В конце концов, в пятницу вечером, после изматывающего однообразия беспрерывной дневной работы, она решила, что сыта по горло, и сказала хозяйке:
— Подождите меня, пожалуйста, минуточку. Она решила уладить это дело без дальнейших проволочек — раз и навсегда. Пегги твердым шагом направилась к аптеке. Молодой человек увидел, что она переходит улицу, и поджал хвост, как побитая собака. Когда Пегги вошла в дверь и преодолела несколько ступенек, в аптеке его уже не было. Парень дал деру через черный ход. Пегги вернулась к хозяйке. У входа в парикмахерскую их уже поджидало такси; хозяйка собралась было открыть ей дверь, но Пегги отказалась ехать, сославшись на то, что ей хочется вечером подышать свежим воздухом и прогуляться. Выражение хозяйкиного лица изменилось, огорчение ее было заметным до странности. Но она тут же взяла себя в руки.
— Ты уверена в этом? — спросила она. — Не боишься, что этот ненормальный вернется?
Пегги устало провела рукой по волосам.
— Я хотела бы побыть на воздухе. Мне станет легче, если я дойду до дома пешком.
Хозяйка натянуто улыбнулась, потом села в машину и уехала — ни здравствуйте вам, ни до свидания. Пегги резво направилась к дому. Если она так будет идти всю дорогу, за полчаса дойдет. Было ветрено, полы ее плаща развевались, как крылья, мешая идти. Ей пришлось завязать пояс, хоть делать это она не любила. С завязанным поясом фигура ее казалась мешковатой. Она шла, сердито глядя себе под ноги. В конце концов Пегги дошла до дома, распахнула парадную дверь и… даже вздрогнула от неожиданности и удивления. Тот самый парень поджидал ее, держа одну руку за спиной. Она быстро огляделась — по улице шли пешеходы. Решила, что бояться ей нечего. Парень сделал шаг в ее сторону и пробормотал что-то нечленораздельное. Она попросила его повторить, но он только смотрел на нее и хлопал своими ресницами, закованный, как в броню, в кургузую куртку и рубашку с жестким воротничком. Тем не менее в итоге он все-таки повторил сказанное, но и на этот раз она разобрала только последние его слова: «… и ты будешь последней».
Пробормотав это, он вынул из-за спины руку. В ней был букет цветов. Пегги — женщина. Сосулька в душе ее растаяла. Теперь он уже не был назойливой мухой, которая липла к ней две недели кряду, смешным недотепой в своем дурацком котелке, который, казалось, вот-вот свалится у него с головы. Он был бедным застенчивым малым, подарившим ей цветы, потратив на них, должно быть, свои последние гроши.
— Я подумал, — сказал он, — может быть, мы бы могли… — он не докончил фразу.
— Могли бы что? — мягко спросила Пегги.
Набравшись смелости, Лазарь выдавил:
— Я думал, может быть, мы могли бы поговорить.
Он даже так расхрабрился, что добавил:
— Мне нужно тебя кое о чем попросить, но только не сегодня.
От парня пахло спиртным. (Это он для храбрости, с пониманием подумала она.) Девушка удивилась собственной сентиментальности. Он был таким застенчивым. И глаза у него такие замечательные. Да, вот именно — замечательные.
— Прости, что ты сказал? — переспросила она.
Задумавшись, она не расслышала его слов.
— Я сказал: Баффинова Земля. Ты знаешь, что это такое?
— Гм, да.
Она вспомнила, что эта земля находилась где-то в Африке.
— Я подумал, — сказал он, — мы бы могли… — Недосказанная фраза, оборвавшись, повисла в воздухе.
— Что мы бы могли? — снова мягко спросила Пегги.
Лазарь выпалил одним махом:
— Я подумал, что мы бы могли пойти в кино, то есть я хочу сказать, что мы бы вместе одни могли бы туда с тобой пойти.
— Почему бы и нет? — произнесла она, не отводя взгляда от удивительно красивого лица парня, при виде которого могло растаять любое девичье сердце. — Мы могли бы сделать это завтра, завтра вечером.
— Да, Завтра.
У него чуть дрогнула рука.
— А цветы? — спросил он. — Ты не хочешь взять мои цветы?
— Ой, конечно, обязательно, извини меня, пожалуйста, мне очень совестно.
Она взяла букет и нежно прижала его к груди. Улыбнулась парню. В голове у нее мелькнуло что-то смутно связанное с приключенческим фильмом, снятым где-то в Африке, на Баффиновой Земле.
— Значит, до завтра?
— Да, до завтра. Ты подходи сюда, мы встретимся здесь, скажем, часов в семь, тебе это подойдет?
Парень коротко кивнул.
— Да, кстати, как тебя зовут?
