Граф Вильгельм замер с отвисшей челюстью, тонкая ниточка слюны поблескивала на первом из его многочисленных подбородков. Затем он хлопнул упитанной рукой по ещё более упитанному бедру.
— Господи, Малкович, похоже, вы попали прямо в точку! — воскликнул он.
К моему великому, если не сказать больше, изумлению, граф принял доморощенную болтовню Малковича за глубокое откровение.
— Да, действительно, вы с предельной точностью описали проблему! Скажите, вы философ?
Малкович покраснел и скромно пожал плечами.
— Ну, в своё время меня так называли, — пробормотал он. — Конечно же, я нигде специально не учился.
— Старина, вам необходимо встретиться с нашим профессором Бэнгсом! За время пребывания у нас вы почти наверняка встретитесь с ним!
— Малкович, — вмешался доктор Фрейд, — получил особые полномочия от Министерства внутренней безопасности!
— О, — выдохнул граф Вильгельм. — Это, возможно, все объясняет. Вот почему завтрашний вечер так важен для Адельмы, — повернувшись ко мне, продолжил он. — В, бесспорно, неуклюжей, но страстной отеческой попытке облегчить ее беспокойное существование я предположил, что, быть может, именно эту вещь она и ищет, прекрасный ответ на ее бесконечные поиски. Только опытный в этом человек, объяснил я, принесет ей полное и окончательное удовлетворение.
— В чем именно? — спросил Малкович, доставив мне ни с чем не сравнимое облегчение.
— Как! — слегка ошалело ответил граф. — В пении йодлем[22], конечно же!
— Пении йодлем?
— Когда-то, до йодля, были гобелены, потом «кузнечик»[23]. Должен сказать, у нее неплохо получалось, пока она случайно не наскочила на Сюзетт и не проткнула бедняжке желудок…
— Сюзетт?
— Ее котенок. И да, конечно же, пару месяцев для нее в целом мире не существовало ничего, кроме каллиграфии. А я, услышав, что вы приезжаете, предложил йодль, это ведь очевидно. Надеюсь, вы не возражаете? И не сочтете, что я обманом организовал ваше выступление?
— Отнюдь нет, однако, на самом деле у меня не…
— Как только она услышит вас завтра, она моментально начет заниматься, я знаю, Хендрик. Вы ведь окажете ей эту услугу? — и, хитро подмигнув, граф добавил: — В том, что касается йодля, конечно!
— Ну…
— Я понимаю, что вы — один из ведущих мировых специалистов по йодлю и что ваше время дорого, но вас ждет щедрое вознаграждение, поверьте мне!
В этот момент Малкович, явно расстроенный недолговечностью своей блистательной славы, воинственно произнес:
— Сомневаюсь, чтобы он был одним из ведущих мировых специалистов по йодлю!
Тут поспешно вмешался доктор Фрейд:
— Даже те, кто получил особые полномочия от Министерства внутренней безопасности, не могут знать всего, Малкович. Кроме того, Хендрик — крайне скромный молодой человек. Он никогда не говорил о своей репутации ведущего мирового специалиста по йодлю.
— Надеюсь, вы продемонстрируете нам свое искусство на деле? — добавил граф.
Мой желудок сделал несколько отчаянных кульбитов и, слабо возроптав, провалился в слизистые глубины бурлящего кишечника.
— Джентльмены, позвольте мне принести свои извинения! — граф Вильгельм, сопя и пыхтя, тяжело поднялся на ноги. — Я почти уверен, что вы, должно быть, голодны! Ну что ж, вам как раз хватит времени привести себя в порядок перед обедом, который подадут ровно в восемь. Димкинс проводит вас в ваши комнаты.
Тут он проворно потер руки и воскликнул:
— О, Адельма будет так счастлива! Хотя бы на некоторое время.
С этими словами граф торопливо покинул кабинет.
Наверху, в промозглом, выложенном каменными плитами коридоре, на стенах которого висели вездесущие коровьи головы, я излил на доктора Фрейда все, что думал о его ужасающей лжи.
— Как вы посмели сказать ему такое? — шипел я, сдерживая голос, чтобы не услышали слуги. — Вы прекрасно знаете, что я не один из ведущих мировых специалистов по йодлю! Сама эта идея просто гротескна!
— А откуда же мне знать? Даже вы сами не знаете. Вы же не помните, кто вы такой. Быть может, это правда.
— Что я — специалист по йодлю? Не валяйте дурака!
— Что еще я мог сказать ему? Если бы я отрицал это, нас, несомненно, выставили бы за дверь, в ледяную ночь.
— А предварительно еще и избили бы до полусмерти! — добавил Малкович.
— Вы этого хотите? Чтобы нас побили и швырнули в снег?
— Ну, с такой стороны…
— Думаю, вы эгоист! — заявил Малкович.
