. Что не делала, хочу его и все. Ну не пойду же я сама к нему. Типа, Андрюша, я дохну по тебе. Так вот. Видела его еще пару раз в клубе, но не подходила. Типа, я не при делах.
Ну и вроде, как забывать начала его. А тут пару недель назад. Иду через мост на Невском.
И, такая, слышу так тихо кто-то: «Наташа». Ну, я иду дальше. Может, показалось. Мало ли там. А тут опять: «Наташа». Ну, блин, думаю, кто это может быть. Оборачиваюсь, Андрюша на машине. Ну, я, естественно, поехала с ним. И опять все по новой. Прикинь?
Помню, меня очень рассмешила ее отчаянная наивность, покрытая таким суровым прагматизмом. Ее по-детски откровенные эмоции не вязались с внешним видом и задачей зарабатывать деньги, а не мечтать на работе.
Увидев мою улыбку и решив, что мне можно доверять, она наклонилась ко мне ближе и тоном заговорщика начала говорить.
– А вот у меня есть один знакомый. Приезжал тут недавно. Говорит из Москвы, крупный продюсер. Ну, там не «На-На» или Дима Билан, но тоже крутой. Ну, познакомились. И сидим такие, а он мне давай рассказывать про то, как у него все круто и сразу предложил мне выйти за него замуж. И чешет, знаешь, и чешет. Полночи прожужжал. Типа, дырку в голове сделал. А я, такая, молчу и слушаю. Ну, он, типа, платит деньги. А он грузит и грузит. И чего хочет, непонятно. Ну, в конце концов, мы с ним отдохнули. Так он мне, такой, дай телефон. Ну, я дала. И тут он мне звонит и звонит. И эсэмэски шлет. Скучает и скоро приедет. И все равно рассказывает, какой он крутой и как у него все зашибись, значит. Ну, вот скажи, зачем ему это надо? Чё он хочет? Кто он такой, вообще? Докопался такой вот. Не понимаю.
Я опять улыбался, но уже мне хотелось спать и я, рассчитавшись, собрался идти в номер.
– Ну, ты запиши мой номер. Может, позвонишь? – и тут же схватив салфетку, написала на ней номер телефона и сунула мне в руку.
Я посмотрел на номер и сказал, что запомню его. Она не поняла шутки.
– А у меня тоже очень хорошая память на цифры. Я же математик. Институт окончила.
Я пожелал ей удачи, и мы простились.
Ситуация № 8. Пойдешь со мной?
И сказал Он:
Не судите меня дети мои и да не будете судимы своими детьми.
( Из апокрифического Евангелия неизвестного автора)
Да, я не стал вмешиваться в тот конфликт. Во-первых, было очень душно, а, кроме того, меня это не касалось.
Обычно я не езжу на метро, но в тот день я оказался в душном вагоне, почти переполненном людьми, недалеко от выхода. Разглядывая осторожно людей, я несколько раз посмотрел на парня, стоявшего у двери. Его лицо выражало полное безразличие, а глаза говорили, что он где-то внутри себя, и там нерадостно.
На остановке двери распахнулись, и плотная масса людей начала двигаться в вагон. Впереди выделялся рослый мужчина с огромной сумкой на плече и не меньших размеров животом. Он двигался прямо на того парня. На лбу крупные капли пота, на рубашке мокрые пятна того же происхождения. У такого тела не было рассудка, перед ним стояли простые задачи. Выставив вперед правую руку, и пытаясь отодвинуть в сторону помеху, он вдруг почувствовал сопротивление. Его маленькая головка, крепившаяся на толстой шее, нависла над безжизненным молодым человеком, и гаркнув:
– Пшел, – он толкнул его в грудь рукой, от чего тот зашатался, но устоял, держась за поручень, А юноша, думаю, не соображая, что происходит, а скорее машинально тоже толкнул его в грудь, причем, без видимого эффекта. Тут толстяк, рассвирепев с криком:
– Ах, ты пидор, – ударил его по лицу. Завязалась, что называется, потасовка. Никто, естественно, не вмешивался. Но ограниченное пространство и время не могли привести к серьезным последствиям, если не считать унижения для какой-то из сторон.
Я признаться не ожидал, что парень окажет сопротивление. Тем не менее, я еще больше был удивлен, когда он вдруг выскочил из вагона на перрон и прислонился спиной к ближайшей колонне.
За своими наблюдениями я чуть было не опоздал выйти, с трудом протиснувшись к уже закрывающимся дверям.
А парень так и стоял спиной к колонне, наклонившись вперед. Брюки его неряшливо опустились, белая майка с коротким рукавом была растянута у шеи. Тогда я обратил внимание на то, что он покрыт красными пятнами на шее и на руках. Некоторые из них были синеватого оттенка. В дополнение к длинным, грязно-светлым волосам он производил впечатление если не бродяги, то довольно опустившегося человека. Впрочем, в московских подземных переходах я встречал похожих людей с коробкой или с шапкой в руке, просящих деньги за своих собратьев, игравших в это время на гитаре и певших слабо различимые шлягеры.
Я редко им давал деньги. У меня просто не было мелких денег.
Сначала я подумал, что у парня подрагивает голова, потому что проходящие мимо люди задевают его. Но он присел, также не поднимая головы и вытирая рукой глаза. Было очевидно – он плачет. Навзрыд и почти беззвучно.
