Терри замолчал и с трудом сглотнул. Карл стал подрагивать и сжал голову руками. Билли смотрел не столько на Терри, сколько ему внутрь, стараясь разглядеть душу, узнать правду.
Терри глубоко вздохнул. Руки его дрожали.
– На это Полмонту было что ответить, и я знаю, что он собирался сказать Голли в моём присутствии. А может, и нет, не знаю! Я не знаю! Не знаю, хотел я напугать его, чтоб он заткнулся, или это вышло случайно, но я направил на него арбалет и нащупал курок. Может, оно само сработало, или я выстрелил, я до сих пор не уверен, хотел я этого или нет, я и надавил-то слегка.
Билли пытался разобраться. Что Макмюррей хотел сказать Голли? Что Терри увёл от него Гейл. Ну конечно. Или что Терри все эти годы ей присовывал. Когда они женились, свидетелем был Карл. Билли помнил его тост. Он сказал, что свидетелем должен был быть Терри, потому что именно он познакомил Голли с Гейл. Терри.
Ещё Купидоном его называл.
– Уф, ёбаный рот. – Терри глубоко вздохнул и продолжил тихо, поскуливая: – Стрела просвистела и, прорвав мешок, попала ему прямо в шею. Он не закричал, просто отшатнулся и издал булькающий звук. Голли отступил назад. Полмонт схватился за горло, потом упал на колени. Кровь закапала на линолеум. Голли был в шоке. Я схватил его за руку и вытолкал из квартиры. Мы пошли по улице. Я вытер арбалет начисто, разломал на хрен и выкинул в залив на Галлейне.
Джус Терри Лоусон замолк, почувствовав, как при упоминании Галлейна слабая музыка заиграла на его губах. Он мельком взглянул на Билли, лицо которого по-прежнему ничего не выражало. Терри продолжил:
– На обратном пути мы остановились, и Голли вызвал Полмонту «скорую». Он спас ему жизнь. Голли! Голли его пожалел! Все думали, что это он пристрелил Полмонта, но это сделал я! Я! А он-то как раз жизнь ему спас. Я бы оставил его истекать кровью. Стрела пробила ему кадык, но позвоночник, сонную артерию и яремную вену не тронула. Но по мне, так лучше б он захлебнулся в собственной крови! Приехала «скорая», увезла его в реанимацию, сделали ему срочную операцию. Гортань была повреждена, и ему вставили такую электроприблуду, которую ему приходится нажимать, когда надо что-то сказать. Но он молчал, не сдал меня. После смерти Голли я уж решил, что точно сдаст.
Карл посмотрел на Терри.
– Как бы он тебя сдал, он же и говорить-то не мог ни фига. – Он выдавил странный смешок.
Впрочем, Терри это настроение не улучшило.
– Голли прыгнул, потому что знал про нас с Гейл… и обвинение в нападении на Полмонта он унёс с собой в могилу, чтобы Дойлы до меня не докапывались… я пристрелил Полмонта, я убил Голли!
Только Карл знал, что Голли был ВИЧ-инфецирован. Голли заставил его поклясться, что он никому не скажет. Но он бы понял. Карл был уверен, что Голли бы его понял.
– Слушай, Терри, и ты тоже, Билли. Я должен сказать вам что-то важное. У Голли был ВИЧ. Герыч. Он вмазывался с Матти Коннелом и другими наркотами из Лейта, многие из них уже померли.
– Беспредел, это ж… – Билли с трудом переваривал это известие.
Терри молчал.
– Он вписался в это дерьмо только из-за этой истории с Гейл, Полмонтом и дочуркой, – сказал Карл и, повысив голос, добавил: – Терри, мать твою, ты меня слушаешь?
– Да, – смиренно отвечал Терри.
– Так что это всё-таки Полмонт пустил его под откос, отправив несчастного за решётку, – продолжил Карл, глаза его покраснели. – Конечно, его тоже жаль, умерла мама, я его понимаю, особенно сейчас, когда… мой отец. Но минус на минус не даёт плюс, он не имел права так поступать с Голли.
Билли взъерошил Террины кудри.
– Прости, что приплющил тебя, старик.
Это произвело на Терри сильное впечатление, пробив даже броню его уныния. Но ведь теперь, думал Терри, я и не знаю его толком. Мы сто лет не виделись. Поди узнай, кто как изменился.
– Ты всё правильно сделал, – добавил Билли, – может, и не из лучших побуждений, но ты всё-таки поступил как надо, ты за него вписался и сделал то, что, по сути, должен был сделать я.
– Нет, – Терри завертел головой, – если б я остановил его, он бы по сей день был с нами…
– Или я, ведь он меня первого попросил, – сказал Билли.
– Да бред собачий, – встрял Карл, – это бы ничего не изменило. Голли решил уйти из-за того, что произошло между ним, Полмонтом и Гейл. Он так и не узнал о вас с Гейл, и у тебя хватило совести постараться избавить его от этого. Ты рисковал нешуточно схлопотать от Дойлов и получить реальный срок, а то и чего похуже только ради того, чтоб Голли ничего не узнал. Но ВИЧ был для него последней каплей. Он бы порешил себя в любом случае.