— Зови меня Ишмаэль, — сказал Лазарь, думая о себе в третьем лице. Ему никак нельзя позабыть, что он представился, назвав себя этим именем.
— А меня зовут Пегги.
— Я знаю, — заявил он, потом резко повернулся и в прямом смысле слова понесся прочь — он почти бежал.
Свернув за угол и убедившись, что скрылся из поля ее зрения, Лазарь наотмашь двинул ногой по мусорному ящику, который сделал ему ничего плохого. На уровне бедер ткань его штанов только чуть-чуть потемнела. К счастью, уже спускались сумерки.) Она, наверняка, ничего не заметила. Но смутное чувство тревоги все равно его не покидало. Он пошел дальше, бранясь сквозь зубы. Дело в том, что он полностью сосредоточился на том, чтобы не заикаться, и поэтому на минуту забыл про то, что творилось у него в штанах.
Так вот, на следующий день он приходит, как они договорились, такой же застенчивый, так же нелепо одетый, с такими же цветами, только на этот раз она понятия не имела, что с ними делать. Она уже держала в одной руке сумочку, а в другой — зонтик, она же не о трех руках была. И потом, оделась она без особого шика, но вполне прилично: немножко красного, немножко голубого. Для первого вечера вполне пристойно. А он — можно было подумать, что он в своей одежде и ночью спит не раздеваясь. Ну да ладно, страшного в этом ничего, конечно, не было. Хотя, надо сказать, не на той ноте все начиналось. Она доверила парню понести свой зонтик.
Кино ей, надо сказать, понравилось. Сначала был короткометражный фильм с Гарольдом Ллойдом, который от души ее рассмешил. Потом душещипательная драма, главную роль в которой играла ее любимая актриса, непревзбйденная звезда — Мэри Пикфорд; Пегги даже немного всплакнула. Они вышли на улицу. Парень не смеялся, не плакал, он вообще никак ни на что не реагировал. Пегги попыталась сообразить, каким боком он зациклен на этой Баффиновой Земле. На другой стороне улицы рядом с кинотеатром была кулинария и при ней кафе; они решили туда зайти. Все это время Лазарь молчал, будто воды в рот набрал, и когда они сели за столик, он тоже продолжал хранить молчание. Пегги снова подумала, что он, конечно, очень застенчивый, и это даже в чем-то трогательно, но всему же есть предел! Она попыталась обсудить с ним фильм. Он только что-то неразборчиво мямлил и пожимал плечами. Сидел как истукан, положив руки на стол и не осмеливаясь на нее взглянуть. Время от времени он прикуривал сигареты, но ей даже не предлагал. К тому же он курил «Голдэн Бэт», которые она терпеть не могла. Ей с трудом удавалось сдерживать зевоту. Пегги сказала:
— Да, кстати, вчера ты говорил, что хочешь меня о чем-то спросить?
Парень встал.
— Можно я провожу тебя домой?
Пегги вздохнула, мол, ладно, если тебе так хочется. А сама подумала: «Если весь вечер испорчен, с этим уже ничего не поделаешь». Она не могла дождаться возвращения домой, в свою комнату, ей очень хотелось забраться в постель с хорошей книжкой и читать, грызя зеленое яблоко. Провожая девушку домой, Лазарь продолжал хранить молчание. Пока они ехали в трамвае, он с тревогой и злостью все время смотрел по сторонам, и несдобровать бы любому, кто положил бы глаз на его спутницу. У ее парадного он полез в карман куртки и вынул из него конверт. Внутри конверта лежала фотография. Пейзаж, который можно себе представить на мертвой планете.
— Что это?
Баффинова Земля, ответил он. Ничего общего с представлениями Пегги об Африке на снимке не было. Он поправил ее. Не с Африкой, а с Заполярьем. «Ну что ж, — подумала Пегги, почесав себе нос, — вот и тема для разговора». Самое время поговорить, а она собралась закрыть за собой дверь парадного. Она уже сказала себе, что больше с ним встречаться не собирается, но он сумел ее задержать. Потому что добавил:
— Сюда, когда сходит лед, приходят на стоянку большие китобойные корабли. Клянусь тебе, я когда-нибудь отправлюсь туда бить китов.
Он убрал снимок в конверт, который аккуратно положил в карман. Пегги и раньше терзала какая-то смутная догадка, но тут до нее дошло, в чем было дело. Она не читала Германа Мелвилла, но знала о его романах достаточно, чтобы сказать:
— Имя Ишмаэль ты взял из «Моби Дика». Это не настоящее твое имя.
— Нет. Мое полное имя — Ишмаэль Лазарус. Но люди меня зовут Лазарь. Только не ты.
Он вдруг как-то странно смолк.
— Что только не я?
— А ты… мне было бы очень приятно, если бы ты звала меня Ишмаэль.
