– Нужно сказать Джонти, чтобы поторопился, пока нас не накрыло Мошонкой! Не хочу, чтобы он застрял дома, – говорю я Джейку, но сигнала нет.
– Ох уж эта Мошонка! – говорит Джейк.
Вскоре из нужника возвращаются Терри и Эван Баркси.
– Все, вынужден вас оставить, – говорит Терри. – Долг зовет.
– Оставайся, Тез, упрямый ты, сука, хибби, этой ночью ты работать не будешь!
– К хуям, паршивый ураганишка меня не остановит. Деньги не спят, чувак, – смеется Терри. – Все, сраные джамбо-педовки, увидимся, когда от вас будет пахнуть получше, – говорит он и рулит к выходу.
Вокруг бильярдного стола стоят Крейг Баркси, Тони Грэм, Опасный Стюарт и Дик Макгрегор, и все они наблюдают за тем, как Терри уходит.
– Хитрожопый засранец, – говорит Эван Баркси и поворачивается ко мне. – Откуда ты знаешь этого хибби, бомжару сраного?
Так он, оказывается, чертов хибби! Я бы дважды подумала, прежде чем ему давать, если бы знала! Но Эвана это нихера не касается.
– Он встречался с одной моей подружкой, – говорю я.
– Да, это он умеет, – говорит Баркси, и его губы сжимаются, а глаза превращаются в щелочки. – А вы разве не вместе сейчас были, а?
Я смотрю прямо в его маленькие глазки:
– Тебе-то какое дело?
Эван Баркси колеблется, он понижает голос и пытается придать ему непринужденный тон:
– Малыш Джонти не слишком бы обрадовался.
– Я делаю что хочу.
– Вот как? Докажи!
– Как?
– Пойдем занюхаем по дорожке. – Он кивает в сторону толчка.
– Ладно.
И вот мы идем в женский нужник, в нем две кабинки. Мы заходим в одну из них, и Эван Баркси начинает раскатывать огромную дорожку. Каждый занюхивает по половине. У меня из глаз льются слезы и колотится сердце.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Да…
– Многие здесь думают, – он слегка улыбается, показывая вонючие желтые зубы, – что малыш Джонти пытается прыгнуть выше головы.
– Ага… ты тоже так думаешь? – говорю я. Черт возьми, мне очень хреново, с меня льется пот, и сердце колотит без остановки.
– Да чисто вспомнилось.
Это невыносимо! Нельзя нюхать столько кокса, можно откинуться прямо здесь. Но я его обожаю.
– Сердце… о-о-ох…
– Давай я посмотрю, – говорит Эван и кладет руку мне на грудь.
Мне нравится это ощущение, нравится тупая улыбочка, которая появляется у него на лице, пока он пялится на мои сиськи. Поэтому я не сопротивляюсь, когда он расстегивает две верхние пуговицы на моей блузке и запускает туда ладонь.
– Клевые, кстати, сиськи, – говорит он. А потом: – Давай их сюда уже!
– Сначала раскатай еще одну дорожку, – говорю я, хоть и обливаюсь потом, а сердце все еще грохочет, как драм-машина. Пиздец, как я прусь от ебаного кокоса!
Он раскатывает, мы снова занюхиваем, и тогда нас обоих вмазывает как следует. Эванс расстегивает на мне блузку, и она спадает у меня с плеч.
– Пиздарики… – произносит он и расстегивает лифчик. Он стоит совсем близко, держит меня за обе груди руками и трется об меня. – Трахнул тебя Лоусон, да?
– Ага… – говорю я и вхожу во вкус, – трахнул меня своим большим членом… так что, черт возьми, соберешься ты уже, наконец?..
– Да… – Эван тянется к своей ширинке.
И тут где-то вдалеке раздается стук в дверь.
– Джинти! Ты там? Эй! Что ты там делаешь? Джинти? Я знаю, что ты там! Точняк! Эй!
Это малыш Джонти. У нас обоих глаза лезут на лоб, Баркси закрывает мне рот рукой, а сам прикладывает палец к губам.
– Я знаю, что ты там; Джейк и Сандра, которые работают за стойкой, сказали мне, ага, так они мне и сказали, ага, ага… что ты там, Джинти…
– Джонти, я просто зашла немного взбодриться… – говорю я ему. Мне даже не приходит в голову надеть блузку, размазало меня невъебенно.
– Джинти! Выходи! Давай выходи! Не трогай эту гадость, пожалуйста, не надо, Джинти… – И его голос срывается.
– Я выйду через минутку, не беспокойся, Джонти! – Я смотрю на Эвана, и теперь уже мы оба закрываем себе рты руками, пытаясь не засмеяться во весь голос!
У малыша Джонти такой высокий голос, словно кто-то отрезал ему его бедные яички!
– Я вижу еще одну пару ног! Под дверью! Точняк, точняк вижу, ага. Я знаю, что это ты, Баркси! Что ты делаешь? Что ты там делаешь?
– ДЖОНТИ, СЪЕБИ НАХУЙ! – орет Эван.
Я трясу головой и начинаю смеяться.
– Что ты делаешь?.. Что вы там делаете? Выходи! ДЖИНТИ!
– Мы просто припудриваем носики, Джонти, – говорю я. – Я знаю, что ты не любишь, когда я этим занимаюсь, так что иди в бар и закажи мне бакарди с колой, я приду через минуту… – говорю я и начинаю застегивать блузку.
