Арвен тем временем ходил от сарайчика к сарайчику, отмечая, насколько пострадала от взрыва стена, выполненная из того или иного материала, — именно тут и были нужны листы учета, которые вела Кэтлин. Профессор зачитывал цифры, а девушка вносила их в соответствующие графы и клетки.
Когда они вернулись в кабинет ее дяди, Арвен показал Кэтлин, как переносить цифры в другие графы, меняя тем самым их значение. Она внимательно выслушала объяснения и постаралась сделать то, чему он ее пытался научить.
Профессор в упор посмотрел на девушку.
Кэтлин перехватила его взгляд.
— В чем дело? Я что-то сделала не так?
Вместо ответа Арвен только рассмеялся и покачал головой. Затем придвинул ее стул поближе к себе и принялся объяснять, как можно из чисел делать новые числа, чтобы они расцветали подобно цветам.
После этого профессор пригласил Кэтлин поехать вместе с ним на поезде в Дарлингтон — чтобы, как он выразился, «отпраздновать такое дело».
— Мама будет волноваться, — запротестовала девушка.
Она продолжала стоять на своем, поэтому, когда они добрались до гостиницы, Арвен позвонил ее дяде, чтобы тот успокоил мать Кэтлин и убедил ее, что с дочерью все в порядке.
Девушка понимала, что неприятностей дома не избежать, но, проработав несколько месяцев вместе с Арвеном и Цукерманом над столь важным военным проектом, ощущала такую радость, что не сомневалась: она еще не раз воспользуется этим предлогом — мол, они загнаны в рамки безумно сжатых сроков, тем более что на следующий день оба исследователя уезжали. Цукерман в Оксфорд, Арвен — в Лондон.
До этого Кэтлин еще ни разу не доводилось ужинать в ресторане. Они оказались единственными посетителями в старомодном зальчике, украшенном картинами со сценами охоты и строгими портретами всяких знаменитостей из числа тори.
— Как-нибудь переживем, — заверил ее Арвен. Он пребывал в состоянии странного возбуждения. Глаза его блестели. — Воздушные налеты. Цифры, которые не давали нам спать по ночам. Правительство исходит в своих расчетах из того, что каждая крупица вражеской взрывчатки, сброшенная на наши головы, найдет свою цель. А это не так. Взрывная волна распространяется по совершенно определенным правилам. — Профессор набросал на салфетке какую-то схему и показал ее Кэтлин. — И не важно, как много бомб эти варвары сбросят на нас. Лишь малая их часть нанесет сколько-нибудь существенный ущерб.
На мгновение Арвен задумался.
— Куда большую угрозу представляют пожары. Но лучше уж, как говорится, знакомый черт. С ними мы по крайней мере знаем, как бороться.
Пока они ели, он рассказывал, как надо вести себя, чтобы остаться в живых во время воздушного налета.
— Перед тем как выйти из дома, завернись в старое одеяло. Оно смягчит удар взрывной волны и защитит от удара легкие. Если бомбы продолжают падать, ложись в канаву лицом вниз. Канавы — отличное бомбоубежище. Осколки перелетят выше, не причинив вреда. И еще повесь на шею предупреждение, да покрупнее, чтобы сразу бросалось в глаза.
— Это еще зачем? — удивилась Кэтлин.
— На тот случай, если тебя ранит. Взрывная волна сжимает легкие. Представь себе — но только не подумай, что я об этом мечтаю! — какой-нибудь верзила-спасатель найдет тебя и решит прямо на месте сделать искусственное дыхание…
Кэтлин покраснела.
— А что? Разве не так? — усмехнулся профессор. — И вот тогда ему в глаза бросится предостережение «Слабые легкие. Катись подальше». Ну или что-то в этом роде.
Девушка от удивления даже разинула рот.
— Это правда? Надо вешать на шею такие предостережения? Вы всем рекомендуете так сделать?
Арвен рассмеялся.
— Что-то мне еще не попадались люди, которые разгуливают по улицам, завернувшись в старое одеяло. Может, ты видела?
Кэтлин сдержанно улыбнулась. Впрочем, как жаль, что окружающие обычно не прислушиваются к дельным советам. Привычка и глупые условности оказываются даже сильнее, чем стремление выжить.
Профессор пожал плечами.
— Самое главное — помни про канаву. Это вещь надежная. К тому же не придется беспокоиться по поводу того, как ты смотришься со стороны, — произнес он и отхлебнул пива. — Правда, я не думаю, что немцам взбредет в голову бомбить это захолустье.
Потом разговор перешел на другие темы.
— Я знаю, ты видишь числа… — сказал профессор.
И вновь Кэтлин залилась краской.
В ту ночь Джон Арвен должен был ночевать в Дарлингтоне, однако настоял на том, что проводит девушку до дома.