– И всё началось с того, что Полмонт порезал того парня, – заметил Билли.
– Ну, так можно далеко зайти. А зачем Голли притащил перо в «Облака»?
– Это всё я. Всё оттого, что я свою шнягу не могу в штанах удержать, – терзался Терри.
Карл улыбнулся.
– Послушай, Терри, вы с Гейл – гиганты секса. Велика беда. Людей от ебли не удержишь. Так всегда было, так и будет. Этого невозможно избежать. А вот не ебать себе голову – можно попробывать. Голли сбросился, потому что у него был вирус. Это его выбор. Я бы так не поступал, но это его решение.
Всё из-за Полмонта, думал Карл. Он вспомнил отца, о том, какое влияние он оказывал на Голли, пока тот рос. Всё те же правила: никогда не сдавай. Нет, это на фиг. Но в том-то и основная проблема морального кодекса: чтоб он работал, его должны соблюдать все. Если кто-то будет отлынивать и это сойдёт ему с рук, обрушится вся конструкция.
Билли вспомнил ту историю с Дойлами и медной проволокой. Как несколько недель спустя Дойл попросил Голли пойти с ними на футбол и как малыш загорелся, как ему хотелось произвести впечатление. И как потом всё продолжалось в «Облаках», когда Дойл бился с тем парнем. И что из этого вышло? Всё это? Или нет? Не может ведь жизнь быть цепочкой неразрешимых загадок. Должны же быть и ответы, полагаются ответы, блядь.
Карлу Юарту мир казался жестоким и непонятным, впрочем, как и всегда. Цивилизация неспособна вырвать дикость с корнем, она просто смягчает её, делает её проявления менее зловещими и показными. Вопиющая несправедливость никуда не подевалась, и единственное, на что сподобилось общество, – это невнятные толкования причинно-следственных отношений, которые прячут её за дымовой завесой вранья и мелочности. Мысли толпились, окончательно загоняя его изнурённое сознание, и зависали где-то между ясностью и полным мраком.
Билли нужно было позвонить Фабьен в Ниццу. На следующей неделе он собирался отправиться туда, релакснуть немного на Лазурном берегу. Он совсем заработался, слишком много на себя взял. Рано или поздно он избавится от Гилфилана и Пауэра, он всегда к этому стремился и в достижении своей цели не знал отдыха. Но когда он видел, что стало с Дунканом Юартом, или думал о том, что годы делают с его родителями, то понимал – жизнь слишком коротка.
– Как твоя… э, щитовидка? – спросил Карл.
– Нормально, только приходится тироксин принимать. Иногда я забываю и принимаю больше нормы, и такое ощущение, будто спида нанюхался.
Терри хотел о многом их расспросить. Рэб говорил, что у Билли французская тёлочка. У Карла девчонка в Австралии, новозеландка. Ему хотелось разузнать про них. О стольком надо ещё переговорить. К Лизе он вернётся попозже. Как здорово снова увидеть Карла, пусть даже при таких мрачных обстоятельствах, как смерть старика Дункана.
А как он гнал на Карла после смерти Голли. Он неправильно его понял, решил, что Карл хочет разрулить всё, типа, «давайте съедим по таблетке и расскажем друг другу, как мы любили Голли и как нам будет его не хватать». Думал, что он готов обесценить память друга. Но он был не прав. Конечно.
Карл думал о том же. Память о Голли то наплывала, то выплывала из реальности, как будто сам он летел на самолёте. Он с болезненным чувством виделм в этом знак приближающейся смерти. Он видел её в глазах отца. Он притормозит с наркотиками и войдёт в форму. Он уже мужчина средних лет, полжизни за спиной, не мальчик уже.
– Могу я предложить вам выпить? – спросил Терри.
Билли взглянул на Карла, чуть приподняв бровь.
– Ну, если только пива пару кружек. Я дико устал, и к тому же надо к маме вернуться поскорее, – сказал Карл.
– Моя матушка с ней и тётя Аврил, какое-то время можешь не беспокоиться, – урезонил Билли.
– «Сноп пшеницы»? – предложил Терри. Они кивнули. Он посмотрел на Билли: – А знешь, Билли, ты больше не говоришь «жесть». Раньше через слово шпарил.
Билли поразмыслил, потом покачал головой:
– Не помню, чтоб я так говорил. Я часто говорил «беспредел». Да и теперь.
Они вопросительно посмотрели на Карла. Тот пожал плечами:
– Не помню, чтоб мы так говорили. Билли иногда говорил «край», это помню.
– Может, я это и имел в виду.
Трое мужчин прошли через парк, трое мужчин среднего возраста. Один из них был полноват, другой мускулистый, атлетического сложения, третий – тощ, и одежда его кому-то показалась бы молодёжной не по возрасту. Они особо не разговаривали, но производили впечатление людей, близких между собой.