– Нет! Выходи! ДЖИНТИ! ПОЖАЛУЙСТА! Пожалуйста, выходи, Джинти, дорогая, ну пожалуйста, ну, ну, ну…
Лицо Эвана Баркси снова перекашивается.
– ДЖОНТИ, Я ТЕБЯ, СУКА, ПРЕДУПРЕЖДАЮ! ЗАТКНИСЬ!
– ЭЙ, – кричу я, потому Джонти начинает действовать мне на нервы тем, что ставит нас в такое положение, – ИДИ ДОМОЙ ИЛИ ИДИ УЖЕ В ЧЕРТОВ БАР! БАКАРДИ С КОЛОЙ, МАТЬ ТВОЮ, ДАВАЙ!
Затем раздается удар, еще один, и дверь влетает внутрь кабинки! Он сломал замок! Я хватаюсь за сиськи, пытаюсь прикрыться.
– ДЖОНТИ!
– ТЫ… – Он смотрит на меня, потом на Баркси, потом снова на меня. – Джинти, идем домой! ИДЕМ СО МНОЙ ДОМОЙ СЕЙЧАС ЖЕ!
Эван Баркси делает шаг вперед и выталкивает Джонти.
– Съеби, Джонти, я тебе говорю!
– Это неправильно, – говорит Джонти, смотрит на меня, потом на сигнальный огонь. Он трясет головой и причитает: – Нет, нет, нет… – а затем разворачивается и выбегает из сортира.
Я надеваю блузку и выбегаю за ним следом. Эван Баркси хватает меня за запястье и говорит:
– Оставь ты этого сосунка сраного. – Он пытается меня поцеловать, но я его отталкиваю:
– Отъебись.
Я выхожу в бар, но вокруг толпа, и я вижу только, как Джейк открывает дверь и Джонти выходит на улицу. Я пробираюсь к выходу, и тогда Джейк говорит:
– ЕСЛИ КТО-ТО ХОЧЕТ ВЫЙТИ, ПУСТЬ ВЫХОДИТ СЕЙЧАС! ПОТОМУ ЧТО Я ЗАПИРАЮ ДВЕРЬ, ПОКА ВСЕ НЕ УЛЯЖЕТСЯ!
– КРАСАВА, МАТЬ ТВОЮ! – кричит кто-то.
Начинают скандировать:
– МОШОНКА, МОШОНКА, МОШОНКА, МОШОНКА! МОШОН-КА, МО-ШОН-КА…
Я не знаю, что делать, но затем оборачиваюсь, вижу Эвана Баркси, который размахивает большим пакетом первого и вопит: «Вечеринка!» – и понимаю, что в ближайшее время я никуда отсюда не уйду.
10. Что у мошонки в мешке
А вот это уже тревожный, сука, звонок! Льет как из ведра, завывает ветер, а девчушка идет себе по Куинсферри-роуд, а вокруг ваще ни души. И направляется она в сторону моста Форт-Роуд! В такое-то время и в такую дерьмовую погоду! Но – пассажир есть пассажир, и, кроме того, топятся чаще пацаны: мохнатки, которые пытаются покончить с собой таким способом, встречаются редко. Да, проходил я этот, сука, курс, где нас учили определять тех, кто собрался сделать себе харакири. Рассказывали, что нужно говорить, чтобы их остановить. Типа как консультирование в рехабе. Но меня, вообще-то, не особо колышет, хочет придурок спрыгнуть, пусть себе прыгает на здоровье. В пизду это джорджбернардовское[17] государство с его заботой о каждом; некоторые уже все для себя решили, и, наверное, у них были на то веские, сука, причины. Переубеждать их – занятие не для первого встречного. В любом случае это не про меня! Спрыгнуть со скалы, чтобы на следующий день тебе позвонила какая-нибудь пташка, мол, все-таки решила тебе дать? Ну уж нахуй. Жизнь слишком хороша, для меня, по крайней мере. И заметьте, я могу понять чуваков, которым не дают, и поэтому они решают прыгнуть: пропади оно все пропадом!
Но пташка – это другое дело. Никто в здравом уме не станет смотреть, как симпатичная мохнатка пропадает зазря. У пташки щелка должна быть горячей, чтобы крутить шпили-вили, а не лежать холодной в морге, хотя есть мерзопакостни ки, которые оценят и такое. Я виню во всем этот чертов интернет, маленькие дети смотрят жесткое порево, хотя сами еще и не вздрочнули ни разу как следует. Эта херня любому придурку мозги набекрень вывернет. Святая правда! Я хочу сказать, что я, конечно, тоже иногда такое снимаю, но только с совершеннолетними, дающими свое согласие, никаких сомнительных историй.
В общем, я останавливаюсь, и телка садится в кэб. Из-за дождя ее черные волосы прилипли к голове, а длинный черный плащ насквозь промок, глаза у нее совсем затуманенные.
– Ты в порядке, куколка? Немного ветрено для вечерней прогулки, тебе не кажется? О Мошонке не слыхала?
Но эта круглолицая пташка просто сидит себе и смотрит куда-то в пространство своими темными, карими кажется, глазами. Свет горит, но в доме, сука, пусто.
– Мост, – произносит она то ли с аристократическим шотландским, то ли с английским акцентом.
– А что там на мосту?
Она вдруг смотрит на меня вся такая надутая. Как будто меня это не касается.
– Не смотри на меня так, – говорю я, – что за лосиная морда? Ты спрыгнешь с моста, а полиция придет ко мне! Поэтому мне и приходится задавать вопросы!