— Я еще успею вернуться. Поезда ходят до одиннадцати, — произнес он, когда Кэтлин начала было возражать. — Или ты, или местные красотки. Я уже сделал свой выбор.
— Войну не выиграть при помощи бомб или пуль, — говорил он, когда они сели в поезд. — Да ты сама это видела. От взрыва мало толку, если бомба сброшена наобум. Впрочем, зачем мне это рассказывать, ты все понимаешь не хуже меня… Тебе только кажется, что ты ничего не знаешь. Вернее, пока что не знаешь — повторяю, пока… Мне уже ясно, что ты видишь, причем без особого труда. Я имею в виду цифры… — Тут профессор на мгновение умолк. — Для большинства людей числа — это нечто такое, чему надо учиться. Но только не для тебя. Я прав?
— Не понимаю, что вы имеете в виду, — сказала Кэтлин не очень убедительно.
Арвен прищурился.
— Повторяю, сегодня нельзя победить, если надеяться только на летчиков, генералов и прочих героев — они тут ни при чем. Эту войну можно выиграть лишь благодаря числам. Числам — и тем людям, которые умеют с ними обращаться. Теперь понятно?
Девушка покачала головой.
Они вышли из здания станции.
— Я не могу тебе предложить многого, — сказал профессор. — Потому что лично у меня почти ничего нет. По крайней мере ничего материального… Разве что работу в правительстве или в адмиралтействе. Что-то вроде того.
Несмотря на сгустившиеся сумерки, он разглядел выражение лица Кэтлин.
— Не смотри на меня так! Ведь это никакой не секрет. Кроме того, я мог бы многому тебя научить. Как только освоишь азы, никому не будет дела до того, что ты — обычная девчонка из провинции. С такой головой будешь сама диктовать правила игры.
Тон Арвена задел Кэтлин. Интересно, что я должна на это ответить, подумала она. Ее мать наверняка что-нибудь сказала бы. Но вот что?
И тогда Кэтлин решительно произнесла:
— Цвета… — но тотчас осеклась.
— Они самые, — кивнул Арвен.
— Это значит, что я дурочка…
— Боже, какой идиот сказал такое? — пожал плечами профессор.
— То есть я не дурочка? — дрожащим голосом переспросила Кэтлин.
Арвен мягко взял ее под руку.
— Ну, если ты дурочка, то я — законченный идиот и совсем круглый дурак. А в правительстве — сплошь и рядом тупицы.
Кэтлин вздрогнула. Это было сродни тому, как если бы она узнала о существовании неведомого доселе брата. Да нет же, целой большой семьи!
Когда они подошли к ее дому, Арвен поцеловал девушку.
— Кэтлин, обещай мне. Нам нужны такие люди, как ты. Те, кто умеет работать.
Мать наверняка все видела в окно, потому что, как только они с ней остались вдвоем в тесной кухоньке, она залепила Кэтлин звонкую пощечину. Уж этот удар в отличие от воздушных налетов был спланирован точно, и вся его сила пришлась в самую цель. Девушка потеряла равновесие и больно стукнулась головой об угол стола.
* * *
Кэтлин лежала на полу. Где-то поблизости слышалось дыхание матери. Девушка попробовала сфокусировать взгляд. Рядом валяется хлебная корка. Мать наклоняется и, наверное, сейчас попытается помочь подняться дочери на ноги. Нет, ее внимание привлекла корка… Подняв кусок черствого хлеба с пола, она отнесла ее в мусорное ведро и лишь потом вернулась к Кэтлин.
Затем мать приготовила чай, плеснула в него синеватого молока, усадила дочь за стол и извинилась перед ней на свой странный манер.
— Ты только посмотри, до чего ты меня довела! — зарыдала она.
Кэтлин мелкими глотками пила чай, не зная, что сказать.
— Нет, ты посмотри только, до чего ты меня довела!..
Кэтлин молча наблюдала, как мать, все еще плача, взяла ведро и понесла его к черному ходу. Девушка заглянула в ведро. Оно сияло чистотой. В нем не было ничего, кроме злосчастной хлебной корки.
Кэтлин пила чай, прислушиваясь к удаляющимся шагам матери — та явно шла по садовой тропинке в сторону компостной кучи. Вскоре она вернулась и ополоснула ведро. Затем наполнила кастрюльку водой и поставила на плиту, а сама села за стол, обхватив руками заварочный чайник. Но просидела недолго — снова поднялась и вылила в ведро старую заварку, взяла его и зашагала в сад. Пока мать выносила ведро, вода в кастрюльке закипела.
От Джона Арвена Кэтлин Хоскин узнала следующую истину: если вы чего-то боитесь, то посмотрите этой вещи в глаза, но не со страхом, а со здоровым человеческим любопытством.