— Что?
— Мы все для вас вделали, все! Дали вам имя, работу, положение, компанию! Пора подумать и о нас с доктором Фрейдом, вы, себялюбивый ублюдок! Мы не хотим замерзнуть насмерть снаружи!
— Я тоже этого не хочу, уверяю вас!
— Значит, все, что от вас требуется — это на несколько часов притвориться известным специалистом по йодлю! Мы просим слишком многого?
— Откровенно говоря, да. Кроме того, это не все: я должен прочитать лекцию и — если вы вдруг запамятовали — провести наглядную демонстрацию!
— В таком случае, вам лучше приступить к шлифованию своего мастерства! — сказал Малкович, и его свиные глазки злобно блеснули.
— Слишком поздно заниматься этим, — заметил доктор Фрейд с нотками сожаления в голосе. — По-моему, я слышал обеденный гонг.
Он бросил взгляд на свои наручные часы.
— Да, я не ошибся. Восемь ноль-ноль, джентльмены!
Внезапно мне захотелось расплакаться.
Столовая оказалась громадным, почти бальным залом, зато без коровьих голов. Кроме того, здесь, как и во всем особняке, было ужасно холодно. По-видимому, это заметил не я один — за столом восседала крошечная старушка, облаченная в огромную шубу, перчатки и меховые наушники. Граф неопределенно махнул в ее сторону.
— Принцесса Элизабет ван Хюссдорфер, — равнодушно сообщил он.
Пожилая леди продолжала смотреть в стол. Через несколько мест от нас расположился высокий, напыщенный мужчина средних лет, в элегантном смокинге и белом галстуке-бабочке.
— Артур Лэкс, — прошептал граф.
— Артур Лэкс, скрипач? — с любопытством поинтересовался доктор Фрейд.
— Нет, Артур Лэкс, гинеколог. Он играет на совсем других инструментах, да, доктор?
Я счел это замечание весьма безвкусным, но промолчал и сел между доктором Фрейдом и Малковичем. Граф, естественно, устроился во главе стола, а рядом с ним приземлилась некая печального вида личность с неряшливыми усами, представившаяся Мартином Мартинсоном, но умолчавшая о роде своей деятельности. Возможно, деятельность у него просто отсутствовала. Хотя огромный стол был накрыт минимум на двадцать персон, других гостей не наблюдалось.
— Профессор Бэнгс, — сказал граф, — как обычно, не может к нам присоединиться. Вы же знаете, как он погружен в свой магнум опус[24]. Интересно, он его когда-нибудь завершит? Вы ведь философ, Малкович, вы должны понимать, каково это.
Малкович с поддельным сочувствием кивнул.
— А! — воскликнул граф Вильгельм. — Первое блюдо! Что бы это могло быть? Наваристый суп, должно быть… или, может, обжаренные сардинки с кусочком лимона и черным перцем? Или острые овощные тарталетки — миссис Кудль обожает готовить овощные тарталетки! Или, может, приправленная дубовыми листьями ветчина, нарезанная тонкими вафельными ломтиками, со свежей дыней и инжиром?
Ропот в моем желудке становился все громче. Несомненно, нас ожидала роскошная трапеза — на каждого приходилось по три смены ножей и вилок, в том числе ножи для рыбы, и по две десертных ложечки. На столе также стояли искрящиеся хрустальные бокалы и маленькие изящные рюмочки для ликера. Но, когда появился слуга, его руки были совершенно пусты — ни серебряного подноса, ни супницы, ни вереницы тарелок. Он осторожно, робко подошёл к графу и что-то прошептал ему на ухо. Я увидел, как граф резко изменился в лице.
Малкович ткнул меня локтем в ребра.
— Я умираю с голоду, — прошипел он. — А вы?
— Уже умер, — шепнул я в ответ.
Граф поднял руку, привлекая наше внимание.
— Похоже, на кухне произошел небольшой взрыв, — сообщил он. — К счастью, серьезно пострадала только посудомойка, однако, боюсь, что, пока не подадут мясо, нам придется довольствоваться хлебом.
Малкович повернулся к графу Вильгельму и, к моему великому смущению, произнес:
— Очень жаль. Хендрик только что сказал мне, что он уже умер с голоду.
— Это правда? — спросил у меня граф.
— Да, но…
— Должен сообщить вам, молодой человек, что мой хлеб — это очень хороший хлеб! Между нами говоря, наш хлеб — лучший в городе. Здесь и сдобные плетенки, и тающие во рту кабачковые бриоши, и маковые рулеты, пшеничный хлеб и ржаной хлеб, pecorino[25] и булочки с розмарином. Вам этого мало?
— Прошу прощения, — начал я, — я вовсе не имел в виду…
— Тогда ешь, мой мальчик! Предайся же чревоугодию!
